Двадцатые

В итоге Сергей Дмитриевич доигрался до того, что особняк на Калужской пришлось продать Московскому купеческому обществу за сто тысяч рублей. Трудовое купечество устроило здесь училище для бедных детей из мещанского сословия. Его так и назвали, без затей – Мещанское училище. Точнее – Мещанские училища, потому что их было два, мужское и женское. Учреждения были благотворительными, помогать им считалось хорошим тоном, поэтому здание на Ленинском, 6 посещали все русские императоры, начиная с Николая Первого.

Вот как это здание, а точнее – комплекс зданий – выглядел в 1884 году с другой стороны Ленинского проспекта, извините, Большой Калужской.

Сейчас, как я уже говорил, от внутреннего обустройства Мещанских училищ мало что осталось, хотя иногда присутствует некая преемственность.

Например, на месте домового храма Александра Невского

ныне находится храм науки – обновленный Геологический музей имени В.В. Ершова.

Фото Сергея Гнускова

Но в целом, как я уже сказал, Мещанские училища не оставили особого следа в российской истории. Разве что – в истории вездесущей русской литературы.

Дело в том, что у Мещанских училищ была огромная территория – все многочисленные корпуса НИТУ «МИСиС» с прилегающей территорией плюс немалая часть Парка Горького. Допущенные на территорию очень любили проводить там время.

Зимой это выглядело примерно так (сейчас на этом месте проезд между НИТУ «МИСиС» и Парком Горького).

А летом…

На территории Мещанских училищ был целый комплекс прудов, от которого ныне остался один-единственный Пионерский пруд в Парке Горького. Да, да, тот самый, который так лихо простебали в моем любимом мультфильме «Шпионские страсти».

Так вот, великий наш писатель Антон Павлович Чехов, когда был еще врачом, а не писателем, частенько навещал Мещанские училища. По знакомству, разумеется - здесь работал надзирателем его брат Иван. В тех самых прудах будущий классик мировой драматургии удил карасей. Однажды за этим занятием его застал Иван Шмелев – еще не источенный ненавистью писатель, которого мы вспоминали недавно, а юный, играющий в индейцев гимназист.

Об этой встрече в июле 1934 года Шмелев во Франции напишет рассказ «Как я встречался с Чеховым. За карасями» - очень светлый и добрый текст, в котором, тем не менее, почти физически чувствуется тяжесть давящей тоски по потерянным навсегда России, детству и счастью. Пожалуй, никто из русских писателей не умел писать про детство и счастье лучше Шмелева – достаточно вспомнить «Лето Господне».

Но однажды мир с гимназистами, училищными надзирателями, сытинскими книжками и поплавками «дикообразово перо» закончился.

Закончился навсегда.

Основатели

Впрочем, первым вариантом размещения Московской горной академии было вовсе не здание на Большой Калужской, а главный дворец и два корпуса Нескучного сада. Наркомом А.В. Луначарским 29 октября уже было сделано предписание о передаче их создаваемой МГА.

Вскоре адептами революционных преобразований была составлена весьма радикальная смета на обустройство и ремонт зданий дворца. Чтобы был понятен масштаб планируемых преобразований, скажу, что 20 тысяч рублей планировалось израсходовать на переделку парка Нескучного сада в открытый музей с моделями доисторических животных. А что? Революция же. Мы наш, мы новый мир построим!

Оценив масштабы радикализма Организационной комиссии Московской горной академии, общественность подняла крик о скорой гибели памятника культуры.

Ознакомившись с проектами переустройства, в наркомате поняли, что для опасений действительно есть все основания. И Организационную комиссию МГА предсказуемо погнали в шею.

В марте 1919 года вышло новое распоряжение Народного комиссариата просвещения: «Признавая, что Нескучный сад является редким образцом архитектурного зодчества, а сад - одним из лучших садов подмосковных усадеб и что усадьба «Нескучное» должна быть сохранена в неприкосновенном виде, Народный Комиссариат по Просвещению находит, что дворец и сад не могут быть приспособлены для нужд вновь образующейся Горной академии».

В общем, от неслучившихся доисторических животных в Нескучном саду остался только фантастический рассказ будущего проректора МГА Владимира Обручева «Происшествие в Нескучном саду», где по саду гулял оживший мамонт.

А Организационная комиссия обратила свое просвещенное внимание на компактный комплекс зданий Мещанских училищ, который вскоре и получила - Наркомпросом было принято решение передать здания новообразованной Московской горной академии.

К тому времени разруха и голод сделали свое дело, и училище практически опустело – из 1100 воспитанников осталось 259.

Правда, «практически» не значит «полностью», и оставшиеся в здании две сотни воспитанников и воспитанниц Мещанских училищ, которые теперь назывались «учащимися трудовой школы 1-й и 2-й ступеней», стали большой проблемой. Как вспоминал один из преподавателей академии: «По утрам дети приходили на занятия и бегали по залам с криками и песенками, а из женского (ныне геологического) корпуса через галерею несколько раз в день приходили парами воспитанницы с классными дамами».

Из-за этого в 1918-19 годах Академия фактически не работала. Расселить воспитанников и бывших служащих училища, не перешедших на работу в МГА, удалось только через год.

А на работу в «красную академию» перешли многие. В их числе был и известный всему Мещанскому училищу сторож Семен, за которого, по неграмотности, даже заявление о приеме на работу написал сын.

Каково же было удивление Артемьева, когда в его кабинете однажды возник «дед Семен», как все его звали, и принялся, комкая в руках треух, что-то косноязычно втолковывать. Как вскоре выяснилось – сторож явился «просить за сына».

Кухаркин сын

Крестьянин Тульской губернии Каширского уезда Семен Ильичев считал себя очень удачливым человеком.

В 1888 году он, устав от беспросветной нужды в родной деревне, перебрался в Москву, как тогда говорили – искать заработка. И здесь ему повезло, как мало кому из односельчан - случай привел его на Калужскую улицу в Мещанское училище Московского купеческого общества, где его взяли на непыльную по сравнению с крестьянским трудом должность сторожа.