Двадцать лет спустя (с половиной)

Обиженный Д’Арнатьян хотел было, съязвить в ответ, намекнув, что он единственный здесь, кто может утверждать насчет отцовства своего отца, в отличие от всяких там гнусных недоносков и подлой, самой распоследней мрази, которая лезет в князи, точнее в бароны, удлиняя при этом свою фамилию, причем все это несмотря на последнюю стадию кретинизма, позволяющую претендовать на внеочередное обслуживание в любом дурдоме. Однако дверь вновь неожиданно отворилась, и в камеру вошел Замарини.

Кардинал оделся по случаю, как священник, только что сыгравший партию в теннис: красная кардинальская шапочка, майка с лицом Мадонны, кожаные трико и ракетка в виде креста с обмотанной изолентой ручкой. Изо рта торчала дорогая сигара, вонявшая как подожженный навоз.

– Пните меня, я сплю! – изумленно сказал Потрос. Д’Арнатьян с удовольствием выполнил просьбу друга.

– Идиотские планы могут быть успешными, если их выполняют круглые идиоты, - сокрушенно сказал Отос, смачно плюнув в окно. Совершенно случайно он попал в проходившего мимо крестьянина.

– Хе, - сказал Замарини, - Привет!

– Пошел ты! – отозвались пленники.

– Фи, как грубо, - скривившись в ухмылке, сказал Его Высокопреосвященство. – Слабо угадать, зачем я сюда пришел?

– Может, Вам моча в голову ударила после того, как выпили болотную воду? – непочтительно высказал догадку Потрос.

– Началась война, или янки повысили импортные пошлины, - глубокомысленно заявил Отос.

– Ставлю полпистоля, которые я хотел отдать Отосу, но отдам в следующий раз, что Вы пришли сюда нас казнить, - неожиданно сказал Д’Арнатьян. При этом его лицо вдруг напомнило кардиналу морду скунса во время брачного периода.

– Принимаю! – воскликнул кардинал, выплевывая вонючую сигару. – Давай-ка сюда мои полпистоля, так как я пришел Вас отпустить.

Гасконец со вздохом протянул кардиналу полпистоля и запрыгал от радости на одной ножке. Кардинал тем временем тут же распорядился насчет друзей.

– Стража! Отпустить их! А теперь арестуйте их снова!

– За что? – завопили разочарованные пленники.

– За то, что задаете идиотские вопросы, - хихикая, ответил Замарини. – Теперь я буду прыгать от радости на одной ножке, вот так и вот так и разэтак!

Кардинал еще долго прыгал от радости на одной ножке, пока не наступил опорной ногой на кожуру банана, разбросанную Потросом по всей камере. Поскользнувшись, кардинал свалился носом в парашу, опрокинув ее на себя.

– Ну и что теперь будем делать? – спросил друзей Потрос, с интересом наблюдая, как по приказу кардинала двух стражников расстреляли за то, что в камере у пленников грязно и параша не вынесена.

– Будем думать дальше, - ответил Д’Арнатьян, - Эх, если бы мы могли подкупить стражников! Как много бы я дал, чтобы иметь пятьсот пистолей!

– Я тоже бы дал три пистоля, - заявил Потрос, не желая уступить Д’Арнатьяну в щедрости.

– Это было бы неплохое вложение, - согласился Отос, щелкая калькулятором.

– А может прорвемся? – спросил мужественный Дю Баллон де Плафон де Перрон, тыкая вилкой в котлету. – Я помню, мы во Вьетнаме, как-то задали перца узкоглазым, - он посыпал перцем на котлету и чихнул.

– Нет, надо применить хитрость, - возразил Д’Арнатьян, доставая из сапога набор отмычек.

Глава 42.

Дождавшись ночи, гасконец принялся шуровать с замком. К рассвету он добился, хоть какого-то результата – дверь в камеру было уже невозможно открыть ни изнутри, ни снаружи. Посвистывая, Д’Арнатьян сделал вид, что так и было задумано.

Отос, подойдя к гасконцу и к делу рук его, увидел, что он делает вид, что именно так и было задумано.

– Я вижу, что Вы, посвистывая, делаете вид, что так и задумано, - сказал благородный Отос.

– Да ладно, мы особенно и не надеялись, - приободрил друга Потрос, по дружески ударив его в глаз. – Как мы теперь парашу будем выносить, - принялся возмущаться наш толстый герой.

– Будем выбрасывать в окно, - предложил сметливый гасконец, почесав под глазом. И вдруг его осенило. Схватив лист туалетной бумаги, в который была завернута котлета, припрятанная Потросом от своих друзей, Д’Арнатьян написал на нем большими буквами «Французское отделение форта Нокс. Продажа золотых слитков» и вывесил на улицу. Спустя три минуты и семнадцать секунд, до слуха друзей донеслись выстрелы и крики. Это местные жители, загримировавшись под индейцев, напали на бледнолицых недоносков. Вскоре в дверь камеры постучали.

– Откройте, телеграмма, - сказал кто-то за дверью.

– Банзай, к черту торпеды, - смело ответили друзья, попрятавшись под кроватями.

В ответ спустя минуту раздался взрыв, и железная дверь с лязгом рухнула на пол. В камеру ворвались индейцы с большими пустыми мешками в одной руке и маузерами в другой.

– Где золото? – взвизгнул один из них, размахивая самым большим мешком.

– Золото, золото, золото, золото, золотозолотозолото, - сладострастно забормотал другой, закатив глаза.

– Амарис! – удивленно сказал Д’Арнатьян, возникая из-под кровати, как чертик из коробочки. – Вы все-таки пришли спасать нас, наш дорогой друг!

– Тут что, нет золота? – огорченно спросил Амарис, пряча свой большой мешок в карман. – А, да точно, я же пришел спасать вас, друзья мои (слабоумные), да так вот оно и есть, правда, Рауль? – обратился он ко второму индейцу, который начал шарить в постелях заключенных, не гнушаясь вспарывать подушки.

– Отец! А где тут золото? – спросил маленький Рауль, принявшись потрошить матрас. Тут где-то должно быть золото, где золото, мне сказали, что здесь должно быть золото, - заплакал маленький Рауль и пнул от огорчения третьего индейца, удивительно смахивавшего на Планше.

– А, Планше, - поздоровался с ним Д’Арнатьян, ударив его в глаз.

– Ловок шельма, - согласился Отос и дал пинка бедному Планше.

Только невоспитанный Потрос ударил Планше под дых, даже не поздоровавшись.

Друзья решили покинуть тюрьму и, выходя из ворот, увидели Замарини, который, увидев наших героев, попытался прикинуться старой проституткой. Не прошло и трех секунд, читатель не успел бы даже выговорить слово «двуаллиортопентаногидрофенантрен», как кардинала связали на манер лионнской колбасы.

– Наконец-то я стану бароном, - заявил Потрос, потирая руки от удовольствия.

– Я капитан королевских мушкетеров, - мечтательно сказал Д’Арнатьян.

– А я, - начал было мечтать Планше, но, получив по пинку от каждого из нашей великой четверки и три от Рауля, которого хлебом не корми, только дай попинать кого-нибудь, был вынужден заткнуться.

– Бернуин! Спаси! Помоги! – в ужасе закричал кардинал, понявший, что за свое освобождение придется заплатить.

– Держитесь, Ваше Высокопреосвященство! – крикнул Бернуин, убегая.