Двадцать восемь дней

— Не знаю.

Кэнди убрала прядь за ухо так, как делала всегда. Я привык к этому жесту и любил его в какой-то мере.

— Просто… Ты так внезапно от меня избавился, словно я никогда и не была тебе нужна.

Прости, что я ошибся.

— Кэнди, ты действительно нравилась мне.

Она упорно отказывалась посмотреть мне в глаза, хотя я уже сидел у ее ног, глядя снизу-вверх.

— Я уже не могу верить тебе.

— Я бы хотел, чтобы мы все ещё могли общаться. Понимаешь? Знаю, я поступаю как дерьмо, но ты правда многое значишь для меня.

Мои слова были абсурдны, и я не знал, то ли Мэри так влияла на меня, то ли виски.

— Я так много значу для тебя, что нужно отталкивать меня, как грязную шавку.

— Я бы не отверг бездомную собаку.

Что я несу?

— О, так я для тебя хуже собаки?

Ее карие глаза уже сверлили меня насквозь.

— Я не это имел в…

— О, правда? А что же?

Кэнди скрестила руки на груди. А еще несколько граммов янтарного напитка попало мне в глотку.

— Думаю, я хотел сказать «прости».

— Тогда у тебя не получилось.

Она встала с кресла, заходя внутрь номера и оставляя меня на холодной керамике.

— Кэнди, — я резко встал, беря ее за локоть и разворачивая.

— Руки! — она одернулась.

— Прости.

Ее глаза дрожа поглядывали прямо в мои. Кендалл снова развернулась по направлению к кровати. Когда она села, я заметил слезы, собиравшиеся катиться по ее щекам. Она смотрела куда угодно, только не на меня. Ее рот закрывала ладонь.

— Кэнди, пожалуйста.

Напряженное молчание стало приводить меня в трезвое состояние, и я допил стакан до последней капли одним глотком, со стуком ставя его на деревянный комод и садясь перед девушкой на колени.

— Мисс Дженнер, — я помахал рукой перед ее лицом.

Она должна была простить то, что по нравственным правилам простить нельзя.

— Что мне сделать, Кэнди?

Я услышал всхлип. Она закрыла лицо ладонями, продолжая бесшумно икать. Сев с ней рядом на постель, я просто притянул ее к себе. Она была холодной от того, что долго просидела на балконе. Ее плачь утихал с каждой минутой в моих объятиях. Мне казалось, что любую девушку легко успокоить, хотя все мои друзья утверждали обратное. И тогда я понял, что дело не в методе. Дело в том, что я — это я. И все признали, что я тот, кому можно давать бесчисленное количество шансов. И первым человеком, действительно давшим мне встряску за ерунду, стала Мэри. За что она и заинтриговала меня.

— Гарри, — тихий голос вывел меня из моих мыслей снова.

— Кэнди?

— Можно мне принять этот факт завтра?

Я слегка нахмурился, вспоминая, о чем шла речь.

— Я бы хотела, чтобы сейчас было так, будто мы ни о чем этом не говорили.

— Тебе так будет легче?

Она кивнула.

— Хорошо.

Ее тонкие руки обвили мою талию, и я понял, что теперь официально считаюсь дерьмом. Мои веки опустились. Грудь тяжело вздымалась и опускалась. Если она хочет то, что успокоит ее, я дам ей это. Потому что оно тоже нужно мне. Кендалл стерла последнюю слезу и негромко шмыгнула.

— Сколько ты выпила?

Она отстранилась, залезая полностью на кровать и притягивая колени к груди.

— Видимо, недостаточно.

Ее пустой взгляд смотрел в сторону. Я встал с постели и подошел к мини-бару, чтобы налить себе повтор. В этот раз я взял стакан побольше и когда сел, она тут же выхватила его, отпивая третью часть. Я ухмыльнулся.

— Жмотина.

— Замолчи, — ее глаза сделали полукруг, и я проглотил половину оставшегося.

В моей памяти не зафиксировался момент, как я оставил стакан на тумбе и как сам забрался на кровать. Подушка была под моей спиной, и я опирался об изголовье кровати. Стрелка на часах бежала со скоростью звука. Кэнди смеялась, и я понял, что это смех, к которому я успел привязаться. Мне нравилась она. Я привык к ней. И точно не хотел рушить нашу связь.

— Кстати, — она толкнула меня, садясь ко мне впритык. — Моя подруга Джессика все просила устроить вам встречу.

— Джессика?

Кендалл закатила глаза и сказала, что уже предупреждала меня. Мы потратили полчаса на спор, а затем плавно перешли в обсуждение рыбалки. Хотя я ненавидел ее. Прежде всего она вызывала у меня какое-то отвращение. Однако всё хорошо, когда ты с нужными людьми.

Я и не заметил, как мы постепенно стали больше смеяться, улыбаться. Мы даже начали вспоминать забавные моменты из отношений. Казалось, что вся моя «великая, насыщенная» жизнь так и пролетела в словах за несколько минут. Жизнь до Х-Фактора невозможно было описать, даже потратив на это несколько лет. А жизнь после Х-Фактора шла словно по написанному и предначертанному ранее шаблону. Мы с Кендалл потратили каких-то полчаса, дурацких, пьяных полчаса на дискуссии об этом. Ночь становилась холоднее. Прохлада врывалась в комнату через балконную дверь. Я поспешил захлопнуть ее. Оказалось, было уже далеко за полночь.

Воспоминания – это то, что может заставить нас вернуться мысленно в прошлое, позабыв про настоящее; позабыв про время; позабыв про то, что уже все изменилось; позабыв про то, что жизнь началась заново; другая жизнь, новая жизнь; позабыв про всё. Ты просто возвращаешься туда, откуда выбраться вновь очень больно. Возвращаешься туда, наверное, в глубине души надеясь, вернуть туда настоящую жизнь, жить прошлым. Но настоящую жизнь с прошлой нельзя связать или смешать. Они противоположны. Они не могут быть близки друг к другу.

Я лежал, пялясь в потолок, как вдруг ее рука мягко стянула с моих волос бандану. Повернув голову, я заметил, что Кендалл изучает узор.

— Etro?

— Может быть.

Она хихикнула и легла со мной рядом. Я чувствовал ее тепло, ее запах. Это были духи Guerlain, которые меня манили и к котором у меня давно появилась привычка. Я потянулся к ее руке, вырывая бандану и бросая ее на паркет. Кэнди несколько секунд сомневалась, а потом я притянул ее к себе ближе. Не знаю, что это было за чувство. Скорей всего, алкоголь. Я уже не помнил, сколько выпил его. Мне нельзя было пить, так как от ста грамм мне хотелось только еще и еще. Она знала это, но тогда сил винить ее в этом у меня не было. Я просто хотел ее. Внезапно ее горячие губы оказались на моей шее. Я обвил ее талию одной рукой, другую запуская в ее шортики. Кендалл, не отрывая губ от моего тела, стала расстегивать мне ширинку. Одним резким движением мне удалось стать над ней. Мои ладони проваливались на постели по обеим сторонам ее головы, в то время как она снимала с меня джинсы. Это должен был быть грязный, жаркий секс. Мои руки проскользнули к ее трусикам, и я не мог не отметить, как от моих движений выгнулась ее спина. Но то, что ощущала она, меня не волновало тогда. Я даже не стал лишать ее нижнего белья полностью. Стянув ее трусики до колен, я поднял ее ноги вверх и просто вошел. Я чувствовал, как с каждым толчком становилось легче. Стресс спадал. Прикусив губу, чтобы не выдать стон, я двигался быстро, как мог, желая скорей закончить это и ощутить ожидаемое наслаждение.

Люди пьют, чтобы заглушить горе, и радуются только временно. Радуются, потому что алкоголь их радует. Радуются, потому что сейчас находятся в прострации от настоящего мира. Пьяный человек не может быть счастливым. Люди напиваются для того, чтобы получить частичку удовлетворения и псевдо-радости.

Как глупо.

========== Глава 22. ==========

Солнце в тот день заспалось, потому светило не слишком ярко. Облака, подобно людям, расстраивались и выплакивали селеные капли холодного дождя. Всё это и есть Лондон в двух словах.

Мэри, чуть подняв веки, тут же их опустила. Ее настроение оставалось отличным, и, провалявшись в постели минут пятнадцать, направилась в душ, захватив с собой толстовку, шорты и кеды. Зайдя туда, она защелкнула замок в двери и посмотрела на себя в зеркало.

— Ох… Чудесно, — Мэри фыркнула. — Привет, Садако*, — сказала она своему отражению и принялась расчесывать запутанные волосы.

Быстро почистив зубы, умывшись и одевшись, Мэри взяла телефон с наушниками и выскочила в кафетерий неподалеку. Шагая по тротуару вдоль дороги, она заткнула уши и тихонько подпевала, пританцовывая в такт музыке. Было восемь часов утра. Лондон почему-то решил сегодня поспать, либо весь город обиделся на погоду и не собирался выходить. Шел слепой дождик, но солнечных лучей почти не было. Девушка вбежала через главный вход и сразу направилась к барной стойке. Обслуживающий там был голубоглазый блондин. Он сразу подошел к ней и спросил заказ. Заказав карамелатте и круассаны, Мэри опять надела наушники и залезла в почту.