Две жизни. Банковский роман

Пицунда была остановкой по «требованию» Инны. Ее привлекал дивный бирюзово-лазурный цвет морской воды у берега, пьянящие запахи смолы пицундских сосен в реликтовой роще. Здесь ее ждал очередной ритуал: каждый раз Антон обязательно прикасался щекой или просто кончиком пальца к телу 500-летней пицундской сосны, упирающейся в небо где-то на высоте сорока метров. Скрывая улыбку, Инна с покорностью прилежной первоклассницы повторяла упражнение. Сама она особенно любила могучие, шелестящие пахучими кронами эвкалипты. Инна никогда не слышала абхазскую речь, но в тот момент ей казалось, что кроны шумели по-абхазски.

В Пицунде Инна обязательно заходила в храм Х века со старинными росписями и органом в надежде застать концерт или хотя бы репетицию какого-нибудь местного музыканта. Инна привыкла воспринимать любое место, в котором ей довелось побывать, так, как если бы она смотрела на него глазами людей, которые здесь жили в разные исторические эпохи. Ей было не важно, живут эти люди сейчас или их жизни уже принадлежат истории, реальные это личности или вымышленные персонажи. Пицунда была ей особенно дорога.

Здесь родилась и выросла абхазская девушка с необычным именем Хибла. Как считала Инна, в ее облике воплощалась самая настоящая человеческая красота этого народа. Инна узнала о ней совсем недавно, в 1994-м году, когда на конкурсе имени Чайковского Хибла Герзмава получила Гран-При. С тех пр Инна часто слушала записи арий для колоратурного сопрано в ее исполнении. Особенно восхищалась необычайно проникновенным звучанием ее голоса, когда Хибла пела романс “Здесь хорошо” на музыку Рахманинова.

Обычно сомневающаяся во всем, на этот раз безоговорочно Инна поверила, что талантливая и уже почти знаменитая абхазская артистка действительно любит свою золушку-родину – милую, добрую и с ног до головы перепачканную сажей и пеплом еще не остывшего пожара войны. Инна нисколько не сомневалась в искренности патриотических чувств Хиблы. Также безоговорочно она верила и Антону.

Через несколько лет, когда Хибла впервые выступила с программой «Опера. Джаз. Блюз», Инна сразу же прониклась ее исполнением колыбельной из оперы «Порги и Бесс». В более поздние поездки в Абхазию Инна брала с собой эту запись. Здесь, в Пицунде, среди раскачиваемых ветром сосен и эвкалиптов «Summertime» хотелось слушать и слушать до бесконечности. И даже Антон, который был не особенно расположен к музыке, прикрыв глаза умолкал и, казалось, растворялся в звуках.

Инна никогда не понимала фанатов и не относилась всерьез к влюбленным в своих кумиров поклонникам знаменитых артистов. Но она искренне любила Хиблу. Инне нравилась ее кавказская красота, выразительные карие глаза, белоснежные плечи пушкинской мадонны и благородная поступь. В своих телевизионных интервью Хибла выглядела совершенно искренней. Когда ее удавалось застать у выхода из концертного зала в Сочи, Пицунде или Сухуме, она была неизменно приветлива со своими поклонниками. Хиблу невозможно было не любить. Однажды, рассматривая вместе с Антоном фотографии на личном сайте певицы, Инна уловила такую необыкновенную нежность и восхищение в его взгляде, какую больше ни при каких обстоятельствах она в этом мужчине не замечала.

Была еще одна причина, по которой Инна всегда просила остановиться в Пицунде. Она хотела рассмотреть поближе автобусные остановки, построенные еще в 60-е годы местными умельцами по эскизам Зураба Церетели. Инну поразил “Осьминог”, огромное бетонное, выложенное сине-голубой керамической мозаикой чудище, которое удивительно гармонировало с окружающей природой, и казалось, только что выползло из воды, чтобы посмотреть, какие порядки царят под ясным небом на берегу. С самой первой своей поездки Инна полюбила эти фантастические существа, рожденные человеческим воображением. В очередной раз оглядывая осьминога, рыбу, петуха, дельфина, вздыбленную волну или летающую тарелку, она вздыхала про себя замечая, что бедняги еще больше обветшали и потускнели. К творениям Церетели, как и ко всему остальному, что напоминало ему о Грузии, Антон относился прохладно, но терпеливо ждал поодаль, пока Инна фотографировала своих любимцев. Эмоций в отношении чего бы то ни было грузинского Антон никогда не проявлял и ничего касающегося Грузии не комментировал.

Добравшись до Гагр, они непременно останавливались у живописной 60-метровой длины колоннады в мавританском стиле, полукругом ограничивающей площадку с фонтаном и голубкой посередине. Антон был ровесником колоннады, открытой 1956 году к началу возрождения Гагры как города-курорта. Каждый год, ближе к своему дню рождения он старался навестить колоннаду. Иногда приезжал без заранее продуманного плана, чтобы просто пройтись вдоль набережной среди пальм и кипарисов приморского парка.

Сохраняя в себе и всячески подчеркивая кавказские черты характера, Антон оставался человеком русской культуры. Он жил и учился в русской среде, был по-русски дружелюбен и отзывчив. Дружба была важной частью его жизненного сценария. К выбору друзей Антон относился строго, не стремился дружить со всеми и никогда не был рубахой парнем. Среди его давних друзей были два соседа, два-три одноклассника, и пара друзей студенческих лет. Он не признавал ни к чему не обязывающих приятельских отношений: либо дружил, доверяя своим друзьям и всячески поддерживая их, либо держал почтительную дистанцию.

В курортный Сочи всегда стекались отдыхающие со всей страны. Время от времени приезжали как старые знакомые Антона, так и люди, появившиеся в его жизни совсем недавно, в основном москвичи, связанные с работой в банке. Ему часто звонили, особенно летом, предлагали увидеться, посидеть в каком-нибудь ресторане и поговорить. Его планер был буквально усыпан записями о предстоящих встречах, он всегда находил для них время. Создавалось впечатление, что для него это не просто «посиделки», а важные события. Антон охотно откликался на предложения и сам выбирал ресторан. Он с особенной щедростью заказывал на всех кавказские соленья, закуски, традиционные блюда и никогда никому не позволял платить.

Антон действительно любил «потолковать». Не поговорить, а именно потолковать, неспешно, вдумчиво и обязательно на интересовавшие его темы. Он задавал множество вопросов, как правило, не касавшихся сугубо личной жизни собеседников. Напротив, он всеми силами избегал слишком откровенных разговоров с подвыпившими людьми. Он ценил общение, дававшее возможность из «первых рук» узнавать, что именно волнует окружающий его мир. Он прислушивался к мыслям интересных для него людей. К мнению старших относился с особенным почтением. Как правило, такого рода встречи повторялись из года в год, но общением и ограничивались.

И все же у Антона были не очень удачные, а то и совсем провальные попытки обзавестись новыми друзьями. Инна помнила, с каким трудом Антон пытался скрыть свое почти детское разочарование узнав, что главный куратор «абхазского проекта», ответственный сотрудник головного банка, с которым он часами обсуждал свои рабочие планы и замыслы, оказался скрытым алкоголиком, за что и был впоследствии уволен.

Антон не торопился знакомить Инну со своими друзьями, но поскольку все они рано или поздно появлялись в филиале, то знакомство все же случалось. Инна всех их помнила и пыталась по-своему оценить. Не то чтобы все эти люди были ей интересны, но именно так, через понимание его друзей, она лучше понимала Антона.

Тогда, в самом начале их отношений, Инна и предположить не могла, какие неприятные качества через много лет она обнаружит в людях, которых Антон считал своими друзьями. Какое именно место сама Инна занимала в его системе координат, она за многие годы так и не поняла, как, видимо, не понимал этого и сам Антон. Инна допускала, что невольно стала для него задачей с так и не найденным решением. Антон не раз говорил, что такие математические задачи существуют.

Со школьных лет Юра Духарцев был в числе близких друзей Антона. Они жили в Кудепсте, недалеко друг от друга. После окончания школы виделись нечасто, но Антон никогда не упускал возможность о чем-нибудь с Юрой потолковать. Юра был профессиональным художником. Антон был равнодушен к живописи. Об искусстве не говорили. Хотя одну из обсуждаемых ими тем Инна запомнила. Антон притворно сокрушался, что не может понять механизма, благодаря которому устанавливаются восьмизначные цифры в долларах на аукционах, торгующих произведениями живописи.