Дважды войти в одну реку

А дорожный каток действительно некогда изрядно помял Рафа. Вернее, это он всем так говорил, на самом же деле Раф спьяну вывалился из кресла асфальтоукладчика, где под покровом ночи "налаживал" скоротечную любовь с такой же любительницей экстремального секса, каким он и сам был в годы своей шальной молодости.

В результате неосмотрительный юноша с множественными переломами угодил в больницу, где состоялась его памятная встреча с полковником, подвергшим уничижительной критике великий роман Ярослава Гашека.

Пока Рафу в больнице вправляли костяк и склеивали сухожилия, его подружка снюхалась с какими-то дзэн-буддистами и укатила с ними в Непал, чтобы попрактиковаться в секс-экстриме на вершинах Гималаев.

В ванной Раф задержался у большого зеркала. Нет, он еще ничего… Правда, большие уши, густо покрытые волосами, придают ему несколько живодерский вид, но это очень нравится женщинам, питающим слабость к мужчинам с ярко выраженной харизмой. Пусть даже эта харизма и несет в себе отрицательное начало. Если такое возможно…

Вообще женщин и их пристрастия понять не просто. Одна его добрая знакомая, неоднократно побывавшая замужем, каждый раз подбирала себе спутника жизни с каким-либо серьезным физическим изъяном.

Начала она с карьерного дипломата, у которого на каждой ноге было по восемь пальцев, а завершила свои матримониальные мазохизмы кинорежиссером с двумя членами и четырьмя яйцами, как у кенгуру.

Фанатичная почитательница таланта Сальвадора Дали, она утверждала, что неполноценные мужчины вызывают у нее невиданное по остроте чувство, сравнимое с тем, какое может возникнуть у меломана-извращенца, если при нем исполнить Бетховенскую Лунную сонату на двуручной пиле и велосипедном насосе.

Раф еще немного повертелся перед зеркалом. Нос крупноват, но это даже идет к его крепкому, моложавому лицу. Короткая стрижка тоже вполне годится, седины почти не видно; чистые — и это после попойки! — голубые глаза иронично и мечтательно смотрят вдаль.

Кто сказал, что у него подбородок старца?! Широкий — да, раздвоенный, как у всякого истинного сластолюбца, — да. И не более!!!

Раф крякнул. Сделал шаг назад, чтобы оглядеть себя всего: от мускулистых плеч, немного полноватого живота и сильных длинных ног. Фигура пожилого человека из высшего общества, для поддержания спортивной формы направляющегося на теннисный корт или к бабе. Надо только ровней держать голову, тогда он будет выглядеть моложавей.

Раф казался бы сам себе почти сорокалетним, если бы не знал, что так думают о себе почти все старики, любящие часами торчать перед зеркалом.

Стоя под ледяным душем и горланя арию Надира, Раф вдруг вспомнил, что несколько лет назад он, в ту пору сходивший со сцены поэт, уже менял — правда, не по собственной воле, а под давлением обстоятельств — свою жизнь, в мгновение ока превратившись в заурядного учителя литературы. Пусть и с профессорским званием. И что из этого вышло? Одно расстройство… Раньше он мало что знал о том, чем живет нынешнее поколение юных творцов. Теперь знает, и не сказать, чтобы это знание его сильно воодушевляло. Впрочем, чёрт с ними со всеми!

Теперь всё будет иначе.

Настала пора менять жизнь. И перво-наперво надо завязывать с литературным институтом, покончив навеки с преподавательской деятельностью.

Раф насухо вытер временно помолодевшее тело жестким полотенцем и, насвистывая, в одних шлепанцах направился на кухню, где в самом приподнятом состоянии духа принялся готовить себе диетический завтрак по-шнейерсоновски: яичницу-глазунью с копченой грудинкой и крепкий кофе.

Включил телевизор. Скривив губы, просмотрел утренние новости.

Завершил трапезу сигарой и горстью разнообразных лекарственных и витаминных таблеток, которые запил сильно подсахаренным апельсиновым соком. При этом он грустно улыбался. "Лекарство должно быть сладким, а истина красивой…", пришли на память строки из рассказа обожаемого писателя.

Глава 14

Скрипнула дверь, и на пороге появилась Марта: босая, в халате Рафа.

Будто свежий ветер с бескрайних океанских просторов вторгся в кухонное помещение, изгнав из него прозаические кулинарные запахи. Смуглолицая, с влажными бездонными глазами, с распущенными темными волосами, Марта была необычайно красива.

Раф открыл рот и так, с разинутым ртом, ошеломленный, простоял не менее минуты.

Глаза его восторженно сияли.

— Шорах ани веноввах, беноит Ершалоим, — наконец произнес он.

Сбить Марту с толку было не просто. Слегка помедлив, она перевела:

— Дщери Иерусалимские! черна я, но прекрасна.

Раф, сделав выдох и незаметно подобрав живот, подошел к девушке и сбросил шлепанцы.

— Надень постолы, дура, — сказал он нежно, — пол холоден и не совсем чист… — И добавил: — Не хотел тебя будить. Словом, на заре ты ее не буди-и-и, пусть она еще сладко-о-о поспи-и-ит, — пропел он.

— С добрым утром!

— Марта, любовь моя, выходи за меня замуж!

— Так, сразу?!

— Не стоит медлить понапрасну!

— После одной-единственной ночи любви?! Ты с ума сошел! Выскакивать замуж, не успев проверить наши чувства? Это же безнравственно!

Раф замотал головой, как собака, вылезшая из воды.

— Ты воспламенила меня! Я тобою опьянен! Всё золото мира готов к ногам твоим я бросить! — проникновенно сказал он, поглядывая на девушку весьма любовно.

— А как же твоя рогобоязнь, которой ты страдаешь с детства? И которая мешает тебе жениться?

— Ах, что рогобоязнь! Плевать я хотел на рогобоязнь! Я отменяю ее к чёртовой матери! — дерзостно выкрикнул он. — Отменяю как атавистическую условность! Нельзя жить в вечном страхе, думая о том, что любимая может тебе изменить. Сегодня ночью я понял это! Выходи за меня замуж и начинай изменять в первый же день! Я великодушен и разрешаю тебе время от времени наставлять мне рога! Это будет действовать на меня освежающе и возбуждающе! Измена и ревность всегда были скрытым стимулятором творчества. Вспомни Пушкина, Маяковского, Есенина, Мандельштама… Измена тонизирует, измена — это как пантокрин для тех, у кого плохо стоит.

Марта сказала задумчиво:

— Измена может убить…

— Но она же может и воскресить! Я вернусь в поэзию и опять взгромозжусь на пьедестал, попирая ногами остывшие макушки поверженных соперников. Итак, предлагаю тебе руку и сердце!

— А что ты мне за это дашь?

— Марта!

— Я жду ответа…

— Какая же ты, однако, корыстолюбивая! Я думал о тебе лучше, — проскрипел Раф. — Ну, хорошо, я внесу тебя в список счастливых наследников. Под сороковым номером… Оцени мою щедрость. С учетом того, что я скоро помру, для тебя это будет чрезвычайно выгодная сделка…