Две жизни. Банковский роман

Поддразнивая Инну, поклонницу таланта Ван Гога, Антон затеял разговор о художественной ценности работы художника «Портрет доктора Гаше» (1890, 67x56 см), проданной на торгах Christie’s в Нью-Йорке 15 мая 1990 года за небывалые $82,5 млн. Портрет был куплен японским бизнесменом Рёхэй Сайто, который через некоторое время заявил о намерении кремировать полотно вместе с собой после своей смерти. К счастью, «Портрет доктора Гаше» остался в живых.

После кончины Сайто в 1996 году портрет был передан в международный инвестиционный фонд, который продал его в «неизвестные руки». В сообщении указывалось, что нынешняя цена «Портрета доктора Гаше» еще более фантастическая – $174,6 млн. Инна подозревала, что Антон, конечно же, многое понимал, но, как прирожденный математик, очень любил поерничать, когда речь заходила о вещах иррациональных и логически не объяснимых.

Иногда по вечерам, когда ему не работалось, Юра заходил к Антону на чай или сыграть партию в нарды. Антон тоже заглядывал к Юре в его мастерскую. Как-то, по просьбе Инны, Антон организовал экскурсию в мастерскую художника, на которую Инна позвала дочь и свою сестру с мужем и детьми. Муж сестры был архитектором, любил, понимал и ценил живопись, к тому же неплохо рисовал. Все дети учились в художественной школе. Получился импровизированный мастер-класс не только по живописи, но и по продвижению на рынок картин бедного художника.

Юра действительно нуждался в деньгах. Продать картину в середине 1990-х было почти невозможно. Привычных глазу милых комнатных натюрмортов он не писал. Юра был художником крупного формата. Такие работы на прогулочной набережной для продажи не выставишь. В салоне они занимали слишком много места и потому были почти не видны, неизменно оказываясь позади выдвинутых вперед работ меньшего размера.

Темы его картин были далеки от пасторальных. Юра не писал приморских пейзажей: ни цветущих магнолий, ни пенистых волн, ни силуэтов загорелых купальщиков. Его пейзажи не были академическими. Скорее – плод его воображения. Причем воображения встревоженного, мятущегося, сомневающегося в своей способности выразить невыразимое. Со временем бывшие прежде вполне реалистичными силуэты кавказских гор становились на его полотнах все менее узнаваемыми. С каждой новой работой на его картинах заметно усиливались космические очертания. Краски тоже напоминали космические. Нервически-пронзительные, они скорее раздражали и тревожили, чем ласкали взгляд.

Конец ознакомительного фрагмента.