Две старые старушки
Шрифт:
Но поделать было ничего нельзя. Она следовала за другой старушкой, как привязанная. Ей не удавалось ни улететь, ни раствориться в небытии.
К ее вящему удовлетворению, глаза у второй старушки частенько бывали на мокром месте, особенно в первые несколько недель, и она всхлипывала и взывала:
— Где ты? И почему я только не умерла первой? Ох, как же я тебя любила! Ну почему тебя здесь нет?!
«Поймешь когда-нибудь», — думала первая старушка.
Потом на первую старушку посыпались упреки, которые она находила несправедливыми: «Ты вечно думала
Первая старушка приходила в ярость, металась по комнатам. «Что же, это теперь вечность будет продолжаться?» — думала она. Ее трясло, — по крайней мере, ей так казалось. Но пощады не было.
Однажды, в полуденный час, вторая старушка встретила в парке другую маленькую одинокую старушку.
Через некоторое время старушки уже ежедневно навещали друг друга, обнимались и нежно покусывали друг друга за ушко.
Вторая старушка утверждала, что еще никогда не была так счастлива.
«Смерть ужасна, ужасна! — думала первая старушка. — Знал бы кто-нибудь!»
Но она понимала и то, что при жизни никому таких вещей постичь не дано и что верующие, скорее всего, просто верно угадали.
Она замирала рядом со второй старушкой при каждом ее поцелуе, прислушивалась к стонам наслаждения и чувствовала себя опустошенной, заброшенной. И не знала, куда деваться.
~~~
ДВЕ СТАРУШКИ.
Одна старушка сидела у смертного одра другой старушки.
Вторая старушка велела ей уходить.
В отчаянии стояла первая старушка за дверью. Она сжала руки так, что ногти одной руки вонзились в ладонь другой, закусила губу и вновь вошла в комнату.
— Я хочу посидеть с тобой, — сказала она.
— А я хочу быть одна, — возразила вторая старушка.
— Я буду тихо.
— Нет! Дай ты мне умереть спокойно.
— Я тебя люблю.
— Оставь меня одну! Это слова умирающей, понимаешь ты это или нет? Ступай же!
Она выкрикнула это из последних сил.
Первая старушка вышла из комнаты разбитая, с пульсирующей в висках головной болью. Она прижалась ухом к двери и прислушалась. Вскоре она услышала медленное, размеренное дыхание и легкий храп. Очень осторожно, на четвереньках, она вползла в комнату. Иначе она поступить не могла. Сжавшись в комок, она уселась в ногах кровати.
В комнате было темно.
Вторая старушка неподвижно лежала на постели.
Было тихо.
Немного погодя вторая старушка тяжело вздохнула и медленно проговорила, надолго замолкая между словами:
— Не думай, я все слышала.
После этого она умерла. Непродолжительный хрип — и ее не стало. Долго еще сидела первая старушка на полу. Потом встала и наклонилась к холодному телу второй старушки.
Ее головная боль прошла. Но теперь ужасная мысль пронзила ее мозг. «Бросила меня, — заключила она, — вот оно как. С собой бы она такое проделать не позволила, — с горечью подумалось ей. — Бросишь ее, как же». Она принялась рвать на себе волосы, прядями.
Ей
следовало бы вызвать врача, позвонить внучатой племяннице и гробовщику. Но ничего этого она не сделала. Она присела рядом со второй старушкой.Распахнулось окно. Ледяной ветер ворвался в комнату. «Даст Бог, просквозит меня, — подумала она. — О, хоть бы мне уж насмерть простудиться».
~~~
ДВЕ СТАРУШКИ.
Одна старушка сказала:
— Жаль, все-таки, что ничего нельзя оставить на память о покойнике.
— Что ты имеешь в виду? — спросила другая старушка.
— Ну, скажем, руку там, ногу или нос…
— Но волосы же можно сохранить, или ногти?
— Да ну, это что, — сказала первая старушка. — Нет, я имею в виду что-нибудь такое цельное… ну, как бы это объяснить… да нет, все равно не положено.
— А почему не положено? — спросила вторая старушка.
— А по закону. Нельзя покойников на сувениры разбирать.
— Ах вот оно как, — сказала вторая старушка. — Вот не знала.
Тогда первая старушка рассказала, что в детстве у нее была собака и что однажды она замерзла, ночью, в саду. Та ночь выдалась очень холодной, а собаке где-то защемило пасть капканом, и она не могла лаять. Ее нашли на следующее утро, заледеневшую в камень. Отец хотел поднять ее, но уронил, и одно ухо откололось и отлетело в сторону.
— Когда промерзаешь насквозь, и очень быстро, то прямо в фарфор превращаешься, — сказала первая старушка.
— Ого, — сказала вторая.
— И мы это ухо оставили себе.
Старушки любили друг друга и готовы были друг для друга на все. Они чувствовали, что им осталось недолго, и сострадали той из них, которой придется остаться с пустыми руками, как они это называли.
Однажды ночью, в трескучий мороз, вторая старушка выскользнула из дому. Она разделась догола, сложила свои веши в сарае и уселась на перевернутое ведро на садовом столике.
Первая старушка нашла ее на следующее утро.
Горе ее было бесконечно. Она содрогалась от рыданий в своей поношенной меховой куртке. Она хотела погладить вторую старушку, но та с тяжелым стуком свалилась с ведра на стол, а со стола на землю.
И от нее откололось все: пальцы, уши, ноги по щиколотку.
Первая старушка отпрянула, но все же подобрала пару пальцев и сунула в карман.
Несколькими часами позже явился владелец похоронного бюро, краснолицый толстяк.
Его сопровождал молчаливый помощник.
— Холодно, — сказал владелец похоронного бюро. — Вот же ведь холодина!
Мужчины уложили мертвую старушку в гроб и принялись подбирать отбитые члены.
— Еще кое-чего не хватает, — сказал владелец похоронного бюро. — Пары пальцев недостает.
Вместе с помощником они ползали по саду, шарили в кустах и рылись в заледеневших отбросах.
— Ну вот что, — сказал наконец владелец похоронного бюро. — Закатились они куда-то. А может, и хорек утащил. Слыхали, небось, сейчас в этих местах страсть сколько хорьков расплодилось?