Annotation

Операция "Шторм-333". Предтеча Афганской войны - захват дворца и убийство председателя Революционного совета Афганистана Хафизуллы Амина, проведённые силами спецподразделений КГБ СССР и Советской Армии 27 декабря 1979 года.

С этого всё тогда и началось...

Две жизни старшего прапорщика Захарченко

Глава 1

Две жизни старшего прапорщика Захарченко

Глава 1

… и даже будущие Герои Советского Союза боялись,

что после той операции они будут ликвидированы.

Управление «Л»

Москва. Хорошо отреставрированная отдельностоящая городская усадьба XVIII века в тихом переулке у Покровских ворот.

Большой барский дом в стиле позднего барокко стоял в глубине небольшого, но довольно густого парка — ели, берёзы, кусты… и с улицы его было едва видно. Но сегодняшних обитателей усадьбы это видимо вполне устраивало. Красивая кованая решётка, отделявшая усадьбу от улицы, будка КПП и бесшумно открывающиеся ворота для въезда/выезда автомобилей.

Никакой таблички не наблюдалось, но это и было Управление «Л» Администрации Президента России. Да, да, всё верно, «Л» — это «ликвидации», а сотрудники этого Управления — госликвидаторы. У них самая обычная общевойсковая форма с «Гербом России» на петличных знаках и пуговицах, но формально никакого отношения к российским спецслужбам они не имели. Однако «День чекиста» в декабре они отмечали как свой профессиональный праздник и для этого у них были самые веские основания, но это государственная тайна.

Михалыч

— Видишь ли, Вася-«Василиск», — по свойски обратился к своему воспитаннику, а теперь уже и подчинённому, новоиспечённому лейтенанту Василию Кимовичу Волошину, начальник Управления «Л» генерал-лейтенант Анатолий Александрович Титов, — Государство всегда уничтожало изменников и предателей. Это нормально и где-то даже правильно. На войне как на войне! Но вот когда государство само предавало и уничтожало своих…

Рабочий кабинет генерала, где они сейчас пили чай, сидя в удобных кожаных креслах в углу у окна, быстрее напоминал библиотеку. Он весь был в книжных шкафах и полках.

— А такое бывало? — недоумённо спросил лейтенант Волошин.

— А ты поговори с Михалычем! — уклонился от прямого ответа генерал, — Он тебе про это расскажет. Старший прапорщик Борис Михайлович Захарченко, комендант нашего Кадетского интерната. Не забыл его?

Ну и вопрос! Не забыл ли Вася Волошин свой Кадетский интернат при Управлении «Л», ставший для него родным домом после гибели его семьи? С виду обычный военный объект, коих полно вокруг Москвы. Панельная трёхэтажка в лесу на внешней стороне МКАД, только что с четырёхметровым забором с колючей проволокой под электричеством поверх и КПП, на котором постоянно дежурили два прапорщика в военной форме и с пистолетами Макарова.

У каждого кадета, подростка в возрасте двенадцати-шестнадцати лет, на третьем, жилом этаже, там была своя отдельная комната на два окна с индивидуальным душем и удобствами. Кормили их всех разным, кому что нравилось, на заказ. Как в хорошем санатории. И если бы не ежедневные интенсивные занятия с инструкторами в подвальной спецзоне, всё так и было бы, как в настоящем санатории. Очень дороги были эти пятнадцать-двадцать детей государству в прямом и переносном смысле и на их содержании оно не экономило.

А внутри этого объекта всегда был и видимо постоянно там жил его строгий хозяин, общий папа и мама всех здешних детей — Михалыч. Уже не молодой, высокий, стройный, седоватый мужчина, всегда в тщательно выглаженной военной форме и в начищенных до зеркального сияния хромовых сапогах. И это было несколько странно… Все остальные сотрудники Управления «Л» на службу ходили по гражданке, надевая форму исключительно по случаям награждения их орденами и медалями, присвоения очередных и внеочередных воинских званий, объявления им личных (секретных!) благодарностей Президента и тому подобным.

И тем не менее… при всей своей внешней строгости, для всех кадетов, будущих и уже настоящих госликвидаторов, Михалыч навсегда оставался в памяти «волшебником в голубом вертолёте».

Надо было чего, джинсы новые или крутую игровую приставку, обращались к Михалычу! Он внимательно выслушивал, чиркал карандашиком в своём блокноте и через некоторое время приносил испрашиваемое прямо в комнату:

— Нате, товарищ кадет, пользуйтесь!

Красота!

— Он же ко мне на Присягу в часть приезжал, когда призвали на срочную, — с теплотой в голосе сказал Вася генералу, — Вкусняшек привёз, праздник же был, ко всем родные приехали! Да я про Михалыча чуть ли не каждый день вспоминал после интерната, особенно когда надо было чего-то искать и покупать, — улыбнулся лейтенант, — Да и не только я!

Как-то, кадет Вася Волошин зашёл в комнату коменданта. И была она вся в поздравительных открытках и телеграммах, как в снежинках. Слали Михалычу приветы со всего света его воспитанники — российские госликвидаторы.

Так-то, судя по наградам на парадном кителе, мужик он был боевой, геройский, но крайние пятнадцать лет он в Кадетском интернате со здешними необычными ребятишками возился, точно. Были у него свои дети, не было?

И лейтенанту Волошину стало стыдно… С глаз долой, из сердца вон?!

— В эти же выходные заеду к Михалычу в наш Кадетский интернат, навещу его! Даже когда у него День Рождения не знаю… стыдоба.

— Да, навести его, поговори с ним, — закончил беседу генерал, — Он будет рад. Заодно нового мальчика-вервольфа посмотри, его только недавно привезли.

Нападение

27 декабря 1979 года. Дворец «Тадж Бек», район «Дар-Уль-Аман» города Кабула, Афганистан.

Когда Амин узнал о нападении каких-то военных на его дворец, он приказал своему адъютанту сообщить об этом советским братьям — военным советникам, сказав:

— Советские братья помогут!

И когда адъютант доложил ему, что на дворец напали именно советские братья, Амин в ярости швырнул в него пепельницу и закричал:

— Врёшь, шайтан, не может такого быть!

Он ещё не знал, что «мусульманский батальон» из солдат-единоверцев, призванных на срочную службу из республик Средней Азии, который он сам же и попросил советское командование поставить на охрану внешнего периметра его дворца, уже обратил оружие вспять.