Два товарища (сборник)

– Мы еще одного хотели взять, – сказал дружинник, приведший меня, – да он убежал.

– Ладно, идите. – Сержант недовольно махнул рукой. – А ты садись на скамейку, посиди.

Я сел на желтую, с облупившейся краской скамейку, дружинники все еще стояли, переминаясь, перед барьером, отделявшим их от дежурного.

– Ну, чего стоите? – сказал дежурный. – Сказано вам: свободны.

Они-то, наверное, думали, что им вынесут благодарность за их выдающийся подвиг. Обиженные, они повернулись и направились к выходу.

Сидевший на табуретке у входа толстый милиционер в сдвинутой на глаза фуражке посторонился, дружинники вышли.

– Так, может, я пойду, если я вам не нужен, – сказал я и встал.

– Отдохни пока, – сказал дежурный и обратился к стоявшей перед ним девице примерно моего возраста, а может, чуть-чуть постарше: – Так как твоя фамилия? – Девица стояла, положив руки и подбородок на барьер, и смотрела на милиционера преданными глазами.

– Иванова, – сказала она охотно.

– А может, Петрова?

– Может, Петрова, – согласилась девица.

– А правильно как?

– Правильно Иванова.

– Ты где-нибудь работаешь?

– Нет. Работала в столовой, потом уволили по сокращению. На самообслуживание перешли.

– В какой столовой?

– В какой столовой-то? Ну, в обыкновенной столовой. Знаете, где едят.

– Ты мне голову не морочь. Номер столовой?

– А я чего-то не припоминаю.

– И где находится не помнишь?

– Нет.

– Ну, хорошо. А родители у тебя есть?

– Нет.

– А у кого ты живешь?

– У тетки.

– А как фамилия тетки?

– Иванова.

– А зовут как?

Девица перевела взгляд с сержанта на меня, потом опять на сержанта, пожала плечами и вздохнула.

– Не помню.

Сержант вздохнул тоже.

– Ну, хорошо. А где живет твоя тетка?

– А она не живет. Она померла.

Дежурный вышел из себя.

– Слушай, что ты мне голову морочишь. Вот сядь здесь и сиди до утра. Начальник придет, он сам с тобой будет разговаривать.

– Как же сидеть? – возмутилась девица. – Мне на троллейбус надо и спать охота.

– Сидя поспишь. Ну-ка, танцор, подойди сюда.

Я подошел.

– Как фамилия?

– Важенин.

– Зовут?

– Валерий.

– Где работаешь?

– В почтовом ящике. – Я решил напустить туману.

– Что ж ты, ящик, без билета на танцы лазишь? Денег нет? – (Я промолчал.) – Раз денег нет – сиди дома. А теперь будешь здесь сидеть. До утра. А утром к судье – и на пятнадцать суток. Понял? Вот. Садись… Крошкин, – сказал он толстому милиционеру. – Ты тут погляди за ними. Я сейчас вернусь.

Сержант ушел.

Девица сидела на лавочке, обхватив руками колени и глядя в пол. Когда я садился с ней рядом, она быстро вскинула на меня глаза и снова опустила их к полу. Я исподволь к ней пригляделся. Беленькая такая, с красивыми ногами. Глаза у нее, насколько я успел заметить, были большие, темные, только слишком подкрашены в уголкаx. Темная юбка в обтяжку слегка открывала круглые колени.

– Тебя правда Валеркой зовут? – шепотом спросила девица.

– А что ж я – врать буду? – ответил я тоже шепотом.

Она убрала руки с колен и подвинулась ко мне вплотную.

– А я им все вру, – сказала она. – Им хоть правду говори, хоть неправду – все равно не поверят, так я вру нарочно, пускай работают, пишут свои протоколы. Или еще не говорю ничего. Спрашивает: «Как зовут?» А я говорю: «Не помню». – «Что, говорит, тебе память отшибло?» А я говорю: «Не отшибло, а я такая и родилась беспамятная». Ну, он злится! А вообще-то меня Татьяна зовут.

– «Итак, она звалась Татьяной…»

– Чего это ты сказал?

– А это стихи такие, – сказал я.

– Стихи? – переспросила она мечтательно. – Я стихи ужас как люблю. Прямо до смерти. – И прочла, откинув в сторону правую руку: – «Вино в бокале надо пить, пока оно играет, жизнь дана, надо жить, двух жизней не бывает».

Милиционер на табуретке очнулся, сдвинул фуражку на затылок, посмотрел на Татьяну.

– Ты чего? – спросил он зловеще. – Самодеятельность устраиваешь?

– Проснулся? – обрадовалась она. – С добрым утром, дядя. Физкультпривет!

– Я вот тебе дам физкультпривет, – лениво проворчал милиционер.

– Какой сердитый, – скривила губы Татьяна. – Тебя что, работа испортила?

– У меня работа нормальная, – сказал милиционер. – Не то что у тебя.

– А сколько тебе платят за твою работу, а?

– С меня хватает.

– Я вижу, что хватает. Небось, когда здесь по коридору идешь, ушами за стенки цепляешься.

– Замолчи! – повысил голос милиционер.

– А чего мне молчать-то? Свобода слова. Понял? Чего хочу, то говорю.

– Замолчи, а то встану, – сказал милиционер. И встал.

– Ну, чего встал? – Татьяна тоже встала. – Думаешь, я тебя испугалась, да? Да мне на тебя плевать. Тьфу!

Милиционер двинулся к ней. Я вжался в стенку. Ceйчас что-то будет. Татьяна, протянув вперед руки с растопыренными пальцами, продолжала дразнить приближавшегося к ней милиционера.

– Ну, подойди сюда, – перешла она на завораживающий полушепот. – Подойди, бегемот проклятый, подойди еще. А-аа! – закричала она неожиданно пронзительным голосом, вскочила на лавку и прижалась спиной к стене.

– Чего орешь? – растерялся милиционер.

– А что, испугался? – Татьяна заплясала на лавке. – Чего ору, да? А вот хочу и ору. А-аа! – закричала она еще пронзительней.

Расстегивая на ходу кобуру револьвера, вбежал дежурный сержант. Остановился посреди комнаты.

– В чем дело? – спросил он, переводя взгляд с Tатьяны на милиционера.

– Спроси у нее. – Милиционер отошел к своей табуретке, сел и снова закрыл глаза козырьком.

– Чего вопила? – спросил с любопытством сержант у Татьяны.