Две квартиры

Вагон давно не слышал, чтобы София ТАК смеялась.

– Ребята!

Вьюк скептически поднял брови – он не переносил обобщающие «дружелюбные» обращения – народ, мальчики/девочки, друзья, коллеги, дорогие и т.п.

Софии новая соседка не понравилась сразу. Женщина брезгливо скривилась, осматривая Катюшу.

Расстегнутость пуховичка облегчала задачу рассмотрения тела новоприбывшей. Катюша имела фигуру песочных часов, аккуратные бедра и довольно-таки впечатляющий бюст.

– У нас новая соседочка! Это Катя. Вы пока познакомьтесь, я сбегаю за курткой.

Девушка выдавила улыбку, неуверенно помахала ручкой в знак приветствия.

Знакомство не задалось. София даже не пыталась говорить. Вьюк проявил такт.

– Рад познакомиться, – кивнул он. Холодно, но хоть как-то. – Значит, вы теперь будете жить над нами с Алексеем?

Вопрос риторический, призванный заполнить неловкую пустоту.

Девушка начала расхвалить себя в качестве соседки:

– Я не шумная, если это вас беспокоит. Гостей водить вряд ли буду, за чистотой слежу. Вы меня даже не заметите!

– Такую фряшку сложно не заметить, – съязвила София.

Катюша лишь похлопала глазами. Она не поняла.

– София Викторовна, не смущайте девочку.

– Девочку? – возмутилась София. – Да я не намного старше!

Вьюк на секунду задумался, посчитал, понял, что да, не намного.

Выглядела София гораздо хуже. Сложное детство, год насильственного удержания в психиатрической лечебнице и жизнь в районе Вспышки не жалеют внешность. Хотя, справедливости ради, исходные данные у Софии были слабее.

Появился Вагон, застегивая куртку и похлопывая себя по карманам.

– Извиняюсь, что долго – составил список продуктов, закуплюсь сразу. А, и я сотку взял из твоего кошелька, – информировал он Вьюка. – Идем?

– Еще увидимся! – попрощалась Катя.

Вьюк сделал улыбку, София лишь угукнула.

Катя всматривалась в каждую мелкую ступеньку, каждую трещинку краски на стенах. Линия пересечения стен и пола выведена толстой ядовито-зеленой полосой. Назначения ее Катя так и не поняла. Складывалось ощущение, будто купили недостаточно краски, ее хватило бы лишь на стены одного этажа, и ведерко размазали «по справедливости» – обвели дорогу от двери подъезда до крыши.

О жителях дома можно судить по подъезду. По чистоте ступеней, наличию замков на электрощитках и почтовых ящиках, по тому, что служит пепельницей – пол, консервная банка или все-таки пепельница.

Катюше дом №17 не понравился.

Зато акустика подъезда продемонстрировала себя.

Катя будет иметь в виду, что слова, сказанные в курилке четвертого этажа, отлично слышны на втором.

– Вот это сиськи! – только и сказала София.

– Монументальный бюст, – согласился Вьюк. Тише, но все же слышно. Язвительно, жестоко.

Вагон покраснел. Болтовней о районе постарался сгладить впечатление, но Катюша осознала, что придется ей нелегко.

Так, в общем-то, и вышло.

Коммуникации она редко налаживала самостоятельно – обычно в новые компании ее вводили бойфренды или подруги.

В районе пришлось начинать с чистого листа.

При первой встрече она никому не нравилась. Слишком уж яркая, наполняющая комнату своей энергетикой и сладкими духами.

Впоследствии очарование брало верх. Из куска свежего мяса, в который так и хочется вонзиться зубами, разорвать его на части, она становилась смешной резиновой косточкой, с которой можно поиграть. Ее принимали. Однако порог перейти нелегко.

***

Катюша относилась к числу тех девушек, которые, оказавшись в изоляции с преступниками, подвергнутыми психической эпидемии, переживают не из-за нового кровожадного окружения, а из-за малого количества достойной косметики в магазинах.

Районам Вспышки давались в распоряжение обычные спальные районы, обнесенные стеной.

Если в подъездах домов находились косметические или магазины одежды, они оставались и продолжали торговлю с вспыхнувшими. Если таковых в районе не было – пышам приходилось смириться.

Коммерцию заводить в районах – риск.

Во-первых, продавцы. Сложно контролировать персонал, если ты прячешься в «нормальной» части города и ни за что на свете не зайдешь за забор района. Продавцы могли тащить столько выручки, сколько им позволяла наглость.

Во-вторых, вандалы. Часто по ночам пыши крушили все вокруг. Если выдался не лучший день.

Те магазины, что уже имели точки в районах, остались. Риск, но деньги пышей – тоже прибыль.

Катюша купила на пробу тональный крем с рук. От него пошла мелкая сыпь на щеках. Этот опыт ее расстроил.

Нашла в хозяйственном палетку с ядреными цветами. Просроченную на два года, продавщица клялась, что ничего страшного.

Что ж, глаза у Катюши не выпали, даже не воспалились, только тени сыпались при нанесении и скатывались в жирные блестящие колбаски на веках в течение часа.

Она привыкла.

Привыкла к новой косметике. К урезанному гардеробу, из которого исключила без права на возвращение декольте и мини. Эффектно она смотрелась и в джинсах и свитере, а провокации – лишнее. Причем боялась Катюша не мужчин, как в прошлой «до-районной» жизни, а женщин – таких, как София. Завистливых, злобных, безнаказанных. Катюша с юности привыкла ощущать их ненавидящие взгляды, слышать или даже читать по губам комментарии относительно приписываемой ей профессии (абсолютно необоснованные, Катюша – приличная девочка).

Катя привыкла к новому дому, соседям.

Привыкла к новой работе. Первой работе в ее жизни. Об этом чуть позже.

Разумеется, в одиночку с переменами в жизни девушка не справилась бы.

У нее был Вагон. Заботливый. Чуткий. К нему она не стеснялась обращаться. За помощью и за советом.

Не понимаешь слэнг района В1? Ничего страшного, Вагон все объяснит!

Не знаешь, как пройти в магазинчик Лиды Петровской? Вагон тут же тебе подробно расскажет, как туда пройти, или еще лучше – проводит за ручку!

Не можешь донести тяжелый пакет с продуктами до квартиры? Вагон тут как тут!

Ему было в радость помогать наивной беззащитной Катюше. Желанной гостье в сорок шестой квартире. Во время отсутствия Вьюка, конечно. Он гостей не переносил.

К Вагону она прибегала по любому поводу. Иногда без повода.

В первый раз волновалась и смущалась:

– Привет… – Катя робко заглянула в открытую дверь. Вытяжка сломалась, пар выходил со сквозняком в подъезд. – Ты один?

– Приветик! Ага, один. Один одинешенек! – Вагон помешивал суп насколько драматично, насколько это возможно.