Двенадцатая реинкарнация. Трилогия

— Сегодня, Павел, мы с вами закончим. Про следующую встречу договорится мой секретарь. Чего вы там изучаете? — профессор с удивлением смотрел, как я несколько нагловато подошёл и уставился на доску, к которой были кнопками прикреплены рисунки и чертежи.

— Михаил Натанович, а это что? — как будто не знаю, почему этот фильтр и к врачам попал. Будут в будущем проблемы с одним очень неприятным вирусом у нас в Свердловске. Много людей умрёт. Эпидемия сибирской язвы называется. Хрен там. Боевой вирус с военного городка просочится. Кстати, там же и вполне мирные бактериологические лекарства делают, для улучшения флоры кишечника. Рекомендую. Импорт рядом не стоит. Наверно, как и основная продукция, но её пусть враги оценивают.

— Фильтр для воздушных и газовых сред. Наша разработка, совместно с уральской академией наук. Мы, знаете ли, одним боком к промышленности причастны.

— А вот тут частицы уже совсем мелкие? — я ткнул пальцем в последний лист, перечёркнутый крест на крест красным фломастером. Там и будут вирусы, когда выброс хрюкнет в атмосферу.

— Можно сказать, что тут уже наночастицы, менее ста нанометров, — по птичьи склонил голову набок проф, с любопытством разглядывая моё хождение около доски.

— Я бы сюда ультразвуковой увлажнитель засунул, знаете, который воду распыляет на частицы примерно такого же размера. Вода всё ненужное поймает и выпадет с ним вниз, — хихикнув про себя, кивнул секретарше и тихонечко пошёл на выход, оставив Натановича в одиночестве ерошить поредевшую шевелюру. Может в этой жизни не повторится та жуткая эпидемия 1979 года в Свердловске? Бактериологическое оружие в миллионном городе — это страшно.

— Где ты бродишь, я тебе с утра звоню? — несмолкающие трели звонка я слышал ещё на лестнице. Обычно в такой ситуации ключ всегда оказывается в самом последнем кармане, и то прячется там до последнего.

— Коля, уже никто нигде не бродит. Только домой зашёл. Говори, что хотел.

— Я фанеру достал! Братскую! И с циркуляркой договорился, — Николай проорал это так, что крикуны на демонстрациях позеленели бы от зависти.

— Ммм, а что так кричать?

— Ты не врубаешься. Восемнадцать миллиметров, сосновая, толстослойная, в два раза легче обычной… Братский комбинат выпускает.

— Понял, не продолжай. Лети мухой ко мне, я сел рисовать.

В темпе накидал размеры деталей. Коли ещё нет. Я уже чай успел заварить.

— Давай размеры и я помчался. Мужики только до полседьмого согласились работать, — вихрем ворвался Николай в квартиру.

— Чай будешь? Подождут твои мужики.

— Прикалываешься что ли? Гастроном до семи. В полседьмого их цепями не удержать на работе.

— Тогда слушай внимательно. Все заготовки нужны в двух экземплярах. Два комплекта будем делать.

— А тебе-то зачем? — с удивлением поинтересовался Николай.

— Продам. У меня начинается любовь и кончаются деньги.

— Эти понятия никак не связаны между собой, если только девушка не избыточно корыстна.

— В лоб дам, — угрюмо пообещал я, — Больно.

— Понял, проникся, осознал, был неправ, — прокричал Коля уже с лестницы.

Настроение ни к чёрту. Врубил запись Рэйнбоу и улёгся, воткнувшись в подушку лицом. Вот же меня корёжит. За несколько минут по всем болевым точкам своих жизней пронёсся: смертям моих близких, предательствам друзей, изменам любимых. Под конец вспомнил, как заживо в тюрьме гнил, после того, как нас на площади избили бичами до полусмерти. В отличной Памяти есть своя отвратительная черта — помнить всё таким, какое оно есть. В первой жизни, в этом плане мне жилось легче. Память добросовестно стирала со временем негативные воспоминания. В неправдоподобных счастливчиков, побеждающих всех и всегда, я не верю. Мне они не встречались. Зато я видел много покалеченных Мастеров меча, убитых непобедимых стратегов, низвергнутых всемогущих властителей.

Короче, всё как в этой жизни. Недаром у одного моего знакомого есть любимая фраза для дембелей: — «Ты нам не рассказывай, как и кого ты в армии бил, про это все рассказывают, лучше расскажи, как тебя били».

Непобедимых не бывает. Я это понял.

Надо встряхнуться. Встал, через немогу сделал лёгкую разминку. Из любопытства провёл замеры с компасом. Меньше пяти сантиметров до дрогнувшей стрелки. Уже интересно. Есть повод посетить знакомую трансформаторную и провести затем замер ещё раз. Заодно отвлекусь.

Каждый город по-своему красив. Питерцы, москвичи, одесситы наверно самые явные фанаты своих городов. Мне нравится Свердловск. Он деловит, компактен и размерен. Люди здесь моего склада — не слишком шумные и без лишних понтов. Я устаю от московской суеты, не люблю питерскую погоду, не в восторге от азиатской шумности Одессы. Иду по вечерней улице и ищу самого себя. Мимолетные взгляды — крохотные кусочки романтических приключений. Плачущая на скамейке девушка по слезинке выдавливает из себя горе. Это мой город и я его частица. Мы с ним понимаем друг друга.

Качаю каналы на ногах. Сложно определить, добавилось ли что с прошлого раза. Буду считать, что добавилось. Так спокойнее. Впервые я попал в ситуацию, когда не к кому обратиться за советом. Как определить и развить то, что мне досталось. Учителей нет. Отсутствует даже старший с палкой, которой дроу научились неплохо прививать знания. Ни нейросетей, ни баз, ни дружественного ИСКИНа. До всего надо доходить своим умом. Так можно до старости себя изучать, но так и не догадаться, а что же я мог. Перерыв. Прижимаюсь спиной к теплой стене трансформаторной.

У моего подъезда стоит знакомый Запорожец. Вокруг нарезает круги Николай.

— Ну, где тебя сегодня носит, — мой друг только что копытами не бьёт от нетерпения.

— Дел много, вот и носит, — автоматически огрызаюсь я, — Езжай за мной, — в машину не сесть, до потолка завалена фанерой. Только водительское место обозначено тёмным колодцем.

— Можем успеть каркасы собрать. Клей как раз до завтра схватится, — даже не оглядываясь понял, что вечер пропал. Переоделся в рабочее, Коля тоже что-то нашел в машине. Поехали. Два часа работы и каркасы корпусов готовы. На сегодня всё.

— Ты всегда так работаешь? — спрашивает Николай, осматривая то, что мы сделали. Объёмы впечатляют.

— Как «так»?

— Как сумасшедший робот, — бурчит он, — Как включился, так слова лишнего не сказал. Только и слышно: планки, дрель, шурупы, клей. Как в фильмах про хирургов. А сам хреначишь так, что только дым идёт.

— Завтра после обеда звони, ещё поработаем.

— А почему не с утра?

— Утром дела могут быть. Звякни часиков в десять, точней скажу.

Родители устроились у телевизора. Концерт смотрят. Было бы там, чего смотреть ещё. Какой-то ансамбль свистопляски натужно исполняет народное веселье. Молоденькие тридцатилетние парубки пляшут таких же ровесниц, урумяненных сантиметром штукатурки. Веселуха — обосраться. Убавил звук.