Дважды два — четыре

По счастью, твоя мама уже на дороге в Москву из этой дальней и очень тяжелой командировки.

Она просит тебе передать следующее: ей очень жаль, что ты поступил так, как ты поступил.

Она считает, что ты обязан был выехать в Сванетию за сестрой. Она поступила бы точно так же на твоем месте. Так, да не так, Костя.

Перед самым твоим отъездом Нина Сергеевна справилась на турбазе. Ей сказали, что в связи с очень поздней весной еще закрыта дорога в Сванетию. Она не хотела тебя волновать попусту и решила тебе сообщить попоздней о письме Гасвиани: когда откроют дорогу.

Нина Сергеевна не имела понятия о том, что и ты отдельно, сам по себе, получил письмо из Сванетии. Ей много спустя сказала об этом соседка.

Мама просит тебя передать Жужуне, что рада будет встретить вас обоих в Москве. И кстати, просит меня сообщить еще об одном немаловажном, как ей кажется, обстоятельстве: ты принят в математическую школу. Значит, если объявишь маме бойкот, сможешь жить в интернате и приобрести максимальную самостоятельность.

Добавляю еще несколько слов от себя, Костя. Я думаю, что ты не понимаешь, недооцениваешь Нину Сергеевну, ее душевности, ее благородства, ее порядочности.

Как ты мог, как ты смел загонять в скупке папины вещи? Ведь они были дороги матери. Их носил твой отец. Для нее они были живые.

Прощение для тебя только в твоей неопытности, поскольку ты еще не любил и лишен в этой области сочувствия и воображения.

Как ты мог оставить ее?.. Бросить, не попрощаться? А ты не догадывался, как ей нужны твое доверие и тепло? Ведь они ее держат.

Эх, да что уж там, Костя! Ладно. Замнем.

Я ей много говорил о тебе. Вспоминал себя в твоем возрасте.

Вот и все примерно.

А между прочим, деньги ты мог бы взять у меня. Уж на крайний случай. Разве я бы тебе отказал? Эх, Костя, Костя…

Да ладно. Будь здоров.

Мама ждет тебя и Жужуну.

Ю. Богданов».

— Жужуна! — говорит Костя.

— Да? — очень сдержанно, очень тихо, почти испуганно отвечает она.

Он жмется к ее плечу.

— Мама сердится? — спрашивает Жужуна. — Она сердится?.. Да? Ну что же… Я понимаю… Я понимаю…

— Жужуна, что такое ты говоришь!.. Она не сердится. Она ждет нас обоих. Но я бы хотел «усвоить» — понимаешь? — ус-во-ить, что это за чертова командировка, из которой нельзя написать хоть строчку родному сыну? Джунгли, да?.. Отвечай. Не увиливай. Пустыня, да?.. Поручила написать какому-то там Богданову!.. Красиво, да? Нет, не увиливай. Отвечай: красиво?

— Богда-нов, — раздумчиво говорит Жужуна. — А может быть, Костя, этот Богданов… Я отвечаю! Я не увиливаю… Ты разве плохо знаешь Богданова?

— Нет… Довольно прилично… Знаю.

— Он плохой человек?

— Нет!.. Не особенно.

— Так в чем же дело, Константинэ?

6. Лакированные туфли

Они шли втроем по улицам Местии: учительница в своих развевающихся одеждах и мягких тапках, рядом — Жужуна, чуть поодаль — Костя. Уж очень узкие мостовые!

Встречные здоровались с учительницей. Она величаво кивала, не улыбаясь. Ее лицо, спокойное, строгое и сосредоточенное, было полно сознанием значимости того, что им предстоит совершить. Ясно: все трое заняты — дело делают учительница и дети.

Что-то случилось в Местии с тех пор, как Костя был здесь в последний раз. Будто та же она, но почему-то сегодня хохочет, звенит, кружится вихрем пестрых платьиц и сарафанов.

А случилось простое: взяли да отворились ворота Сванетии.

На главной площади стоят четыре автобуса. Их пассажиры — школьники-пионеры, такие же, какими были недавно Жужуна и Костя.

Центральная улица. Обувной магазин.

Поглядев на учительницу и Жужуну, Костя толкает дверь. Все трое нерешительно останавливаются у прилавка.

Молчат.

Наконец продавщица, русская девушка с темными косами, сдается. Она говорит:

— Здравствуйте.

Учительница величаво кивает.

— Здравствуйте! — хором отвечают Жужуна и Костя.

И все трое молчат опять.

— Нам бы туфли… — раздумчиво говорит Жужуна.

— Какие?

— Хорошие.

— Ну что ж… Это можно. Мужские? Дамские?

— Для женщины… Ладно. Пусть будут дамские, — соглашается Костя.

Продавщица выбрасывает на прилавок несколько белых коробок. Выбрасывает и говорит Жужуне:

— Очень приличный ассортимент.

И на самом деле, ассортимент приличный: красные сандалии, тупоносые босоножки — вот белые, а вот зеленые и коричневые…

— Нет. Мне нужны нарядные. Лакированные, — хрипло говорит Костя.

— Нарядные стоят тридцать рублей и выше, — отвечает девушка с косами. — Потянешь?

— О цене разговора нет, — переводя дыхание, говорит Костя.

— Ну, а какие ты хочешь примерно? — спрашивает Жужуну девушка-продавщица.

— Он хочет красивые. Это не для меня. Это для братниной мамы. Она москвичка.

— А какой номер у твоей мамы? — растерянно спрашивает продавщица.

— Номер? — Костя задумывается.

— Знаете что? Мы купим. А если что не так — поменяем. Можно?

— Хорошо. Приедешь из Москвы — поменяешь. Подумаешь, три тысячи километров! Только не забудь сохрани чек.

Костя сражен.

Девушке становится жалко его.

— Да как же ты не знаешь, какая у твоей мамы нога?

— То есть как не знаю? Очень знаю: вот такая… — Он расставляет ладони. — Вот примерно такая… Точно. Такая!

— Тридцать шестой, — прикинув что-то, говорит девушка.

Вот они… Лакированные. Блестящие.

— Мне нужен каблук повыше, — авторитетно говорит Костя.

На прилавке появляется еще одна пара туфель — уж куда выше!