Два вампира (сборник)

— Нет, это не просьба о прощении,— ответил я.— Как правило, я говорю именно то, что думаю.

Я внимательно, изучал его лицо: скульптурный профиль, великолепная кожа, ничем не отличающаяся от человеческой, разве что чересчур гладкая и совершенно лишенная волос... Нет, словами описать это просто невозможно! Когда вы входите в какой-либо храм эпохи Возрождения и видите там огромную, величественную в своем идеальном совершенстве статую, она не вызывает страха в вашей душе, потому что вы сознаете, что это всего лишь каменная фигура, не более. Но та статуя, что стояла передо мной, была живой!

Мемнох обернулся, словно только теперь заметил, что я пристально наблюдаю за ним. Когда наши взгляды встретились, в его глазах я увидел мириады переливающихся разноцветных точек. Он наклонился вперед, и я почувствовал на своей щеке нежное прикосновение его мягких, совершенно гладких, чуть влажных губ — горячее дыхание жизни сумело проникнуть даже сквозь мою давно затвердевшую, ледяную кожу и обожгло меня так, как может обжечь только кровь... Живая кровь! Каждая частичка во мне пылала, а сердце пронзила боль, причем я мог, приложив палец к груди, с точностью указать, в каком именно месте.

— А что чувствуешь сейчас ты? — спросил я Мемноха, изо всех сил сопротивляясь разрушительному действию его поцелуя.

— Я чувствую кровь сотен и сотен людей,— шепотом ответил он. — Я чувствую душу, познавшую сотни других душ.

— Познавшую? А быть может, просто уничтожившую?

— Ты готов прогнать меня из ненависти к самому себе? Или я могу продолжить свой рассказ?

— О, пожалуйста, пожалуйста, продолжай!

— Итак, люди выдумали или открыли для себя Бога.— Голос Мемноха вновь звучал ровно, спокойно, а интонация была почти поучительной и в то же время смиренной.— В некоторых племенах поклонялись сразу нескольким богам, каждый из которых почитался как создатель той или иной части мира. Да, конечно, знали люди и о том, что души умерших бессмертны и обитают где-то рядом, а потому пытались вступить с ними в контакт, оставляли дары на могилах, совершали жертвоприношения. Они обращались к душам своих соплеменников с самыми разными просьбами: об успешной охоте, о рождении ребенка...— словом, искали у них защиты и помощи во всех делах.

И когда мы, ангелы, проникали в преисподнюю...— а должен тебе сказать, что наше невидимое присутствие в пространстве, где безраздельно царили души умерших, не причиняло им беспокойства,— когда мы заглядывали туда, то видели, что внимание и любовь тех, кто оставался на земле, укрепляли и поддерживали жизненные силы бесплотных душ.

Так же как и ангелы, души эти различались между собой и по интеллекту, и по степени интереса к тому, что происходило вокруг.

Одни, например, сознавали, что мертвы,— они старались откликнуться на молитвы своих детей, помочь советом и прикладывали все силы, чтобы иметь возможность вести долгие безмолвные беседы с потомками. Они даже пытались являться им, используя всю мощь своей невидимой субстанции, для того чтобы привлечь и сконцентрировать в ней мельчайшие частички материи, витающие в пространстве. Они стремились рассказать о тьме, в которой пребывают, о горечи — вечной спутнице смерти, о том, что нужно быть сильными и храбрыми при жизни... Иногда потомки видели их во сне, ибо спящий разум человека открыт для общения с душами мертвых.

Обитатели преисподней — по крайней мере некоторые из них — сознавали, что вера и внимание детей поддерживают их существование, а потому неоднократно напоминали потомкам о долге перед умершими, о необходимости молиться им и приносить дары на их могилы. Эти. души казались наименее растерянными и смущенными, однако в одном аспекте они ошибались так же, как и остальные: они считали, что видели все, что можно было увидеть.

— Они понятия не имели о существовании рая?

— Ни малейшего! Ни один лучик небесного света не проникал в преисподнюю, туда не доносился ни один звук райской музыки. Души, которые там пребывали, видели только тьму, звезды и людей, оставшихся на земле.

— Ужасно! Разве можно вынести такое?!

— Можно, если считаешь, что приносишь пользу своим детям, и если ты все еще способен черпать силы, глядя, как потомки совершают возлияния на твоей могиле. Можно, если тебя радует, когда живые прислушиваются к твоим советам и осуждают тех, кто этого не делает, если ты имеешь возможность беседовать с ними, хотя бы изредка появляться перед ними воочию и видеть, что это приносит заметные результаты.

— Да, я понимаю. Потомкам они казались своего рода божествами.

— Вот именно. Богами-предками, богами-предтечами, если можно так выразиться. Но они не имели ничего общего с Создателем всего сущего. Как я уже говорил, люди четко разделяли эти два понятия.

Преисподняя чрезвычайно заинтересовала меня. Я принялся изучать ее, что называется, вдоль и поперек. Некоторые души не сознавали, что мертвы. Они чувствовали себя ослепшими, несчастными, потерянными и без конца стенали и плакали, словно малые дети. Мне кажется, что они были настолько слабыми, что даже не ощущали присутствия рядом других душ.

Встречались души, явно пребывавшие в заблуждении и полагавшие, что они по-прежнему живы. Они преследовали своих забывших о долге перед предками родственников, тщетно пытаясь докричаться до них и уж тем более явиться им в снах. Ибо у душ, которые все еще числили себя среди живых, недоставало разума привлечь к собственной субстанции частички материи и таким образом сделаться видимыми.

— Это мне тоже понятно.

— Итак, прежде чем продолжить, уточню еще раз. Одни души сознавали, что они не более чем призраки, посещающие тех, кто остался на земле. Другие пребывали в уверенности, что остаются живыми и что против них ополчился весь мир. А третьи просто бесцельно плавали в пространстве. Они видели, что происходит вокруг, слышали звуки, доносившиеся из мира живых существ, но оставались отстраненными от всего этого и как будто пребывали в некоем ступоре или глубоком сне. Но некоторые души погибали!

Да, они погибали прямо на моих глазах! И вскоре я понял, что таких немало. После того как душа, обреченная на смерть, покидала свою плотскую оболочку, она еще приблизительно в течение недели — ну, иногда месяца, не более,— сохраняла форму человеческого тела, а потом начинала медленно таять. Ее субстанция постепенно как бы растворялась, подобно тому как это происходит с внутренней субстанцией умершего животного. И в конце концов она просто исчезала, рассеивалась в воздухе — быть может, вновь возвращалась к некой форме божественной энергии и сущности.

— Так вот что, по твоему мнению, происходило! — с отчаянием в голосе воскликнул я.— Их энергия возвращалась к Создателю! Крошечный язычок пламени свечи вновь сливался с вечным огнем!

— Я не утверждаю, что все происходило именно так,— ответил Мемнох.— С уверенностью могу сказать лишь одно: мне ни разу не приходилось видеть, как маленькие огоньки взмывают к небесам, чтобы навсегда исчезнуть в мощных и любящих объятиях божественного пламени. Нет, ничего подобного не было!

Божественный огонь не достигает преисподней. Как не простираются туда милость и утешение Господни. И тем не менее обитающие там души несут на себе отпечаток как нашего, так и Его образа, они стремятся сохранить этот облик и жаждут жизни после смерти. Наверное, в этом и состоит самое мучительное для них испытание — в неизбывной жажде жизни за гранью смерти.

— А если она отсутствует в самый момент смерти, то душа попросту исчезает? — спросил я.

— Ни в коем случае. Эта жажда, похоже, присуща всем от природы. Она исчезает уже в самой преисподней, и только после этого искра жизни в душе начинает гаснуть. Надо сказать, что душам приходится пройти через многие испытания и выдержать их дано далеко не всем, а лишь наиболее сильным. Как правило, стойкости для этого хватает только тем душам, которые осознают себя либо божествами, либо людьми, проникшими в царство доброго Бога, и которые проявляют интерес и внимание к оставшимся на земле. Более того, они оказывают влияние и на более слабые души, помогают им обрести силу, тем самым спасая их от смерти и окончательного исчезновения.