Двадцать четыре секунды до последнего выстрела
Шрифт:
— Серьёзно, — она прожевала кусок поджаренной ветчины и прикрыла глаза от удовольствия, — с тобой есть о чём поговорить, ты хорош в постели, не изменяешь, не спишь до обеда, да ещё и готовишь.
Смех перешёл в ржач.
— Меня пугает такое количество комплиментов. Сразу начинаю искать подвох.
— Никакого подвоха, — Джоан улыбнулась, но как-то немного грустно, — я не понимаю, как вообще вышло, что ты развёлся…
— У меня есть короткий ответ и длинный, — сказал он, доедая остатки омлета, — тебе какой.
Джоан посмотрела внимательно, откинула чёлку и решила:
—
— Они оба честные, — не то, чтобы развод с Эмили был его любимой темой для разговора, но Джоан имела право на этот вопрос, так что никаких проблем он не видел, — мы с Эмили не очень подходили друг другу, — он пожал плечами, отставил тарелку, за неимением тумбочки, на пол, — Эмили хотела мужа рядом, а не чёрт разбери где, в горячих точках. Меня не было по многу месяцев, она всё время ждала, что меня убьют, радовалась моему возвращению, а потом плакала, говорила, что я какой-то чужой. Её это убивало. А меня раздражало, что половину отпуска я должен тратить на то, чтобы её успокаивать, вместо того, чтобы наслаждаться жизнью. Через три года после свадьбы нас уже связывала только Сьюзен, через шесть лет нам хватило смелости в этом признаться.
— Чего она ожидала от военного? — пробормотала Джоан.
— Мы тогда оба поняли, что либо я ухожу из армии, и мы пытаемся построить наш брак заново, либо мы разводимся и не мучаем друг друга и ребёнка. Я не был готов уйти, — он вытер губы тыльной стороной ладони.
— Я бы тоже не оставила службу.
— Тогда не вздумай выйти замуж за гражданского, — Себ снова перебрался к ней поближе и устроил голову у неё на коленях, — это сводит с ума…
— Ты говорил с ней когда-нибудь о своей работе? Рассказывал, что там происходило?
— Шутишь? — нет, рядом с Эмили он вёл себя так, как будто занят чем угодно, кроме войны.
— У меня был парень… он сбежал от меня, когда я вела дело маньяка, проводившегося выкалывать жертвам глаза.
Себ засмеялся.
— Могу представить.
— Кажется, — Джоан подхватила смех, — он сломался, когда на его вопрос о том, как прошёл день, я не выдержала и пожаловалась на отчёт судмедэксперта. Скажи, Себ, как бы ты отреагировал, если бы девушка рассказала тебе о личинках в глазницах?
Он прищурился:
— Я посоветовал бы не варить в этот день рис на ужин. И что, хочешь меня заверить, что безглазые трупы — самое страшное в твоей работе?
Джоан повалилась на подушки, уставилась в потолок и с нарочито-серьёзным выражением лица принялась перечислять варианты — но так и не нашла ничего, что могло бы Себа удивить.
Потом она вдруг осеклась и сказала тихо:
— Самое страшное, это лицо парня, которого я застрелила, — и по тону Себ понял, что она больше не дурачится, — я должна была выстрелить, но я не хотела, чтобы он умер… — она сглотнула, — Знаю, глупый вопрос, но… ты же убивал, да?
— Армейское командование записывает на мой счёт девяносто шесть успешно поражённых целей, — сказал он ровно, чувствуя, как под его щекой сердце Джоан делает короткий пропуск.
— Мне мой один снится иногда… Как ты с этим живёшь?
Себ перевёл взгляд на трещину в потолочной
штукатурке. После «МорВорлд» их стало сто семнадцать. А дальше он сбился со счёта.— Нормально. Просто… на войне ты не можешь думать о целях как о людях. Это противники. У тебя есть приказ, который ты выполняешь.
— Ты помнишь их? Лица, моменты смерти?
— Почти никого. Помню трудные задания, выстрелы в сложных условиях, а цели… Я знаю ребят, которые помнили каждого убитого, и, как бы они ни держались, рано или поздно это их ломало.
Джоан провела пальцами по его волосам, и Себ прикрыл глаза — это было приятно.
— Тот, кого ты застрелила… У тебя ведь не было выбора? Ты должна была стрелять?
— Чтобы спасти себя и всю группу… Я прострелила ему плечо, а у него оказалось слабое сердце. Болевой шок убил его на месте.
— Ты не могла об этом знать, — он нашёл её ладонь, сжал и коснулся губами середины. — Это не убийство. Ты сделала то, что должна была сделать, и ты молодец.
Они немного помолчали, а потом Джоан наклонилась к нему, шепнула:
— Хватит об этом, — и поцеловала.
Себ не был против — в отличие от монстра-кота, который выбрал именно этот момент, чтобы завопить под дверью.
Они расхохотались, Джоан с недовольной гримасой встала и впустила Фредди в комнату. Он немедленно запрыгнул на кровать и басовито заурчал.
— Он голодный? — спросил Себ, почёсывая его под подбородком.
— Он просто наглый, если не пустить — так и будет орать часами. Да, Фредди? — Джоан потрепала кота за ухом, заставляя его недовольно помотать головой.
— Почему Фредди?
— Голосистый как Меркьюри и когтистый как Крюгер.
Взяв кота на руки, Джоан снова устроилась поудобнее под одеялом, зевнула и призналась:
— Впервые за много лет не хочу понедельник.
— А я не хочу уезжать.
Ему нравилось это ощущение замершего времени: тёплая, даже душноватая спальня, Джоан рядом, даже этот кот, меньше всего на свете похожий на кота.
Конечно, было понятно, что понедельник всё-таки наступит, а Себу лучше бы успеть на последний поезд до Лондона. Но пока можно было притвориться, что за пределами спальни мира вообще не существует.
Однако он существовал.
Звонок телефона оказался слишком резким и совершенно чужеродным. Джоан дёрнулась, потом пробормотала:
— Это твой.
Себ вылез из постели, достал телефон и прочитал неизбежное: «Номер скрыт».
— Я сейчас, — бросил он и вышел из комнаты, притворил дверь и ответил: — Сэр?
— Себастиан… — голос Джима был тихим, хриплым, сорванным, — ты мне нужен… здесь…
— Я в Плимуте, сэр.
— Мне плевать! — взвизгнул Джим, и тут же прошептал: — Прости, детка… не хотел кричать… поезд… Плимут? «Плимут—Лондон», семнадцать пятьдесят две. Ты успеешь… — и он положил трубку. Себ стиснул зубы, чтобы не выругаться вслух.
Он не хотел ехать — и, при этом, отчаянно желал оказаться в Лондоне немедленно. Зачем? Было очевидно, что его ждёт не работа, а ещё одна ночь в роли няньки для сходящего с ума босса, но Себ понимал, что он там нужен. Должен поехать, чтобы…