Двадцать шестой

Рассадить их рассадили, но на физкультуре Одуванчик по-прежнему ставил их в пару. Таких удивительно неспособных к спорту детей в классе было трое – Гриша с Олежкой и Ася Авербах. Из мальчиков Олежка был самым маленьким в классе, с тоненькими, как спички, ногами и покрытыми диатезом руками. С перекладины, на которую его, замершего от страха, подвешивал Одуванчик, Олежка соскальзывал и ухал вниз, на мат в ту же самую секунду, когда учитель отнимал руки. На втором круге бега по спортзалу Олежка уже выдыхался, и, конечно, ни о каком отжимании не могло быть и речи. Гриша же был для своего возраста хорошо сложен, но совершенно не спортивен – координация движений у него отсутствовала, и когда нужно было повернуться направо, он поворачивался налево, когда нужно было бежать приставным шагом, он долго не мог сообразить, куда что нужно было приставлять. А главное, он постоянно находился в каком-то другом, параллельном измерении, и толку от Гриши на физкультуре было не больше, чем от Олежки. Однажды, когда они бежали эстафету вокруг школы, Гриша, погруженный в свои, видимо, невероятно интересные мысли, позабыл передать Олежке эстафетную палочку, не остановился и пошел на второй круг, не обращая внимания на гвалт одноклассников и сердитые свистки Одуванчика.

– Голова у Школьника не на то место прикручена, – ругался тот.

В конце первой четверти и Гриша, и Олежка получили по справедливому трояку – спасибо, что не по паре. Только в школу опять наведалась Олежкина мама, и его тройка в журнале удивительным образом преобразовалась в пятерку, а Гришина так и осталась тройкой – выпуклой и жирной.

И вот теперь, когда в очередной раз в школу пожаловала Олежкина мама, пусть и со сладостями для дня рождения, Гришу аж передернуло.

Она заявилась на последнем уроке. Полная, в белом свитере и серой меховой шапке, с оттопыренными в разные стороны руками, с которых свисали пакеты и сумки, она была похожа на пингвина. Поздоровавшись с Раисой Григорьевной, мама Абрикосика с трудом разместила свои многочисленные пакеты на учительском столе и принялась раздавать угощение. Она неуклюже протискивалась между рядами и, будто фея, толстая фея, выдавала каждому дары: сначала мандарин, крупный, пахучий, небось с рынка, потом несколько развесных конфет, которые она доставала из отдельного шелестящего целлофанового пакета, но самым главным сокровищем была жвачка – «Дональд Дак» со вкладышем.

Гриша, все так же сидевший в самом левом ряду, да еще и на предпоследней парте, ерзал на стуле, с замиранием сердца наблюдал, как стремительно пустели пакеты Абрикосиковой мамы, и опасался, что на него не хватит, точно не хватит «Дональдов», он же по жизни невезучий. Но жвачки, слава богу, хватило – Грише досталась ярко-красная. И хоть Раиса Григорьевна запретила не то что жевать, но даже разворачивать их в школе, про понюхать она ничего не говорила, и Гриша самозабвенно вдыхал аромат жвачки, которая пахла чем-то сладостным, фруктовым, манящим. Страшно хотелось поглядеть на вкладыш, спрятанный внутри, но Гриша боялся Раисы.

Счастливый же именинник вертелся за партой, наблюдая за всем этим церемониалом, дрыгал ногами, которые не дотягивались до пола, сиял и переливался от гордости и важности, точно обертка от «Дональда». Еще чуть-чуть, и он сам лопнет, как пузырь бабл-гама, хмуро подумал Гриша.

Когда все конфеты и жвачки были розданы, а Раиса Григорьевна в очередной раз цыкнула на класс, чтобы пока никто еще не начинал есть, Олежкина мама пустилась по второму кругу с тортом, и тут Гришу ждало потрясение. Торт – в этом не было никаких сомнений – был мамин, ее знаменитый сметанник: сложенные друг на друга коржи, лимонный крем, шоколадная стружка, а главное – эмалированная форма, белая, в редкий цветочек, с чуть сколотым краем. Вот почему позавчера внезапно прибежала тетя Тома – вот, значит, что это у них был за срочный заказ.

У Гриши все клокотало внутри от того, как восторженно хихикали и облизывались дети, получая на большой красной салфетке, тоже наверняка заграничной, кусок торта, его, Гришиного, кровного. Раисе при этом досталась двойная порция и конфет, и торта, и это, конечно, тоже было в корне несправедливо – разве не твердила Раиса на каждом шагу, что в нашей стране все равны? А для самого именинника был припасен какой-то особенный, диетический торт, потому что у Олежки на все была аллергия. Его мама достала этот торт из отдельного пакета и протянула Олежке не на салфетке, как всем, а на цветастой бумажной тарелке, и это Олежкино превосходство в очередной раз кольнуло Гришу в и так уже израненное сердце.

Конец ознакомительного фрагмента.