Две недели лета, три года зимы

Во-вторых, зависть и сплетни, порождённые этой завистью, которые так любят местные. Зависть самое мерзкое, ужасное, гнилое чувство, что может жить в человеке. И этот гнилой червь зародился в душах большинства жителей В.С. Если ты купил машину – это прекрасный повод полить тебя говном. Если ты больше зарабатываешь, значит, ты урод. Если ты купил квартиру, значит, заработал её пиздой или хуем. И всё в том же духе. Но разве это грех, что сосед разумнее, сильнее, успешнее тебя? Если ты не можешь купить себе такую же машину, значит урод ты, а не он. Если он поднялся выше, значит он просто умнее или проворнее тебя. И он в этом не виноват. Но ведь поливать человека помоями гораздо проще, чем признаться самому себе в своей немощи и отсутствии яиц. И, что самое страшное, это чувство живёт и во второй половине моих «родственников». Люди, что одной крови со мной завидуют тому, что мои родители смогли дать мне высшее образование, а они своим детям нет. Что мы общими силами смогли заработать комнату в городе, а они нет. Правильно, проще сказать, что моя мама раздвигала ноги, дабы получить это жильё, чем признать, что мы пахали, чтобы заработать это. И с машиной то же самое. Отсюда сплетни, которыми мы в течение нескольких лет обтекали. Разве это одна кровь? Этих людей я могу считать родственниками? Их не интересует моя судьба, они не поздравляют меня и моих родителей с праздниками. Им проще называть нас ворами, чем признаться себе в своей лени и нежелании чего-то достигать в жизни.

Ну и, в-третьих, это полное отсутствие в В.С. каких-либо развлечений. Я не говорю о клубах, ресторанах, бассейнах. Хотя бы элементарное место, где я мог бы встретиться и пообщаться с друзьями, не боясь отхватить от пьяного быдла. Или куда могли ходить дети вечером, дабы не шататься по подъездам и притонам, например кино. Ничего этого нет, и попыток местных властей что-то подобное сделать, тоже нет. Нас в своё время спасал футбол. Сейчас детей «спасает» интернет, в котором грязи больше, чем на улице.

У меня много приятных воспоминаний, связанных с этим посёлком. Он уютный, красивый, но люди, что в нём живут, убили во мне любовь к этому месту и ко всей русской провинции. И, тем не менее, именно здесь я встретил её.

Мне тогда было всего девятнадцать лет, и это была моя первая любовь. Любовь, от которой срывало голову. Любовь сумасшедшая, искренняя, чистая, девственная и в то же время безответная.

Её звали Ульяна. Безумной красоты девушка. Совсем юная, с длинными черными, как ночь волосами, бездонными глазами, чарующим колдовским взглядом и круглым личиком. Её кожа была словно бархат, которого хотелось нежно касаться, аккуратно, чтобы не испортить. Смех этой юной бестии был по-детски безудержным. Она всегда смеялась, или так чарующе улыбалась, что заставляла меня любоваться ей будто картинкой гениального художника. Нет, исключительно невозможно было в неё не влюбиться.

Но любовь с ней могла стоить многих лет свободы по уголовному кодексу Российской Федерации. Уле было всего тринадцать. И казалось бы, что можно провести параллель с «Лолитой» Набокова. Но параллели здесь нет. Здесь было всё более прозаично и невинно.

Попала она в нашу компанию через моего лучшего друга, Алексея. Который сам изначально был в неё влюблён, но, когда обжегся об любовь этой юной девушки, тут же соскочил, подарив шанс мне. Я тогда думал, что это шанс. Но это было двухлетнее испытание любовью. Первый выстрел в сердце ещё девственного романтика.

Поначалу мы дружно всей толпой проводили лето. Отдыхая то в лесу на шашлыках, то на дачах, то в моей квартире. Отдыхали на широкую ногу, с большим количеством выпивки и музыки. Хоть кто-то один, но обязательно упивался. На то, по сути, нам и дана молодость. Творить глупые необдуманные вещи, гулять, веселиться и хоть чуть-чуть, но бездарно её тратить. И мы прожигали её.

Вечерами катались на машинах, снова со спиртным. Трезвым оставляли, как правило, только водителя. Жалко было прав, ну и жизней тех, кто мог по нашей глупости погибнуть.

И во время одной из таких гулянок я признался Ульяне в любви. Как сейчас помню, было это в начале осени, на квартире нашей общей подруги. Она сильно покраснела и опустила глаза вниз. А я говорил, говорил без умолку, открывая своё молодое сердце на растерзание. Тогда оно было живое, без шрамов и мне не было его жалко. Оно чувствовало, кипело как вулкан, выбрасывая наружу все эмоции и слова, словно пепел.

Потом были её любимые цветы, лилии. И этот удивленный взгляд, когда я дарил их ей, привезя ещё полуживой букетик из Екатеринбурга. Тогда я и получил первый удар от безответной любви, узнав на дне рождении друга, что Ульяна с кем-то встречается. И тут сыграл алкоголь, а может быть чувства реально были не под контролем моего сознания. Но тогда я впервые разревелся. Просто вышел на лестничную клетку, сел, закрыл лицо ладонями и зарыдал.

После этого не хотелось её видеть. Я только проклинал себя, что открылся. Но проходило время, и я вновь тянулся к ней. Мне хотелось её видеть. Ведь каждую ночь и каждый день я думал о ней. Писал стихи о любви, посвящая ей. Да и компания у нас была общая. Её подруга и мой друг начали встречаться. Поэтому как бы я не хотел, но мы виделись. И чувства вновь нахлынули. Причём с такой силой, что однажды мы поцеловались. Первый поцелуй с любимой. Тот малиновый вкус до сих пор у меня на губах. И вспоминая тот поцелуй, я чувствую его.

Но снова разочарования постигали меня. Мне не удавалось расположить Ульяну к себе. Больше, чем к другу она ко мне не относилась. И это убивало. Убивало сердце, а остальные органы я начал разрушать огромными дозами алкоголя, вливая в себя его по несколько раз в неделю лошадиными дозами. Тогда я впервые и попробовал сигареты, наивно предполагая, что они способны успокоить и полечить нервы. А следующими на очереди были трава и план. В парке, на квартире у одногруппников, на заднем дворе университета, сидя в машине. Везде и при любых удобных случаях я пытался менять своё сознание, дабы шрам от первого любовного удара затянулся как можно быстрее.

Но потом всё снова возвращалось на круги своя. Я приезжал в В.С., в свою провинцию, видел Улю, и снова таял перед ней. Маленькие сюрпризы, в виде плюшевой игрушки и брелка. Первый романтический вечер в моей и в её жизни. По-студенчески скромный, но настоящий. С бутылкой красного вина, коробкой шоколадных конфет и медленным танцем под песню Петлюры «Зачем ты это сделала?». И пусть он был испорчен не вовремя пришедшими друзьями, но он остался в моей памяти и памяти Ульяны.

Я подарил ей тетрадь со стихами, которые написал и посвятил только ей. В ответ получил рисунок карандашом, сделанный Улей. На нём изображены обнимающиеся мальчик-дьявол и девушка-ангел. До сих пор бережно храню его. На моё удивление и Ульяна хранит эти стихи. В вещь, сделаную своими руками, вложена душа, точнее маленький кусочек души человека, который её делал и который подарил тебе это. И такую вещь ты хранишь с особой теплотой и трепетом. Купить можно что угодно, но не душу человека. А он, даря тебе свой рисунок, песню, стихотворение, поделку, дарит именно свою душу.

Следующим летом мы всей дружной компанией снова отдыхали то в квартире, то на моей даче, где мы с Ульяной, выпив немного, снова теряли голову и целовались. Целовались без остановок, целовались везде. Валяясь на полянке, стоя у дверей её дома, на моей кухне. И эти поцелуи было ни с чем не сравнить. От блаженства я летал в облаках. Но потом снова спускался на землю. Уля не видела во мне любимого человека. Но что же это тогда было? Видимо просто молодость.

Так продолжалось два года. Два года, я любил, ненавидел и убивался, потом снова любил, снова ненавидел и снова убивался. До тех пор, пока не появилась Милана.

Ульяна осталась для меня чем-то чистым, искренним, открытым. Тем ангелом, к которому я тянулся, но так и не смог достать. Наверно потому, что эту любовь мы не испортили такой вещью, как отношения. В силу возраста или других обстоятельств. Этот опыт безответной любви нужно было получить. И Бог мне его предоставил. А Ульяна была лучшим образцом девушки, которая стоила этой молодой наивной любви.

Докурив сигарету, я затушил бычок и отправился в своё купе. За окном было темно, ещё ночь. После половина дня пути и мы снова в родном городе.