Двенадцатая реинкарнация. Трилогия
Шрифт:
— И это мне говорит человек, которого не только у нас, в СССР, называют "главным государственным заказчиком" по линии ЭВМ, — глядя в потолок, пожаловался я находившемуся там невидимому собеседнику.
— О, вы интересуетесь вычислительной техникой. Не удивлюсь, если услышу от вас про возможности суперкомпьютеров, — иронично усмехнулся Келдыш, зарубивший за свою жизнь не один подобный проект.
— Удивитесь, — пообещал я ему, придирчиво выбирая печенье из вазочки, и остановившись на симпатичной печенюшке, с вишнёвой нашлёпкой сверху, — Суперкомпьютеры стране не слишком-то и нужны.
Пару — тройку десятков ещё можно пристроить по делу. Всяким военным, космонавтике, железной дороге и энергетикам. Всем остальным нужны простенькие машины, с возможностью передачи информации и, для начала,
— Я так понимаю, что вы мне сейчас намекаете на то, что я когда-то поддержал решение на копирование западных образцов в электронике, а не на их разработку собственными силами? — Келдыш сжал зубы, и глотнул воздух, ощутимо двинув кадыком, — Так вот послушайте, что я вам скажу. Под получение практических результатов я тогда поставил всю свою карьеру и весь имеющийся на то время запас авторитета. В Зеленограде появилось пять, ПЯТЬ институтов по разным видам радиоэлектроники, и обширное сопутствующее производство. Впервые у страны возникло какое-то подобие новой отрасли, а не та показушная мелкосерийка, о единичных изделиях которой так любят говорить пропагандисты.
— Хороший импульс, — согласился я с ним, — Ничуть не хуже того, что мы сейчас видим с автомобилями. Купили у итальянцев отработанное производство, и начали делать машины в товарном количестве. Думаю, что ВАЗ нынче выпускает легковушек уже не меньше, чем все ранее существующие автозаводы в СССР. Однако, беда в том, что электроника — очень быстрорастущая отрасль. Я сейчас всерьёз озабочен тем, чтобы часть производства самых современных радиодеталей перенести в космос. Да, разработку схем какое-то время придётся покупать. Но не всё так печально. Нам найдётся, что предложить чужим разработчикам в обмен вместо денег.
— И как всегда, ваша контора, открытая в Свердловске, выступит на платной основе? — попытался скрыть кривую усмешку Келдыш, которого, как Президента АН, коснулось создание нашего филиала под эгидой Академии Наук, и его необычная форма хозрасчёта.
— Боюсь, что вы не всё знаете. Мы действительно сами себе зарабатываем деньги на жизнь. На мелочах. На шее у государства уж точно не сидим. Например, я сейчас из Германии привёз фотографии пары сотен образцов, которые мы внедрим в производство в течении года. Вас интересуют унитазы, не капающие краны, розетки с заземлением? Нет? Странно, ах да, это же так ничтожно для учёного… Когда мы всё внедрим, моя зарплата станет не меньше вашей. С моей точки зрения, она вырастет вполне заслуженно и, что не менее интересно, вполне законно. Но это личные, меркантильные интересы. Они больше интересны нашему коллективу и простому народу. Относительно интересов страны могу сказать, что другие, миллиардные проекты, ей переданы фактически даром. В лучших традициях социалистического альтруизма. Да, мы обозначим своё участие в мелких деталях, и даже получим лично для себя какие-то деньги, но это доли процента от общего пирога. Гораздо меньше того вознаграждения, которое предусматривает Закон о рационализаторстве и изобретательстве. Может нас даже какими-то висюльками наградят. Вашему поколению это нравится, а нам уже смешно. Всех коммунистов, кто до власти дорвался, чем только не обвесили. Один героический Брежнев чего стоит. В три слоя по кругу наградами можно обвесить, если все собрать. Обесценились нынче ордена и медали.
— Всё-таки
деньги… — пробормотал Келдыш, — Я думал, что у вас есть идея… Стержень.— Можете не сомневаться. Лично у меня стержень присутствует. До определённой степени. Деньги я и сам могу заработать, кстати, очень много. Я вполне успешный спортсмен и музыкант, даже немного композитор и аранжировщик. Поэтому у меня пока есть выбор. Могу пожить в своё удовольствие, а могу попытаться вытащить нашу страну из ямы, но сразу предупреждаю, что до крайностей доходить я не готов. Извините конечно, но иногда просто хочется пожить. Эдак, на уровне какого-нибудь министра, или секретаря обкома, когда заслужу, а точнее — когда заслуженно заработаю. Я прекрасно понимаю, что мне будут мешать. Больше из зависти. Не положено у нас изобретателям жить хорошо, но я постараюсь.
— Неплохой у вас аппетит. Люди годами и делом доказывали Партии свою преданность.
— Угу. Преданность я точно доказывать не собираюсь. Это не мой товар. Предлагаю обойтись сравнением полезности для страны, то бишь, для государства. Награды же у нас государственные, или всё-таки частные, за личную преданность и партийный стаж?
— Павел, похоже вы не понимаете. Существует сложившаяся практика…
— Извините, что перебиваю. Проблема в том, что я-то как раз понимаю. Абсолютно объективно оцениваю растущий разрыв между партийной элитой и простыми смертными.
— Так, стоп. Ишь, разошлись, горячие парни, — прервал нас академик, — Павел, вытащи-ка из бара коньячок и три рюмки. Пить нам никому нельзя, но в гомеопатических дозах, не повредит.
Я прошёл к бару. По существующей нынче моде, таковым считается одно из отделений в стенке, с откидывающейся горизонтально дверцей, превращающейся в столик, и стеклянными полками внутри. Не торопясь, с любопытством осмотрел дюжину бутылок, где преобладали французские коньяки. Одна из бутылок привлекла моё внимание невзрачным видом. Кроме непонятных армянских надписей, на русском было написано только "Коньяк. Сорок лет" и "Трест Арарат" на эмблеме. Рюмки я проигнорировал, остановив выбор на небольших коньячных бокалах из тонкого стекла.
Когда я притащил всё это к столу, Капица закашлялся и покраснел лицом, а Келдыш, злорадно хихикая, застучал по коленям ладонями, словно аплодируя.
— Ну что, Пётр Леонидович, дождался знаменательного события? Два года мне твердишь, что нужен достойный повод. Теперь не отвертишься. Вот и попробуем мы сейчас звезду твоей коллекции.
— Повод и правда необычный, так что открывай, — скомандовал Капица мне, в ответ на реплику развеселившегося Келдыша, — И давай, подробно рассказывай, куда тебя на этот раз закинуло в твоих безумных планах и мечтах.
— Все вы знаете сказку про философский камень, — начал я, чётко вымеряя миллиграммы разливаемого коньяка, — Сегодня в наших силах сделать её былью. Из песка мы можем получать продукцию, которая по своему весу будет дороже золота. Полученные в космосе процессоры позволят связать всю страну единой информационной системой, так необходимой именно нашей стране с её необъятными просторами и чудовищными расстояниями.
— Помню я подобный проект. Глушков под него у Косыгина когда-то двадцать миллиардов рублей просил, — как бы невзначай заметил Келдыш, покачивая в руке бокал с янтарной жидкостью.
— Хм, кто такой Глушков я не знаю, но порядок цифр у меня явно не тот предполагается. Куда же он собирался такие деньжищи-то ухнуть?
— Насколько я помню, больше половины средств планировалось потратить на строительство сотен центров по всей стране, — улыбнулся Мстислав Всеволодович, ожидая, что грандиозность предстоящих строительных работ выбьет меня из колеи.
— Зачем ещё раз строить то, что уже построено? — возмущённо поинтересовался я, — Вы хоть раз видели наши АТС? По всей стране стоят тысячи больших зданий, практически готовых к размещению в них базовых ЭВМ. Понятно, что сейчас огромные помещения забиты допотопным оборудованием, которое устарело давным-давно. Все эти безразмерные шкафы под потолок, с щелкающими там реле декадно — шаговых АТС, нынче заменит оборудование не больше вашей мебельной стенки. Целые залы освободятся. Туда не только наша ЭВМ влезет, а ещё и место останется, чтобы в футбол сыграть.