Дважды – не умирать

– Отбой газам! – скомандовал Гуссейнов, становясь возле Урманова. – Оружие к осмотру!

Урманов стянул противогаз, затем отсоединил магазин, прижал его пальцами левой руки к цевью, а правой оттянул до упора затворную раму, показывая старшему сержанту пустой патронник.

– Осмотрено!

Урманов отпустил затворную раму, щелкнул курком, сделав контрольный спуск, и поставил оружие на предохранитель.

– Встать, направо бегом марш!

Курсанты, стряхивая на ходу снег, мелкой рысью затрусили к своему отделению. Сержант Бадмаев встретил их неласково.

– Ну, что, двоечники! – нахмурив брови, строго спросил он. – Это не дело, так стрелять. Будем учиться…

Дождавшись, пока отстреляется вся рота, капитан Курбатов подвел итоги. Они оказались неутешительными. В первом отделении из двенадцати человек личного состава, на «хорошо» и «отлично» отстрелялись всего четверо, во втором – трое, а в третьем и четвертом – и того меньше.

Командир роты собрал отдельно сержантов и очень эмоционально объяснил им, что их ждет, если подобный результат еще когда-либо повториться. Они стояли достаточно далеко, но по отдельным обрывкам фраз, доносящимся оттуда, курсанты поняли – командир не в духе.

Высказав сержантам все, что он о них думал, капитан Курбатов сел в подошедший УАЗик, громко хлопнул дверью и уехал. А командиры отделений вернулись к курсантам. Быстро рассортировав личный состав по группам – отличников и хорошистов налево, остальных направо – сержанты замерли перед строем. По их мрачным лицам читалось: «Не доходит через голову – дойдет через руки и ноги».

Старший сержант Гуссейнов распорядился так. Тех, кто выполнил упражнение на четыре и пять – могут идти погреться в пункт выдачи боеприпасов. Все прочие по команде «Газы!», надев средства защиты, должны добежать до вершины ближайшего холма и вернуться обратно. Причем троечникам достаточно сделать это один раз, а двоечникам – дважды.

– Вопросы? – грозно сверкнув очами, поинтересовался старший сержант у штрафников. Строй ответил молчанием…

– Вопросы? – зловеще повторил Гуссейнов.

– Никак нет! – дружно отозвался многоголосый хор.

– Газы!

Урманов быстро стянул с рук двупалые солдатские рукавицы, сунул их в карман бушлата, затем одним движением открыл противогазную сумку и достал резиновую маску. Зажав снятую шапку между колен, растянул в стороны неподатливую холодную резину и надел противогаз на голову.

– Бегом марш!

Нахлобучив шапку поверх противогаза, Урманов побежал вместе со всеми. Автомат колотил по спине, ноги проваливались в снег почти по колено. Тяжело было дышать… Воздух втягивался через специальный клапан со свистом и сипением, а обратно выдувался с характерным хрипом: «Хр-р-р-р-р!» И получалось примерно так: «С-с-с-с-с!.. Хр-р-р-р-р!» – «С-с-с-с-с!.. Хр-р-р-р-р!» Воздуху не хватало. Временами Урманову казалось, что он сейчас задохнется… А подъем становился все круче и каждый шаг требовал от него все больших усилий. Набившийся за голенища снег начал таять и неприятно холодил ступни.

«С-с-с-с-с!.. Хр-р-р-р-р!» – «С-с-с-с-с!.. Хр-р-р-р-р!»

Легкие судорожно втягивают воздух через двойные клапана, но он поступает такими ничтожными партиями, что от нехватки кислорода начинает кружиться голова. Хочется сорвать с головы эту ненавистную резиновую маску – и дышать, дышать, дышать!.. Но все терпят. Потому что знают: сорвешь – будет только хуже. Наряд вне очереди обеспечен. И вместо спокойного сна, после всех этих мучений – еще несколько часов ночной работы. Нет, лучше уж потерпеть… Тем более, что вершина – вот она, и можно уже возвращаться обратно. К тому же от сержантов можно ждать какого угодно подвоха. Недавно вот что придумали… Прогнали вот так роту в противогазах километра полтора-два, и потом в овраг завернули. А там – дымовые шашки горят. Дым такой плотный стоит, что ничего не видно, как в тумане. Вот тогда те, у кого клапана были выдернуты – попали… Сразу-то эту резиновую заглушку назад не вставишь. Нахватались ребята дыму, накашлялись. До тошноты… Сам-то Урманов тогда благополучно избежал этой участи. Потому как понял уже, что совсем выдергивать клапан не надо. Достаточно просто подогнуть край, и он так будет открытым держаться, воздуху много давать. А если что, достаточно просто пальцем коснуться – клапан сразу на место встанет. Ни один сержант не придерется…

«С-с-с-с-с! Хр-р-р-р-р» – «С-с-с-с-с! Хр-р-р-р-р!»

Урманов чувствует, что сил больше нет терпеть. Воздуха, воздуха не хватает! Или упадет он сейчас без сознания, или маску сдерет. А там – пусть наказывают. Все, предел…

Незаметно указательным пальцем Урманов загибает край тонкого клапана.

«Пум-ф-ф-ф-ф! Хы-ы-ы-ы!.. Пум-ф-ф-ф-ф! Хы-ы-ы-ы-ы!»

Воздух наконец-то пошел в измученные легкие так, как надо… в висках застучало, перед глазами полыхнули желтые круги. Потом сразу стало легче.

Обратный путь показался короче. Во-первых, под гору; а во-вторых, с подогнутым, приоткрытым клапаном дышалось намного легче… И все же перед тем, как приблизиться к сержантам, Урманов решил не рисковать. Он незаметно провел пальцем под подбородком, и клапан сразу встал на место.

Запыхавшиеся, измученные «троечники» выстроились в шеренгу. Им разрешили снять противогазы. А «двоечников» отправили еще на один круг. Урманов искренне посочувствовал Кольцову.

Не успев как следует отдышаться, курсанты уже получили патроны. И снова на огневую… Но теперь, прежде чем выйти на огневую позицию, Урманов тщательно натер специальным карандашом окуляры и проверил – не запотевают ли стекла. И вот тут удалось наконец выяснить причину плохой видимости… Оказывается, одни карандаши хорошо защищали стекла от запотевания, а другие – нет. Хотя внешне они друг от друга совсем не отличались. После короткой дискуссии решили, что у плохих карандашей, вероятно, вышел срок годности. Поэтому они и не действовали, как надо… Сержанты немного подобрели, но заранее предупредили: кто стреляет ниже, чем на «четверку», опять бежит в противогазе на вершину холма. Курсанты безмолвно согласились. А куда денешься? Побежишь…

Со второй попытки Урманов отстрелялся на «четыре». Сбил ростовую и одну грудную мишени. А по второй грудной промазал. Все-таки через противогазный окуляр целится было совсем несподручно. Его напарник, Кольцов, тоже получил «четыре». Но не у всех и на втором заходе все было гладко. Примерно треть от повторно стрелявших снова оказалась в неудачниках. Пришлось бедолагам опять месить снега на холмистом склоне.

После этого только один курсант стрельнул на «три». Но его решили больше не гонять. Сержанты сжалились и заменили наказание часом неурочных работ после отбоя.

Объявили перекур… Учебная рота столпилась возле двухэтажного здания управления стрельбами, из центра которого массивным цилиндром поднималась к небу смотровая вышка со стеклянным прозрачным куполом. С подветренной стороны здания было не так холодно. Урманов присел на корточки, прислонившись спиной к стене. Рядом расположились ребята из его отделения.

– Мороз и солнце… День чудесный! – улыбнулся Кольцов, пафосным жестом указав в сторону виднеющегося невдалеке нарядного, заснеженного леса.

– Еще ты дремлешь, друг прелестный! – подыгрывая приятелю, нараспев отозвался Гвоздев, поправляя лежащий на коленях автомат.

– Пора, красавица, проснись!.. – с усмешкой изрек Широкорад и шутливо толкнул в плечо сидящего рядом Мазаева. От неожиданности тот повалился набок. Все засмеялись…

Очередной трудный этап позади. Можно было немного расслабиться.

– Строится, рота! – донеслась команда. – Командирам отделений проверить вооружение и снаряжение!

Курсанты построились в две шеренги. Дело привычное… Всегда после стрельб и полевых занятий проводятся такие проверки.