Двенадцатая реинкарнация. Трилогия
Шрифт:
— И где же мы возьмём такое оборудование?
— Да выменяем на те же процессоры хоть у французов, хоть у немцев, раз своего нет готового. Заодно и наши товары продвинем в большом количестве. Смелее нужно интегрироваться в мировую экономику. А то привыкли всё делать сами. Не обращая внимания, что делаем плохо, да нет, очень плохо.
— Ага, и ваш свечной заводик, то есть махонькая установочка в космосе, безусловно решит нам проблему, — ехидно улыбнулся Президент Академии.
— Мстислав Всеволодович, как вы считаете, сколько процессоров можно разместить на пластине, размером в стандартный лист писчей бумаги и толщиной менее миллиметра?
— Думаю, штук пятьдесят может влезть, — неуверенно сказал Келдыш, и увидев, как я закатил глаза, поправился, — А может быть и сотня войдёт.
— Хм, вы судите по размерам
— Где же вы под такие размеры оборудование возьмёте? Там же детали уже не в каждый микроскоп разглядишь, — заинтересовался Капица, поглядывая на замолчавшего Келдыша, который словно заснул в кресле. Даже глаза закрыл, один лишь бокал покачивается в руке.
— Нет там особо сложного оборудования. Да, оно не простое, и высокоточное, но ничего сверхъестественного из себя не представляет. Никогда не пробовали посмотреть в перевёрнутый бинокль? Я вот в детстве очень любил. Посмотришь через него себе на ноги, и кажется, что ты стал высотой с двухэтажный дом. Тот же самый принцип в печати процессоров используется. Оптическое уменьшение. На сегодня есть несколько конструктивных трудностей, которые не позволяют сделать процессор ещё меньше размером. Наши ребята, в Свердловске, сейчас их решают. Теоретическую часть нам помогли разработать в УПИ, а вот проверить практику пока негде. Сами понимаете, что американцам мы такие козыри в руки отдавать не собираемся. Так что заказали себе установку у нас, на оптико-механическом заводе. Не промышленную, а почти что настольную, в герметичном боксе. Сделают, будем пробовать.
Неужели трудно было разместить необходимый заказ на действующем оборудовании? — не открывая глаз, поинтересовался Келдыш.
— Вряд ли какой-нибудь завод согласится перенастраивать для нас свою линию. Им план надо гнать, а нам пока и простенькой лабораторной установки достаточно. Получим положительный результат, будем пробовать мелкую серию на производстве. Нам ещё предстоит две маски для фотолитографии сделать. Одну для дополнительной изоляции, а вторую, исправленную, под наш материал затвора транзисторов. Остальные и от текущей модели подойдут. Думаю, что первой мелкосерийной моделью у нас будет не процессор, а микроконтроллер. Надеюсь, разницу вы понимаете, — достаточно холодно ответил я, не оглядываясь на полуспящего собеседника.
— Не сочтите за труд. Сообщите мне, как только у вас появятся первые результаты, — одним глотком прикончил свой коньяк Келдыш, и поднялся из кресла, начав прощаться, — Пётр, состыковал бы ты его с Револием Сусловым. Найдут они общий язык — всем легче станет. Он сейчас возглавляет Центральный НИИ радиоэлектронных систем. Я тебе завтра его прямой телефон дам.
Разговор с Келдышем закончился неоднозначно. Я пока не готов уверенно сказать, что знакомство с ним пойдёт мне на пользу. Намёк на сына Суслова, до этого подвизающегося в КГБ, в звании генерал-майора, а нынче заскочившего на управление НИИ, для меня непонятная игра в политику.
Через год Келдыш умрёт. Остановится сердце, когда он соберётся выехать на "Волге” из открытого гаража на своей даче. Тяжёлое право выбора мне дано — оставить всё, как есть, или немного изменить будущее.
На следующее утро я попал под микояновский пресс. Деда интересовало всё. Как я съездил в ФРГ, что там делал, что понравилось, что не понравилось. О чём говорил с Келдышем? Кто подписал документы на строительство в Свердловске? Когда взлетит первый "космический фонарик"? Успевают ли заводы с производством плееров? И ещё десятки вопросов, на первый взгляд, задаваемых без какой-либо системы. Когда нас позвали на обед, я думал, что утро вопросов и ответов закончилось. Не тут-то было. На обед припёрся Микоян — младший. Судя по его затравленному взгляду и тёмным кругам под глазами, у военной авиации что-то опять пошло не так. Хоть убейте, но я не помню, чем они там на МИГе занимались
в 1977 году.— Павел, что вы думаете про орбитальный пилотируемый самолёт? — первый же вопрос генерала заставил меня аккуратно поставить обратно на стол чашку с кофе. Костюм на мне светлый, а от таких вопросов и поперхнуться не долго. Забрызгаюсь, потом на костюме пятна останутся.
— Я про него не думаю. На первый взгляд, вещь бесполезная. Хотя, и на второй тоже. Однако, было бы любопытно услышать детали, в пределах допустимого. Этакий экскурс в стиле популярных журналов для молодёжи, — озадачил я славного представителя ОКБ им. А. И. Микояна, то бишь, авиаконструкторского бюро, носящее имя его отца.
— Если совсем коротко, то небольшой пилотируемый самолёт разгоняется большим самолётом — носителем до шести МАХов (скоростей звука). На высоте в тридцать километров происходит воздушный старт, и затем орбитальный самолёт-космоплан, используя уже свои двигатели, выходит в космос, — тщательно подбирая слова, выложил мне генерал основную концепцию "лаптя". Того самого шаттла — недоростка, который я как-то видел в монинском авиамузее. Проект "Спираль". Один из тех проектов, которые не сбылись.
— Поправляйте меня в тех моментах, где я ошибаюсь, — потёр я виски, сосредотачиваясь, — Сколько стране стоил наш сверхзвуковой ТУ-144, я точно не знаю, но думаю, что не дешевле его конкурента "Конкорда", на проект которого потратили полтора миллиарда фунтов стерлингов, или чуть больше двух с половиной миллиардов долларов. Это цена за сверхзвуковой самолёт. Вы пытаетесь сделать гиперзвуковой самолёт — разгонщик. Я боюсь даже представить, сколько на него будет потрачено народных денег. Наверно уже не сверх много, а гипер много. Если вы не слишком хорошо ориентируетесь в долларовых ценах, то могу подсказать, что покупка заводов АвтоВАЗа нам обошлась в триста восемьдесят миллионов долларов. Примерно в четыре раза дешевле, чем один проект неудачного ТУ-144.
— Павел, для чего мне эти цифры? Я пока не готов их обсуждать. Есть утверждённое финансирование, — замахал руками Микоян — младший.
— Эх, добавить бы к нему ещё гражданскую совесть, но откуда бы она взялась у людей в погонах. Мало того, что вы деньги не хотите считать, так вы ещё и тратите их бестолково. Совсем не на оборону. Такое ощущение, что потенциальным врагам на руку играете. Ладно, допустим я полный дебил, а в вашем проекте существует глубокий сакральный смысл. Степень моего дебилизма не позволяет мне понять, кому и чем может быть опасен ваш космический самолётик, настолько, чтобы на его создание вы могли позволить тратить миллиарды. Предполагаю, что он сможет дотащить за какие-то минуты один-два тактических ядерных заряда до любой точки мира. Больше в него не влезет. Дайте мне десять процентов вашего бюджета на развитие электроники, и потратьте ещё столько же на твёрдотопливные двигатели для ракет, и получите возможность с обычных, экономичных и надёжных самолётов ИЛ-18, накрыть ту же Америку сотнями боеголовок. Самолёты просто будут летать над Северным полюсом, или над Атлантикой, и перекрывать ракетами весь их континент. Для реализации надо всего-то три составляющих: уже имеющийся серийный самолёт, ракеты, с дальностью в пять-семь тысяч километров, и приличную электронику. Требования к самолёту минимальные. Летающая экономичная и надёжная пусковая площадка. Лучше и дешевле Ил-18Д, по соотношению цена, надёжность и экономичность, у нас нет. Особенно, если его хорошо отшлифовать и правильно покрасить. Старую краску смыть, и нанести новую, с финишным лаковым слоем. ИЛ-76 тоже неплох, но дорог в эксплуатации, хотя хорош по скорости и грузоподъёмности. И ТУ-95 не стоит забывать. Он ещё долго послужит. Может и масло для него удосужитесь сделать, а то замерзает самолёт, да так, что упади температура чуть ниже ноля, он и не взлетит.
— Ничего не выйдет. Это же сколько потребуется дополнительных боеголовок. Они, как вы догадываетесь, тоже далеко не бесплатные, — снисходительно глянул на меня генерал, проигнорировав мой практический посыл на производство низкотемпературного масла. Вот же… У нас в СССР, у тех же "Москвичей", задний мост на ходу замерзает по зиме. Ладно, успокоился. Разработки масла я с них выбью. Не дело, когда в стране, где существуют серьёзные минусовые температуры, отсутствуют соответствующие материалы. В том же Сургуте грузовики заводили осенью, а гасили по весне. Всё остальное время они молотили.