Двенадцатая жена, или Выжить после...

— А я уже думала, что мне выставишь обвинение в том, что я ослушалась твоего приказа и вернулась.

Малкольм взял меня за подбородок и коснулся своими губами моих, дразня.

— Я еще никогда не был так рад, что меня ослушались.

— С почином! — хмыкнула в ответ, а он улыбнулся, и, как и в прошлые разы, все внутри меня перевернулось, сердце выдало свое коронное: «Ту-дум!», а дыхание перехватило. Я смотрела на его улыбку, как завороженная, и не могла насмотреться. Никогда не могла. И никогда не смогу. Мне всегда будет мало.

Но вот его улыбка медленно погасла, спряталась в уголках рта, лишив меня своего чудесного присутствия, и Малкольм отстранился от меня, проведя пальцами по всей длине моих рук и обхватывая ладони.

— Иди наверх.

Наклонившись вбок, я выглянула из-за спины Малкольма, и увидела, что ведьма молча смотрела на нас так, словно все ее самые светлые мечты рухнули в одночасье. Но когда наши взгляды встретились, она вдруг усмехнулась.

— Огненная дева… Что-то подсказывало мне, что тебя нужно было убить при первой же возможности!

— Молчать, — холодно проговорил Малкольм, чуть повернув голову в сторону бабуськи. Та кинула на него злобный взгляд и поджала губы. — Габриэль, иди наверх.

Проигнорировав приказ мужа, я зло усмехнулась и приблизилась к ведьме.

— Ты такая сволочь. Знаешь об этом? Ведь ты сама сделала Малкольма бесчувственным! Она была твоей любимицей, ты могла бы поговорить с ней, все объяснить, сказать, что он не смог бы ее полюбить при всем желании! И если это не помогло бы, увезти, пока все это не переросло в проблему, которую уже нельзя решить. Именно так поступают любящие родители. А ты пустила все на самотек, и знаешь что? Только ты сама виновата в смерти своей дочери. Только ты виновата в том, что она сошла с ума и сбросилась со скалы.

Старуха вздрогнула и изменилась в лице. Ее глаза прищурились, а зубы сложились в оскал.

— Не смей так говорить! — прошипела она.

— Правда глаза режет? Но я буду так говорить. Как ты там сказала Малкольму? Отведай плод, что ты мне скормил? Так вот. Ты сама сожрала этот чертов плод, и нечего здесь перекладывать вину. Ты разве что не столкнула свою дочь с обрыва, но все остальное – твоя вина. Пусть Малкольм решает твою судьбу, потому что он всех больше пострадал от твоего идиотизма, исключая бедных девушек, которые погибли из-за тебя. Но я бы оставила тебя гнить в этой камере, мучаясь от чувства вины. Быстрая смерть – это слишком легко для тебя.

В глазах ведьмы мелькнул страх. Я, довольно усмехнувшись, подошла к ней совсем близко и наклонилась к ее уху.

— Запомни эти слова и вспоминай их, пока будешь гореть в аду. Ты. Убила. Свою. Дочь. Ты. И никто другой. Только ты.

И когда до нее до конец дошел смысл моих слов, вой прокатился по комнате.

Вот так-то. Я не прощаю обидчиков ни своих, ни обидчиков моих любимых. Подавись своей карой, дрянь.

Холодно улыбнувшись – в лучших традициях мужа – я развернулась и встретилась взглядом с Малкольмом.

— Я люблю тебя, — вдруг сказал он абсолютно спокойно - так, будто желал мне доброго утра.

От неожиданности споткнулась и упала бы, неловко размахивая руками, если бы Малкольм меня не подхватил.

— Что?! — переспросила я, немного придя в себя, и подняла голову.

Он слегка улыбнулся и коснулся губами моего виска.

— Я люблю тебя, Габриэль.

ГЛАВА 18. ШЕПОТ ЗВЕЗД

Я стояла напротив нового зеркала в своей комнате и теребила поясок шелкового халатика, нервничая как никогда в своей жизни. Не будучи дурой, я понимала, к чему все шло. Мы были мужем и женой, он любил меня, и я его вроде тоже, и не было никаких объективных причин для того, чтобы выполнение нашего супружеского долга отложилось еще на некоторое время. И я была вроде бы даже и не против, просто это как-то боязно…

Так. Ладно. Нужно решиться. Я обаятельная, привлекательная, я знаю, что он меня хочет. Мне все по плечу.

Проговорив себе это раз двадцать, а потом еще двадцать пять, я на дрожащих точно у новорожденного жеребенка ногах пошла к двери между нашими спальнями. Не стучась на правах жены, я повернула ручку и вошла.

К моему величайшему удивлению муж не лежал в великом предвкушении и не стоял, на худой конец. А очень даже спокойно сидел за столом и заполнял какие-то документы. Перо мерно скрипело по бумаге. В воздухе витал слабый запах мяты и мороза. А ко мне медленно закрадывалось разочарование.

Может, я что-то неправильно поняла? Может, он имел в виду, что любит меня как сестру или что-то в этом роде? С другой стороны, не стал же бы он сестру так целовать? Инцест – дело семейное, конечно, но все же…

— Габриэль, ты что-то хотела? — пробормотал он, не поднимая головы от документов.

— Эм… Ну как бы тебе сказать, не то, чтобы… — замямлила я. — Просто хотела пожелать тебе спокойной ночи.

Муж на мгновение поднял голову, окинул меня взглядом с ног до головы и вернулся к своим бумажкам.

Нет, и как это называется? Я вообще-то старалась! Волосы распустила, пеньюар нашла, который едва-едва самые интересные места прикрывал, и что же я получаю взамен? Я уже хотела обидеться, когда Малкольм вдруг произнес:

— Если ты будешь ходить передо мной в таком виде, я могу и не сдержаться, Габриэль. Поэтому либо оденься, либо иди спать.

Ха-ха… Интересно. А третьего варианта у него нет?

И вот как ему тонко намекнуть на толстые обстоятельства? И вообще! Разве это не он должен меня соблазнять, а я – ломаться и все такое?

— Габриэль? — муж поднял голову и пристально посмотрел в мои глаза. — Ты меня слышала?

Так, ну ладно. Не хочет по-хорошему, будет по-плохому, женщина я, в конце концов, или нет?

— Ага, слышала! — хмыкнула я и направилась к нему. Он пристально следил за моим приближением, не опуская глаза ниже подбородка. Вот где выдержка!

Когда расстояние между нами стало совсем крошечным, я остановилась. Мы не сводили друг с друга взгляда. Тепло разливалось по моему телу и оседало в животе от осознания того, что я делаю. Возбуждение неслось по телу, окрашивало щеки в легкий румянец и заставляло сердце биться быстрее.

— Спокойной ночи, — пробормотала я и, заправив прядки волос мужу за ухо, приложилась губами к его щеке, а затем направилась к его кровати.

Мне было жутко интересно, спросит он меня почему я собираюсь ложиться в его постели или нет. Но он молчал. Молчал пока я поднимала одеяло, молчал пока я залезала на перину, молчал, пока я опускалась на подушки, пахнущие горькой мятой и морозом. Но это было не безразличное молчание. Он не сводил с меня взгляда, подмечая каждое мое движение. Его молчание только усиливало возбуждающее напряжение между нами.