Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Он остановился, дышал ртом. Рыжий зверек плыл среди искрящегося поля. Бураковский подумал, что лиса спасает свою жизнь. Он улыбнулся, зачерпнул снега и приложил к разгоряченному лбу.

2

Хомичев и я были в одной школьной компании. С годами нас развело в стороны, иногда встречались на улице, но дальше обычных вопросов о делах и семье не углублялись. Мы оба испытывали неловкость из-за того, что переменились, что перестали быть беспомощными юнцами и что уже не нуждались в поддержке друг друга.

Жизнь Хомичева протекала на моих глазах, а перед его гибелью мы провели вместе целый вечер, - многое я о нем знал. Он развелся с Леной, во второй раз женился, но тосковал

по дочери и первой жене.

– Она вышла замуж?
– спросил я, словно это могло иметь какое-то значение.

– Нет, - ответил Хомичев, усмехнувшись.
– Я здорово ошибся, Бураковский. Вот сейчас пойду в горы, а когда вернусь, может, расскажу тебе о наших общих знакомых.

Он повел группу новичков-альпинистов, но обратно его привезли в железном ящике. На простое тренировочное восхождение он пошел без каски. Сорвавшийся камень попал ему в голову и опрокинул в пропасть.

Я бывал в разных передрягах и знаю, как профессионал относится к обеспечению безопасности. Поэтому смерть мастера спорта по альпинизму Володи Хомичева показалась мне странной.

И я восстановил события одного дня, который, по-видимому, надо считать начальным во всей истории гибели моего товарища.

* * *

Сидели в машине в том порядке, в каком их словно рассадила субординация: на заднем сиденье помощник районного прокурора Пушнин и майор Беличенко, а впереди - молодой Хомичев, ему и приходилось вертеть шеей, оглядываться.

– С малолетними - только пряником!
– сказал Беличенко.
– Кнутом мы загоним болячку внутрь, а потом неизвестно когда пружина сорвется, и мы имеем - что? Сами знаете что.

Майор был низкорослый, широкоплечий, с огромными кистями рук.

– Откуда у молодых работников это представление о мягких законах? спросил Пушнин, имея в виду Хомичева.

Хомичев отвернулся.

Майор вздохнул. Наверное, ему не хотелось поддерживать помощника прокурора и критиковать своего сослуживца. Беличенко было уже за сорок, и тридцатилетний Пушнин казался ему почти таким же зеленым, как и двадцатишестилетний Хомичев.

– Возможности законотворчества весьма невелики, - сказал Пушнин.

Хомичев не утерпел, повернулся.

– В прошлом году у нас было семь дел о приписках в строительстве и промышленности, - азартно вымолвил он.
– Можно было посадить сорок очковтирателей, а посадили всего двух. И то - сроки ниже минимальных!

– Ну закон-то тут не виноват, - уклончиво ответил Пушнин.

– А вы говорите!
– закончил Хомичев.

Навалившись боком на спинку, он ждал ответа.

– Delenda est Carthago*, - улыбнулся Пушнин майору.

______________

* Карфаген должен быта разрушен (лат.).

Хомичев стал хмуро смотреть вперед на зеленеющие поля озимой пшеницы.

– Володя у нас один из лучших работников, - примирительно заметил Беличенко и рассказал, как Хомичев раскрыл дело о краже пятидесяти восьми тысяч рублен из колхозной кассы. В его голосе звучали просительные нотки. Ехали в колонию для несовершеннолетних, где Хомичеву предстояло допросить одного парня, к которому неожиданно потянулась нить из нового следствия. Утром Хомичев и Пушнин были настроены дружески; Пушнин весело сообщил, что уже успел пробежать трусцой три километра, отвел дочку в детсад и написал страницу статьи для юридического журнала. Он был поджарый, с рыжеватыми вьющимися волосами. И выше Хомичева на полголовы.

"А я уж давненько спортом не занимался, - вздохнул тогда Хомичев.
– У нас по средам в восемнадцать ноль-ноль физподготовка - бассейн, зал, корты. Но куда там сходить! Кто пойдет, на того косятся, как

на лодыря".

"Это дико!
– ответил Пушнин.
– Кому нужен вялый сыщик? Я бы на месте вашего начальника обязал всех заниматься спортом!"

Потом неожиданно Хомичев начал придираться к Пушнину.

Беличенко все пытался смягчить Хомичева и расхваливал его, как умел. Он вспомнил и послевоенный ОББ, отдел борьбы с бандитизмом, где работал отец Хомичева, засады, перестрелки, и то, что еще в школе Хомичев стал заниматься альпинизмом, что в армии стал мастером спорта, что заочно учится. И жена у Володи обаятельна, и дочурка смышленая.

– Слушай, - переходя на "ты", сказал Пушнин и тронул Хомичева за плечо.
– Обычно дети оперативников воспитываются среди уличной шпаны. Какая-то странная закономерность! Ты ведь тоже?

– А ты?
– повернулся Хомичев.

Сильные прямые губы Пушнина улыбались.

– И я, - кивнул он.
– Уголовная романтика... Андреич, мы оба могли бы стать вашими подшефными, - сказал он Беличенко.
– Страшно представить, как легко было переступить грань.

Но по его спокойному доброжелательному тону было видно, что ему ничуть не страшно.

– А я стащил у бати тэтэ, - оживился Хомичев.
– Засунул под рубаху. А уже вечер, идет по улице бабка, я на нее пушку: "Руки вверх!" Она как огреет меня сумкой!

– Сумкой?
– спросил Пушнин.
– Ну и дальше?

– Убежал.

Постепенно настроение у всех выровнялось, пошли рассказы из следственной практики. Беличенко закрыл глаза и сквозь дрему улыбался.

Проехали поселок Тополиный. В окна налетело тополиного пуха. Листья деревьев лоснились, на шоссе лежали полосы яркого света и тени.

Хомичев еще не бывал в колониях, ждал встречи с любопытством и смущением. Он не знал, как относиться к малолетним преступникам.

Их встретил начальник колонии, пожилой полковник с жестким, как показалось Хомичеву, лицом. В окно кабинета была видна верхняя, проволочная часть забора, сквозившая черной сеткой на фоне неба. Светло-серые глаза полковника были задумчивы. Может, он сожалел, что потратил жизнь не на то? В его облике угадывалась властная натура. Нет, вряд ли сожалел. Рядом с ним Беличенко и Пушнин сделались незаметны, он выделил Хомичева и говорил, глядя на него. Полковник не отличался красноречием. Он рисовал картину простыми стертыми словами: "Наша задача использовать педагогическое наследие Макаренко и ликвидировать конфликт между воспитанниками и обществом", "перспектива - готовить к освобождению", "вечерняя школа работает по недельной двадцатиодночасовой программе", "сроки от пяти до десяти лет, убийства, изнасилования, разбой". Несмотря на эти шаблонные фразы, Хомичев слушал с угрюмым вниманием. В глазах полковника было страдание. "Недавно была встреча с нашими бывшими воспитанниками, они отмечали двадцатипятилетие освобождения. Среди них директор завода, доктор физико-математических наук, прорабы, тренеры, инженеры".

– Вы считаете нашу систему наказания достаточно жестокой?
– спросил Пушнин, словно продолжая прошлый спор с Хомичевым.

– Вопрос перевоспитания человека никогда не решался с позиции силы. Я и мои коллеги придерживаемся этого принципа.

– Ясно, - кивнул Пушнин (Хомичев вспомнил его латынь о Карфагене).
– А кого у вас больше, городских или сельских?

– В основном дети из промышленных районов. Из сельской местности единицы.
– Полковник поглядел на часы.
– Еще урок не закончился. Здесь подождем или пройдемся по территории?

Поделиться с друзьями: