Двадцать и двадцать один. Наивность

– О славе? – переспросил Коба. – Любая слава влечёт за собой не только кило признаний, но и огромную ответственность. Когда публика ждёт от тебя великих свершений, генацвале, ты должен соответствовать этим требованиям. А если сбиваешься с курса, как твой шурин, то очень быстро скатываешься по наклонной прямой. Толпа по своему характеру чертовски неблагодарная женщина, нахлебница, ждёт готового, и иногда даже несправедливая. Однако согласись, ради завоевания такой женщины можно всем чем угодно рискнуть. И пойти на многое.

– Цель оправдывает средства, ты это хотел сказать? – улыбнулся Каменев, цитируя Макиавелли. – А сам-то ты готов бросить всё на кон ради этого?

Коба облокотился на стену, искоса наблюдая за своей женой – Надей. Он, вероятно, крепко задумался, как решил Каменеву, однако в голове грузина уже давно был ответ на его вопрос.

– Помнишь ровно два года назад мы в холодном поезде примчались в Петроград? Ты ещё подарил мне носки, – стал отвечать Коба, загадочно усмехаясь.

– Конечно помню, – подтвердил Каменев, кивнув в знак согласия.

– Мы же тогда не в Петроград ехали, – покачал головой Коба. – Мы ехали в неизвестность. Царь тогда только отрёкся от власти, а от Временного правительства можно было ожидать всего чего угодно. Разве мы не рисковали тогда? И разве не за славой ехали?

Каменев задумался и, хмыкнув, почесал затылок. Ему хотелось ответить, что они прибыли на помощь партии в деле социалистической революции, о которой они все так мечтали, но... это было бы слишком наивный ответ.

– Ну, хорошо, отчасти да, и вот теперь наша партия у власти, и мы добились всего, о чём мечтали, не так ли? Что же будет потом? Гнаться за большей славой? Разве есть ещё куда стремиться? Посмотри на себя: тебя же не узнать! Поставь себя двухлетней давности рядом с собой теперешним и скажешь: два таки разных человека! Вспомни: хмурый, мрачный, неразговорчивый, вспыльчивый – совершенно беспомощный человек, впавший в апатию. А теперь: красивый, женатый народный комиссар по делам национальностей – с Ильичом за руку здороваешься! Разве не об этом ты мечтал тогда?

Слушая Каменева, Коба все больше улыбался. Да, ему было приятно слышать все эти поощрительные слова, безусловно, однако во взгляде жёлтых глаз всё ещё оставалась та недосказанность и непредсказуемая закрытость, которые так не любил Каменев. Лев их теперь же просто не замечал: в его руках был бокал с шампанским, он был главой Моссовета – для полного счастья ему не хватало только лаврового венца на затылке. Однако не Кобе. Не после того, что он узнал и пережил за эти годы. Он был подобно игроку. И внутренняя борьба склонялась на сторону неудовлетворённости своих желаний. Вернее, что иначе чувствует человек, когда все его мечты исполнены? Он создаёт себе другие.

– Об этом, Лёва, – всего лишь ответил Коба, тепло хлопая товарища по плечу. – Об этом...

Празднество закончилось с рассветом, и все большевики успешно разошлись по домам. Потом Джугашвили долго смеялся, стоя у стены с трубкой во рту и слыша, как Наталья Седова бьёт мокрым полотенцем своего ветреного, затерявшегося благоверного. Такова была первая месть Кобы.

7 ноября 2017 г.

Самолёт приземлился в аэропорту Новороссийска ровно в десять часов утра. Из Москвы до самого южного города Краснодарского края нужно было лететь два с половиной часа. Это был приватный самолёт, предназначенный для перевозки крупногабаритных грузов. В этот же день он должен был вернуться обратно в столицу.

Дементьева увидела перед собой замерший город. Мёртвый мегаполис. Никогда раньше она не лицезрела подобного: автомагистрали пустовали, ибо дороги были расчищены к приезду нового представителя власти, лишь одиноко проезжающие где-то вдалеке автомобили глухо сигналили кортежу.

Виктория попросила остановить машины, потому что не хотела смущать местных жителей своей деловитостью и пафосом, но и беседовать с ними и отвечать на крайне важные вопросы народа времени не было. Сердце забилось в груди, словно дикая птица в клетке, когда Дементьева вышла из автомобиля на площадь. Она была оцеплена остатками спецподразделений: если люди и были там, то они стояли вокруг, негромко меж собой переговариваясь. Или это ей так казалось из-за волнения, а на самом деле массы неистово восклицали какие-то лозунги... Уши заложило и ничего вокруг не было слышно – только как бьётся сердце. И ещё какой-то эффект ретро-пластинки из граммофона. Странные вещи:осложнения после ранения провоцируют затухание органов чувств.

– Дорогие соотечественники, соратники, граждане, товарищи. В этот день мы все собрались сегодня для того, чтобы вспомнить о великом событии, которые развернулись в лоне нашей страны сто лет назад. Сегодня исполняется ровно век годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции! Революцией, которая вспыхнула для всего народа ярким пламенем свободы. Революцией, с которой невольно связаны имена таких личностей как Владимир Ильич Ленин, Яков Свердлов, Иосиф Сталин и, конечно же, Лев Давидович Троцкий. Дата 7-ого ноября связана с потерей. С потерей класса пролетариата своих оков! В двадцать один час без двадцати минут холостым выстрелом разбудил Петербург крейсер “Аврора”, и выстрел этот значил сигнал к штурму Зимнего дворца. И теперь, спустя ровно сто лет, социалистическая держава вновь воскресла: ожили прежние идеи, надежды и мечты. Я уверена, что мы не разочаруем их: тех, кто ради нас, ради светлого будущего проделал весь этот кровопролитный путь от революции до окончания Гражданской войны! Народом наконец завладело самосознание, и он вырвал власть, принадлежащую только им, из лап кучки капиталистов. Чёрный октябрь девяносто третьего года омрачил нашу историю, однако в этом году над зарёй освещается новый Октябрь. Пока он не имеет цвета, не имеет названия, ибо история за нас расставит всё на свои места. Но я уверена, четвёртое октября запомнится истории красной датой! И теперь наша задача возродить социалистическую державу и построить то будущие каким его видели наши деды!

Закончив свою речь, Виктория приблизилась к мемориалу. На земле перед ней – мраморная плитка, отливающая после дождя словно серебром. На этой плитке читает по буквам – медленно, отчётливо.

“Вскрыть в 2017 году”.

Публика её слышит и рокот в сознании усиливается – волна возгласов и криков охватила площадь. Она обернулась к ним, стараясь произнести хотя бы: “этот день настал, товарищи...”, но более не в силах этого сделать. Её мысли только о той интриге содержимого серебряной плиты, а также о том, что через несколько минут эта интрига исчезнет.

В руках – паяльник. Виктория видит, как быстро вскрывают табличку, и её взору предстал длинный проход, уходящий таинственно глубоко во тьму. Теперь предстоит узнать – настолько глубокой окажется кроличья нора? Хоть мы не очень подходим на роль Алисы.

“Умница” сделала глубокий вздох, сняла кожаную перчатку с левой руки, ибо теперь, символизируя левую сторону оппозиции, Виктория зареклась отдавать в работе предпочтение именно этой руке, протягивает её вглубь отверстия. Первое, что она нащупала – было письмо, адресованное людям будущего. Дементьева сжала конверт и сунула в карман своего плаща – необходимо было вслух прочитать текст его содержимого перед народом, но у социалистки оставалось одно незаконченное действие. Дотянувшись рукой до самой глубинной стенки, она стала нащупывать подобие щели или отверстия. В слепую девушка подобного проделать не смогла, а потому ей пришлось просунуть голову внутрь коридора.

Сердце её замерло. В полутьме, освещаемой только естественным светом, Виктория заметила в левой стенке небольшую прорезь в виде овальной виньетки. Девушка сняла с шеи медальон и, судорожно дыша, прислонила его, словно ключом, к этому необычному отверстию. Если это действительно симплекс... Что-то скрипнуло, старый мрамор поддался и от прорези отодвинулась щель.

Требование дать фонарик – теперь конспирация была не нужна. Затем осторожное освещение поверхности мрамора. Стук сердца заглушил собственное дыхание. Она замерла, выжидая и растягивая мгновение на секунды, и оттолкнула открывшуюся дверцу. Мокрые, холодные, изодранные до крови пальцы дотронулись до чего-то вроде... пергамента!

С ужасом окоченения социалистка держала в своих руках пожелтевшую от времени стопку старых тетрадей, которая несмотря на такой долгий срок заключения оставалась в божеском виде. На лице девушки оседали снежинки, а изумлённые голубые глаза с разочарованием и безысходностью смотрели вглубь отверстия. Непонимание изумило её, Виктория была потеряна, не зная, что же было делать дальше.

– Что то не так? – насторожился Орлов, заглядывая за её плечо. Фигуру “Умницы” закрыли от глаз народа широким чёрным зонтом. – Что ты нашла?