Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Бывает смерть человека естественная, как смерть опавшего листа. Дедушка Гасвиани спал. Рядом в траве валялась его погасшая трубка. Маленькие верные козы, как символ печали, стоя на самом краю обрыва, глядели в небо задумчиво и удивленно.

А трава рассказывала о том, что часть отары ушла куда-то наверх, став вольной без присмотра человека, вспомнив прошлое, одичав…

…Когда кричали про внука, — этого Костя не понимал… Но что такое труд, он знал хорошо. Сын своего отца, мальчик был воспитан в высоких понятиях о труде, без лишних разговоров на этот счет… (Разве в их доме, доме Шалаевых, такое могло быть принято?)

Мысль

о смерти и о верности памяти была для Кости, в первую очередь, мыслью о труде человека.

— Девочки!.. А как же с отарой?.. Жужуна!.. Натэла!.. Наверх!..

И Натэла, плача, пошла за ними наверх по тропинке…

…Маленькое плато, поросшее высокой травой.

До чего здесь тихо!.. Тупо перетирают жвачку бараны. Из высокой, очень зеленой травы выглядывают узкие грустные головы коней — низкорослых, гривастых… А вдруг у них тоже свои заботы, свои печали?..

Какие?..

Вот оно, твое стадо, дедушка Гасвиани! Все тут. Мы его привели.

Натэла садится в траву; огонь костра освещает ее исцарапанное лицо.

Костя идет с Жужуной в селение Калё. Это ему придется сказать селению Калё…

Вестник смерти — печальный вестник.

8. Моя сестра

Бригадирша Лидия прождала школьников весь день. Они обещали прийти из Местии в селение Калё, чтобы помочь бригаде сажать картошку. Надо поторопиться — лето на пороге. В этом году оно запоздало. Но какое до этого дело картошке, знаменитой сванской картошке, «сванетскому яблочку»…

…Ах, песенка-бродяжка — Единственный багаж! Ее не потеряешь, Не купишь, не продашь…

Песня местийских школьников, шагавших по тропам в селение Калё, рассказывала меж строк об их будущих штурмах на каменистых нивах «сванского яблочка».

Скажу вам без обману, Я песнями набит: Ударишь по карману — Там песенка звенит!

А припев был полон воинственной жертвенности, задорной веселости.

Нередко так бывало — Траля, ля-ля, ля-ля!.. Что вместо одеяла… Траля, ля-ля, ля-ля…

Детские голоса звучали серьезно. И бодро…

Порою вместо хлеба… Траля, ля-ля, ля-ля, А небо — всюду небо, Земля — везде земля, —

сообщали они, ликуя.

Показалась

первая пара.

…Ах, песенка-бродяжка — Единственный багаж!..

Вторая… Третья…

…Ее не потеряешь, Не купишь, не продашь…

Во главе колонны — высокая, плоскогрудая девушка. В брюках. С прямыми волосами до плеч, с неулыбчивым, строгим лицом. До того моложавая, что Косте подумалось: «Это вожатая».

— Элинор Бакрадзе. Наша учительница русского языка, — сказала Жужуна. — А еще она руководит хоровым кружком. Окончила консерваторию. В Тбилиси.

Элинор Бакрадзе!.. Та самая учительница, что написала ему письмо под диктовку покойного дедушки Гасвиани… Она?

Так вот какая она… До чего молодая! И какое серьезное, чуть скуластое лицо. Без кровинки. А брови какие прямые и строгие, как у мальчика…

В имени «Элинор», особенно когда оно прилетело к нему издалека, было что-то мягкое, женское. А она строга и сурова, как молодой воин.

Сделав дело — допев, ребята кинулись здороваться с дедушками, дядьями, бабушками. Послышались говорок, смех. Только молодая учительница рассеянно и молча оглядывалась вокруг. Откинула назад прямые темные волосы… И, грозная, похожая чем-то на фехтовальщика из «Трех мушкетеров», подошла своей легкой мужской походкой к Жужуне и Косте.

— Здравствуй, Костя, — сказала она. — Я тебе принесла подарок. — Увидев удивленное выражение его глаз, слегка улыбнулась. — Ясное дело, ты Костя Шалаев. Ведь других детей я знаю в лицо.

— Да, да, конечно, — рассеянно сказал Костя.

— Так чему же ты так удивляешься?

— Я все хочу представить себе, что вы — та самая Элинор Бакрадзе, учительница словесности, — доверчиво и задумчиво сказал Костя. — Понимаете, ведь тогда я думал о вас, старался представить, какая вы… И решил, что старая… Может, потому, что вы подписались «учительница словесности», а не «учительница русского языка».

Она слушала Костины путаные объяснения, не помогая ему и не сводя с него серьезного прямого взгляда серо-стальных правдивых глаз.

И вдруг опустила руку в карман рабочего комбинезона.

— Вот… Жужунино сочинение. Оно называется «Мой брат». Тема была вольная, но она выбрала эту: «Мой брат».

— Ой, не отдавайте, не отдавайте ему!.. — как маленькая, заорала Жужуна. — Когда ж это я писала?.. Я и забыла… Не отдавайте, пожалуйста, Элинор Амирановна!

— Ты написала это в четвертом классе, — ответила Элинор.

— Даты что? Это мое теперь. Это мне теперь подарили. Ясно?

Только один-единственный раз за те несколько дней, что Костя прожил в селении Калё, было так много народу на улице — на похоронах у дедушки Гасвиани.

Но сегодня — совсем другое… Ребята сидят в траве, старики — на лавках…

Темнеют башни, похожие на каменные стрелы, натянутые на огромную тетиву.

Шумно в селении Калё. Но совсем не так, как во время похорон дедушки. На похоронах причитали женщины, выли плакальщицы, всхлипывали ребята… А сегодня, прорываясь сквозь говор и смех людей, слышится тихий голос реки. Костя различает его, он научился опознавать этот голос — голос Ингура.

Поделиться с друзьями: