Две силы

– Скачут, скачут, – провизжал сойот. – За нами скачут!

– Езжайте вперед и подождите меня через версту. Я буду прикрывать, – сказал Валерий Михайлович.

Потапыч и сойот поскакали вперед. Валерий Михайлович остался один, тщательно вслушался во всё приближавшийся топот коней, потом по следу каравана, пробежал метров пятьсот со скоростью, которая сделала бы честь любому легкоатлету и залёг за поваленным стволом. Через несколько секунд на тропе показались четыре всадника. Валерий Михайлович выпустил четыре пули. На тропе больше не показался никто. Но откуда-то издалека, направления Валерий Михайлович уловить не успел, послышался какой-то сигнальный свист. Почти с прежней скоростью Валерий Михайлович снова побежал по следу каравана. Караван ждал его, как было условлено.

– Сейчас нужно как можно скорее, – сказал Валерий Михайлович.

Около часу караван с предельной при данных условиях скоростью пробирался по тропе. Через час дорога привела к открытому берегу горной речки, заваленному галькой. Берега ложа были круты и обрывисты, от них до речки летом, в период таяния горных снегов широкой и бурной, сейчас узкой и мелкой было в обе стороны шагов по двести. Караван медленно спустился с обрыва.

– Ох, место плохое, ох, плохое место, шаман тут был убит. Стойте здесь, сойот сам посмотрит.

Валерий Михайлович с Потапычем и конями остались стоять внизу под обрывом. Сойот, проверив свою берданку, поскакал к речке, то и дело ныряя в какие-то ямы и вымоины. Минут через пять он исчез в тайге. Ещё через минуту послышался его выстрел.

– Нужно залегать, – сказал Потапыч.

Валерий Михайлович с прежней стремительностью снял свой драгоценный вьюк с радио, и оба спутника залегли в вымоину гальки, держа на прицеле свои винтовки. Из лесу вынырнул сойот и издали что-то кричал. Из того же лесу раздалось три-четыре выстрела. Сойот, прижавшись к гриве коня, вскачь помчался к речке. Выстрелы продолжались. Почти посередине речки сойот как-то странно скосился на бок, упал в воду и река понесла его труп куда-то на север. Из лесу выбежало несколько пограничников. Трое из них упали сразу, остальные спешно скрылись обратно.

Валерий Михайлович не питал никаких иллюзий, положение было почти отчаянным. От обоих спутников до опушки леса, в котором скрылись пограничники, было шагов триста-четыреста. Из вымоины ещё можно было высунуть голову, но выйти из неё было нельзя. Несколько пуль, защёлкавших по гальке, дали совершенно излишнее этому доказательство. Дорога вперёд была заперта. Дорога назад была под обстрелом. Откуда-то сзади каждую минуту могли появиться новые пограничники. Раненый конь галопом помчался по гальке, но был убит очередным выстрелом из леса. Остальные понеслись вдоль берега.

– Нужно по ямам переползти подальше, – сказал Валерий Михайлович. – Только так, чтобы нас не видно было.

– Я ваш вьюк потащу, – сказал Потапыч, у вас винтовка аппетическая, вам способнее стрелять…

Вымоины тянулись одна за другой, и по ним можно было переползать, не подставляя себя под выстрелы с другого берега. Но скоро это кончилось, очередная вымоина была достаточно глубока, и в ней можно было укрыться, но дальше ходу не было, шёл какой-то горб. Потапыч быстро высунул голову и, нырнув обратно, пессимистически сообщил:

– Дальше ходу нет, до ближайшей ямы шагов, надо полагать, с тридцать, никак не проползти, подстрелят. Вы только не высовывайтесь, теперь они этот горбик под прицелом держат.

– Придётся, видимо, отсиживаться до темноты… Нужно только не дать им перейти на этот берег. Давайте укрепляться.

Из валунов и обломков гранита осаждённые устроили нечто вроде бруствера, со щёлками вроде бойниц. В такую щелку Валерий Михайлович просунул свою винтовку. По противоположному берегу ползком пробирались к речке три-четыре пограничника. Они не успели ни пробраться к берегу, ни отступить в лес. Из лесу посыпались частые выстрелы, и пули стали щелкать по камням бруствера…

– Теперь они будут в обход идти, – сказал Потапыч. – Вы, Валерий Михайлович, держите под обстрелом правую сторону, а я – левую, авось до темноты мы их задержим. Напрямик они теперь не пойдут.

Валерий Михайлович переконструировал свою бойницу и старательно всмотрелся в противоположный берег. Оттуда, из глубокой опушки леса, всё ещё сверкали огоньки выстрелов. Но стреляющие были скрыты за кустами и, кроме огоньков, ничего видно не было. Можно было, конечно, стрелять и по огонькам, но запас патронов у Валерия Михайловича был не так велик, чтобы расстреливать его на авось. Валерий Михайлович оторвался от винтовки, взял бинокль и стал взором исследовать каждое место опушки.

– Есть! – вдруг заорал кто-то сзади.

Валерий Михайлович обернулся. У обрыва вымоины, шагах в четырех-пяти от Валерия Михайловича и метрах в двух выше, стоя на коленях, опираясь одной рукой на землю и в другой держа на прицеле пистолет, высовывался какой-то пограничник.

– Ну, а теперь сдавайтесь, сукины дети! – заорал он.

Валерию Михайловичу была ясна вся беспомощность положения. Вытащить винтовку из бойницы не было возможности, пограничник имел полную возможность прострелить оба плеча или хотя бы одно, и сделать невозможным ни сопротивление, ни даже самоубийство. Рядом с первым пограничником оказался и другой, на этот раз стоя во весь рост, но тоже с пистолетом на прицеле. Потапыч обернулся на крик и то, что он сделал, сделал почти бессознательно – швырнул во второго пограничника горстью гальки и медведем бросился вперёд. Ударил выстрел. Потапыч, что-то рыча, успел схватить второго пограничника за ноги, и оба покатились на землю. Первый пограничник продолжал что-то орать, и рядом с ним возник ещё кто-то. Валерий Михайлович медленно поднялся на ноги.

– Сдавайся, сук…

Пограничник как-то оборвался и комком сырого теста свалился вниз, в выбоину. Третий упал плашмя, выронив из рук свой пистолет. С противоположного берега раздался зычный крик:

– Держись, папаша, выручим…

Это был голос Феди. Голос прерывался частой стрельбой оттуда-же, с другого берега. Валерий Михайлович выхватил из бойницы свою винтовку и вскарабкался на обрыв выбоины. По полянке, тянувшейся от ложа речки до лесу, бежало к лесу несколько человек, сколько, Валерий Михайлович считать не стал. Не добежал никто. Потапыч, одолев своего противника, сдержанно ругался. Противник лежал полузадушенный. Десятка полтора всадников во главе с Федей мчались к выбоине. Федя ещё на скаку кричал:

– Тут сойоты прибежали, сказывали, на ихнее озеро самолёты спустились, мы, значит, все на выручку, а где папаша?

– Взяли Еремея Павловича, – сказал Валерий Михайлович.

– Как взяли?

– Так, взяли.

Федя медленно слез с коня. По его детскому круглому лицу потекли молчаливые слезы.

– То есть, как же это так? – спросил он, как бы ещё не веря невероятному сообщению.

– Да вот так. Выманили Еремея Павловича и схватили.

Федя продолжал стоять, опустив винтовку, и слёзы продолжали стекать с его щёк. Где-то вдалеке раздался гул самолёта. За грохотом стрельбы и шумом схватки никто этого гула раньше не расслышал. Далеко-далеко, сверкая алюминием на фоне голубого неба и снежных горных вершин, плыл на север самолёт.

– Вот, может на нём Еремея увозят, – сказал Потапыч.

Федя продолжал стоять молча. Несколько мужиков спешившись, стояли рядом, тоже не веря тому, что Еремея Павловича Дубина кто-то в мире мог схватить. Валерий Михайлович коротко рассказал всё, что он знал.

– В конце концов, – закончил он своё сообщение, – дело ещё не пропало. Вот я сейчас нажму.

– Куда же тут нажать? – недоуменно спросил Федя.

– Ты вот этого раньше свяжи, а потом будешь спрашивать! – Потапыч показал на побеждённого пограничника, который уже принял сидячее положение, но ещё не вполне успел придти в себя.