Двадцать семь костей
Шрифт:
Начальник пожарной службы и службы спасения Тоджер Эрлакссон взял на себя руководство спасательной операцией, как только прибыл на место. Эрлакссоны входили в число Двенадцати датских семей, но у самого Тоджера было мало датской крови. Они неплохо ладили с Коффи, за исключением тех моментов, когда соревновались за бюджетные средства, выделяемые на нужды общественной безопасности.
Было принято решение проникнуть внутрь через естественный туннель, используя подручные средства, а затем подключить к работе дополнительные силы. Если будут замечены следы оползней, то они условились, что выведут людей, по возможности откроют вентиляционную шахту и будут ждать, пока дождь закончится,
Между тем Доусон решила обследовать окрестности самостоятельно. Она искала расщелину, через которую прошлым летом вылетали летучие мыши. Ее было нелегко найти в темноте во время дождя, тем более что это было вертикальное отверстие, в буквальном смысле яма в земле. Позднее она поняла, что как минимум один раз прошла мимо, и лишь во второй раз, почувствовав привычный едкий запах гуано, догадалась, что находится рядом с входом в пещеру летучих мышей. Она посветила фонариком вокруг и заметила темное углубление в склоне холма.
Чем ближе она подходила, тем сильнее становился запах. Расщелина была несколько футов в высоту и всего один фут в ширину; туннель пролегал сначала горизонтально, затем резко опускался вниз.
— Здесь есть кто-нибудь? — крикнула она. — Пандер? Кто…
Шелест кожистых крыльев, какофония высокочастотного визга и пронзительного крика. Доусон прижалась к земле и закрыла голову руками, когда из норы хлынул поток огромных созданий, наполняя небо над ней стремительными угловатыми силуэтами, казавшимися такими плоскими на фоне темного неба, что могли сойти за воздушных змеев. Неожиданно фраза «как летучая мышь из ада» приняла для нее совершенно новое значение.
Но по крайней мере она нашла еще один вход в пещерный комплекс, если, конечно, там был комплекс. Доусон положила на землю запасной фонарь, используя его как маяк, и вернулась назад, к месту проведения спасательных работ, чтобы сообщить об этом остальным.
Бенни замер. Ему показалось, что он слышал чьи-то крики. Звук не повторился. Он пожал плечами и вернулся к работе. Вместо того чтобы отрубить Ина Эмили руку, он стал резать по суставу между запястьем и кистью, легко разрезая плоть и сухожилия, не затрагивая кости.
Когда кисть была отделена, он положил ее в пакет для заморозки, где уже находилась рука миссис Апгард, и запечатал его.
Итого: шесть рук и три пакета для заморозки, набитых стодолларовыми купюрами, — ценная дань, которую он принесет, когда наступит его час переходить мост. «Мы пересечем тот мост, когда наступит наше время», — любил говорить Ама Фил. Бенни всегда воспринимал эти слова буквально. Они стали его девизом. В нужное время он пересечет этот мост, но он надеялся, что это случится не раньше, чем он вернется в родную деревню Лолоуа-аси, чтобы возвратить себе все, что осталось от его собственности.
«И лишь я уцелел, чтобы поведать вам об этом». Когда Бенни взвалил на плечо рюкзак и пошел по проходу, он вспомнил слова Измаила. И какую историю он расскажет, какую предсмертную речь произнесет, когда настанет его час!
Дорога разветвлялась. Бенни свернул налево, к пещере летучих мышей. Однако летучих мышей, прилетавших и улетавших отсюда всю ночь, здесь не оказалось. Он нагнулся и вошел в пещеру. Запах был невыносимым. Он вышел, набрал в легкие воздуха и снова вошел, выгнув голову, чтобы направить узкий красный луч лазера на каске в сторону расщелины. Бенни увидел, что она сужалась до диаметра в один фут, прежде чем принять горизонтальное направление. Здесь не было выхода. Он повернул назад.
Раскопки продолжались всю ночь. Никаких оползней, к счастью, не произошло. Очевидно, граната Апгарда (теперь они знали, что это была граната, так как нашли чеку в первый час раскопок и то и дело натыкались на фрагменты шрапнели)
уже обрушила наиболее нестабильные участки склона.На рассвете дождь сменился непрекращающейся изморосью. Туннель, укрепленный бревнами, поддерживающими платформу из соединенных вместе железных труб, был к тому времени достаточно широк, чтобы четверо добровольцев смогли уместиться в нем и передавать ведра с выкопанной землей спасательной бригаде, ждущей у входа в пещеру. Каждые пятнадцать минут люди менялись и добавлялись новые подпорки. Это был медленный, но непрерывный процесс.
На другом конце заблокированного туннеля Пандер расчистил голыми руками несколько футов обвала, вытаскивая землю и камни, которые в общей сложности весили не меньше его собственного тела, и аккуратно складывая их горкой у входа в туннель.
Но чем дальше он продвигался в туннель, тем меньше там было кислорода. Его дыхание становилось все глубже и тяжелее, давление в черепе поднялось, в ушах зазвенело, во рту появился кисловатый привкус, а в носу все горело.
Пандер, который знал слишком много о разных видах смерти (связанных с профессиональным риском), определил эти симптомы как следствие отравления углекислым газом. И все же он не хотел сдаваться. Каждый раз, пока он тащил кучу обломков в пещеру, он наполнял свои легкие кислородом, полз назад в туннель и продолжал копать до тех пор, пока мог задерживать дыхание, а затем полз назад с кучей обломков для следующего глотка воздуха.
Однако наступил момент, когда он уже не мог ползти вверх. «Возвращаемся к плану А: сохраняем кислород», — сказал он себе. Он подтащил свой импровизированный тюфяк к началу туннеля, лег на спину, положил под голову рукопись Эппов, закрыл глаза и стал ждать спасения или смерти.
Конечно, он надеялся на первое — в основном потому, что в таком случае ему удастся поймать тех сукиных детей, — но он не боялся второго. За два года до этого Пандер едва не погиб на полу камеры предварительного заключения в старой тюрьме графства Монтерей в Салинасе, штат Калифорния. Он не только увидел светящиеся огни в конце туннеля, но перед ним даже появился его отец — бывший морской сержант Роберт Ли Пандер. И с того момента Эдгар Ли Пандер пребывал в твердой уверенности, что там нечего бояться.
И все же он боролся со сном, пока у него были силы. Однако в конце концов сдался, а когда снова открыл глаза и увидел свет в конце туннеля, то не был уверен, что это за свет и в каком туннеле: то ли в земляном, то ли в небесном.
«Да это и не важно, — сказал он себе, закрывая глаза, — скоро ты все узнаешь».
Холли увела детей в Кор. Доусон осталась. Из-за насмешек мужчин в ее адрес она не решилась проводить раскопки в туннеле, поэтому присоединилась к спасательной бригаде, которая занималась тем, что ставила крепления в пещере и забирала выкопанную землю. Она была достаточно близко к входу в туннель, чтобы услышать радостные возгласы внутри, когда был замечен свет от фонаря Пандера. Потом прошла еще целая вечность, прежде чем проход расширился настолько, чтобы первый санитар смог пробраться внутрь.
Шеф Коффи прошел туда вторым. Он вернулся через несколько минут, освещая фонариком толстую кипу бумаг. «О чем бы там ни было написано, должно быть, это было занимательное чтиво», — подумала Доусон. Коффи не отрывался от записей, пока вылезал из туннеля, и продолжал читать, когда стал спускаться с холма.
Когда Пандера вынесли на носилках, был уже день. Несмотря на то что Доусон больше половины своей жизни провела в тени, прячась от полиции, она безо всякого страха протиснулась сквозь толпу. Голова Пандера была перевязана бинтом, кислородная маска закрывала его нос и рот, в руке у него торчала капельница. Она следовала за носилками и была первой, кто откликнулся на просьбу подменить несущих.