Двенадцать детей Парижа

Потом он выпрямился, оглядывая два трупа и дымящийся костер.

Все было тихо – похоже, его никто не видел. Рыцарь уперся ногой в ягодицу мертвеца, из которой торчала стрела, и резким движением обломил древко. Половинку древка с перьями и красно-зеленой меткой Тангейзер бросил в костер. Потом он вставил в лук новую стрелу. Фроже не обманул его. Подняв ружье, Матиас закинул его за спину. С фасада мастерской Даниеля Малана были сбиты ставни. Иоаннит заглянул внутрь. В помещении никого не было, книжные полки были опустошены и сорваны со стен, а витрины перевернуты.

Тангейзер заглянул внутрь. Коридор тоже был пуст. Схватив первого убитого ополченца за воротник камзола, рыцарь втащил его в дом и бросил на пол. Потом он прислушался. Из глубины дома доносились какие-то невнятные звуки. Сверху, с лестницы, которая начиналась в середине коридора, слева, тоже послышалась приглушенная возня. Дом был глубиной в одну комнату. Впереди виднелись три открытые двери, две по правую сторону коридора, со стороны фасада, а последняя в торце. За третьей дверью горел свет – лампа или свеча. Слева, под лестницей, виднелась закрытая дверь, ведущая, по всей видимости, в подвал.

Госпитальер затащил в дом второй труп, взял короткую пику и закрыл входную дверь. Замок и верхний засов были вырваны из косяка. Воткнув пику в пол, Матиас упер древко в железную коробку сломанного замка.

Потом он пошел по коридору первого этажа. В доме пахло чернилами, терпентином и металлом. Заглянув в первую дверь, Тангейзер убедился, что за ней находится помещение, которое он видел снаружи. У второй двери он остановился, прислушался и, ничего не услышав, вошел. Никого. На полу были рассыпаны маленькие прямоугольники типографского шрифта, рамки, инструменты и ручные пресс-формы. Рядом с бочкой воды висел на крючке кожаный фартук, весь в чернильных пятнах. Матиас снял его и надел через голову. Фартук едва доходил ему до бедер, но закрывал мальтийский крест на груди. Осталась последняя комната.

Не доходя до двери, он остановился. Послышалось кряхтение, словно кто-то поднимал тяжелый предмет. Иоанниту вспомнилась поговорка о том, что там, где собираются трое мужчин, найдется по крайней мере один Жан.

– Эй! Жан здесь? – крикнул он в сторону последней двери.

– Оба Жана наверху, – последовал ответ.

Тангейзер переступил порог, поднял лук и прицелился в молодого человека, стоявшего на четвереньках в дальнем конце комнаты, спиной к двери. Этот мужчина сворачивал ковер, который лежал на полу перед письменным столом. На железной подставке горели две свечи. Вся комната была забита разными принадлежностями, необходимыми в печатном ремесле. Черного хода не было – мастерская Малана примыкала к задней стене дома на соседней улице.

Матиас опустил лук, вытащил кинжал и приблизился к замершему на четвереньках грабителю.

– Кто еще там, наверху? Сколько вас всего? – спросил он.

– Откуда мне знать, если я тут? – Мужчина оглянулся. Как и многие ополченцы, это был парень лет двадцати. – Постойте, а кто вы такой?

Тангейзер улыбнулся:

– Это правда, что наверху две девчонки?

– Да, так нам сказали. Кто вы?

Парень привстал на одно колено, и рыцарь одним взмахом руки перерезал ему горло, от одного плеча до другого. Тот успел выставить руку, и на пол упал отрезанный палец. Из раны хлынула кровь, и юноша рухнул прямо в ярко-красную лужу. Тангейзер вытащил дергающееся в конвульсиях тело из комнаты – перерезанное горло произведет впечатление на всякого, кто сунется в коридор. Переступив через два первых трупа, он выколол каждому глаза.

Поднимаясь по лестнице, Матиас слышал крики, доносившиеся из соседних домов, но наверху было тихо. Он не желал, чтобы у Паскаль и Флер были причины кричать, но тишина казалась ему подозрительной. В конце лестничного пролета коридор вел от площадки к следующей лестнице на верхний этаж мимо двух дверей. Слева находилась задняя комната с дверным проемом, но без двери.

Снизу послышался шум, и иоаннит оглянулся. Входная дверь, подпертая пикой, дрожала от ударов. Кто-то стучал в нее кулаком. С улицы доносились приглушенные крики. Тангейзер нырнул в дверной проем задней комнаты.

Навстречу ему вышел человек, привлеченный стуком внизу. Он был безоружен, и его лицо оставалось безмятежным, пока госпитальер не вонзил кинжал ему в живот, вспоров тело до самой грудины. Раненый издал тихий стон, исполненный жалости к самому себе. Изо рта у него воняло. Он из последних сил цеплялся за жизнь, и Матиас, упершись в его грудину крестовиной кинжала, шагнул назад, в коридор. Умирающий потянулся за ним, заливая кровью и желчью кожаный фартук, и повалился вперед, на лестничную площадку. Тангейзер развернулся и толкнул его вниз.

Тело соскользнуло с клинка и в полной тишине покатилось по ступенькам, руки последний раз конвульсивно дернулись, кишки выпали из раны и повисли между ног. Напор на входную дверь усилился, и древко копья, подпиравшее замок, с каждым ударом сползало все ниже. Тангейзер проверил заднюю комнату. Никого. Дверь внизу с грохотом распахнулась.

Послышались удивленные возгласы. Потом проклятия. Вошедшие спрашивали друг друга, достаточно ли у них сил или стоит бежать за подмогой.

Ударом ноги госпитальер открыл третью дверь.

Кухня. Два человека. Ближайший появился из кладовки с блюдом яблок и сыра в руках. На нем был нагрудник. Рыцарь ударил его в подмышку, вонзив кинжал до самой рукоятки. Потом он повернул лезвие, но не стал выдергивать его, а просто отпустил. Раненый, захлебываясь криком, рухнул на колени. Когда второй сидевший в кухне ополченец поднялся из-за стола, на котором лежали шлем и два коротких меча, Тангейзер натянул тетиву лука и отпустил. Человек съежился и выставил вперед левую руку. Стрела пронзила его ладонь насквозь и буквально прибила его руку к груди. Он откинулся на стул, удивленно глядя на торчащее из груди древко.

Тангейзер положил лук и две стрелы на стол и схватил один из мечей. Раненый ополченец позвал на помощь. Он поднял правую руку, пытаясь защититься, и госпитальер что было силы обрушил на него меч, отрубив руку выше локтя. Лезвие оказалось острее, чем он ожидал. Крик о помощи превратился в бессвязные вопли, и Матиас, схватив со стола тряпку, заткнул своему противнику рот.

Затем, схватив ополченца за пришпиленную к груди руку, иоаннит поднял его со стула и потащил через всю комнату к двери. Его товарищ стоял на четвереньках, тяжело дыша и глядя на лужу крови, собиравшуюся под его лицом. Тангейзер прижал однорукого к стене рядом с дверью. Пробитая ладонь этого человека сдвинулась по древку стрелы дюймов на шесть ближе к оперению, а наконечник стрелы почти полностью вошел в верхнюю часть его груди. Рыцарь выдернул кляп. На губах раненого появилась розовая пена.

– Где две девочки? – спросил Матиас.

– Наверху. Они наверху, сударь. Наверху. – Молодой человек посмотрел на обрубок собственной руки и всхлипнул.

– С Жаном?

– Жаном? Да, я Жан. У меня пятеро детей. – Раненый покачнулся.

– Сколько людей наверху, с девочками?

– Двое, сударь. Жан и… Да, Жан наверху, но это не я, это другой Жан. Жан и… Дайте мне минуту, сударь, и я вспомню… Жан и… – Парень закашлялся, и изо рта его потекла красная слюна. – Это студенты, сударь. Я увидел их только сегодня утром. Я пришел сюда только за едой, сударь. И все. Только позавтракать.