Двадцать и двадцать один. Наивность

– Они без указаний небожителя никак не справятся?

– Им нужна достоверная информация о дальнейших действиях. Амбиции и желание уничтожить Временное правительство затуманивают разум. Кому, как не вам, об этом знать.

– Ладно, мы его найдём, а вы, товарищ Раскольников, идите к матросам и успокойте их. И вы, товарищ Свердлов идите, а то бедный Луначарский долго не сможет держать оборону. Я к Ильичу пойду.

Троцкий вздохнул и быстро пошёл к кабинету Ленина.

– Владимир Ильич, вас кронштадтцы требуют.

Ленин поднял голову и очень странно улыбнулся.

– Всё-таки они решили бастовать?

– Да. Раскольников был здесь, он сказал, что ждать они не намерены.

– Они, видимо, вооружены, они настроены решительно, тогда не будем тянуть время.

Ильич встал со стула, поправил галстук и направился к балкону, где были слышна неуверенные слова Луначарского.

– Товарищи матросы, спокойнее, пожалуйста…

– Здесь товарищ Ленин!

– Ура товарищу Ленину…

– Слава товарищу Ленину…

Толпа, словно цунами, разлилась в торжественных возгласах во славу будущего Вождя революции.

– Спасибо, товарищи матросы. В связи с болезнью я не могу сделать свою речь более продолжительной, поэтому объяснюсь вкратце: путь вооружённого восстания сложен...

Большевики, немного понаблюдав за реакцией матросов, облегченно выдохнули. Луначарский, уставший от речи, подполз к столу, дабы налить себе из графина воды.

– Сейчас Ильич их успокоит, слава богу, теперь хоть можно расслабиться.

– Простите, товарищ Луначарский, вы верующий? – подозрительно спросил Зиновьев. Остальные большевики многозначительно переглянулись между собой.

– Что? Нет же, это вырвалось произвольно, с кем не бывает.

– Ну да, бывает… – согласился Каменев. – Только раньше времени расслабляться не стоит.

– Вы, Лев Борисович, правы, но ещё же утро раннее, даже десяти часов нету, – зевая, ответил Калинин.

– Как можно хотеть спать, когда на улицах такое… происходит? – возмутился Свердлов, разводя руками.

– А что такого твориться? Революция – жестокая, кровавая и беспощадная, свергающая гнёт буржуазных капиталистов, разве мы все не об этом мечтали? – парировал Троцкий в ответ.

– Об этом, но, всё это началось так быстро…

– Истинный революционер должен быть готов всегда! – торжественно закончил Троцкий.

– Я полностью разделю вашу точку зрения, товарищ Троцкий, – поддержал Льва Ильич, который уже, видимо, высказал свою матросам.

– О, Владимир Ильич, вы уже вернулись? Что с матросами?

Большевики окружили своего лидера, ожидая ответа.

– Они направились к Таврическому.

– К Таврическому?

– Заявлять о том, чтобы Совет брал власть.

Ленинцы, обрадованные таким исходом, одобрительно закивали.

– Ну и ладушки, пусть теперь у Керенского голова болит, – подытожил общие восклицания Луначарский, пристально разглядывая воду в стакане.

– Подождите, товарищи. Я подозреваю, что не всё так просто, – сказал Ленин, подходя к Луначарскому, забрал у него стакан с водой и мгновенно осушил его. Позже он отдал уже пустой стакан опешившему товарищу. – Лучше перестраховаться, пусть кто-нибудь из нас проконтролирует матросов вместе с Раскольниковым, а лучше, чтобы вы прибыли раньше к Таврическому, чем демонстранты.

– Я! Можно я, Владимир Ильич! – сразу же отозвался Зиновьев, активно подняв руку вверх, чтобы его заметили. Такая возможность вести толпу разгневанных матросов и возможность спасти всю страну выпадает нечасто.

– Григорий! Отлично, у нас добровольцы. Кто ещё?

– Давайте я, – попросился Каменев, не оставая от сотоварища по тандему. Ильич кивнул и снова оглядел зал.

– Ну же? Что так слабо тянемся? Луначарский, Калинин, Свердлов!

– Боюсь, они нас не послушают. Мы дали слабину, – уныло произнёс Луначарский, ставя обратно к графину пустой стакан.

– Я спать хочу… – протянул Калинин, кладя свою голову на плечо Свердлову, и тот, негодуя, стал тихонько сбрасывать с себя сотоварища.

– Так, больше никто не желает. Ещё одного кого-нибудь…

– Я пойду, а то пока будем болтать, упустим демонстрантов, – решительно сказал Троцкий, выходя из общей шеренги большевиков и межрайонцев и направляясь к двери, схватив за рукава Каменева и Зиновьева.

– Снова ты? – недовольно пробурчал Зиновьев. – Тебе заняться больше нечем?

– Григорий, прекрати! Не время выяснять отношения! – вступился за Троцкого Каменев.

– Вы как всегда правы, Лев Борисович, может быть Григорию стоит взять с вас пример?

– Нет, ну ты видел? – возмутился Григорий Евсеич, указывая пальцем в сторону Бронштейна. – Он говорит так, словно меня здесь нет!

– Хочешь, я к тебе обращусь напрямую? Только будет очень сложно позавидовать твоему мозгу и твоим ушам, после того, как они внимут моим далеко не лестным словам.

– Ах ты рифмоплёт! – разозлился Зиновьев, тщетно пытаясь вырвать свой рукав. – Ну, погоди, вот всё кончится и я тебя…

– Фи, шельма, иди ко всем капиталистам, – и Троцкий разжал кулак с рукавом Зиновьева, и Григорий отлетел далеко в сторону, так как изо всех сил тянул на себя свой рукав.

– Слушай, ты, Лев!..

– А ты прав!

– Товарищи, я прошу заткнуться вас обоих! – настойчиво заявил Каменев. – Григорий, возникает такое ощущение, будто тебе пять лет.

– Почему будто? – сквозь зубы иронизировал Троцкий, за что Каменев дёрнул рукав. – Всё, всё, не буду уподобляться типичным троглодитам.

– Типичным тро… кому?

– Григорий, если я тебе объясню, ты не будешь возмущаться?

– Смотря кто твои эти троглодиты.

– Цыц, вот они, – сказал Каменев, глядя на огромную толпу, которая окружила Таврический дворец.

Время незаметно для всех близилось к полудню: была дикая жара – солнце палило так, что некоторые падали в обморок от солнечных ударов. Однако самой толпе, казалось, было всё равно. Она громкими восклицаниями заглушала выстрелы из блестящих оружий: не было видно и свободного метра асфальта – всё заполонили демонстранты.