Дверь к смерти (сборник)
Шрифт:
Поэтому, заглянув в забегаловку на Лексинггон-авеню, чтобы проглотить сэндвич и пинту эля, я первым делом зашел в телефонную будку, позвонил домой и наказал Фрицу не снимать дверную цепочку и говорить посетителям, что Вульф отбыл из города, и больше ничего, и еще никого не впускать.
Все-таки движение мне помогло. Колеся по Центральному парку и близлежащим авеню, я разобрался с самыми насущными проблемами и теперь, по пути в Берчвейл, составил для себя ясную картину.
Учитывая все обстоятельства – например, то, что дом выставляют на продажу, не оставив мне даже намека, не говоря уж о четком плане действий, – я бы не рискнул побиться об заклад, что Вульф
Вполне могло статься, что Вульф и в самом деле решил умыть руки. Сотню раз, а то и больше, когда что-то или кто-то – частенько я – ему особенно докучали, он начинал разглагольствовать о своем доме в Египте и о том, как замечательно было бы пожить там.
Я, естественно, пропускал это мимо ушей, как досужие бредни. Теперь же я осознал, что человек, настолько эксцентричный, чтобы угрожать переездом на житье в Египет, вполне эксцентричен для того, чтобы претворить свою угрозу в жизнь. Особенно когда дело заходит так далеко, что он вынужден улепетывать словно заяц, вскрыв коробку с колбасками.
Следовательно, я был бы олухом, полагая, будто он просто отсиживается где-то, собираясь с силами и вынашивая планы контрнаступления. Но и обратного полагать я не мог. Я вообще ничего не мог полагать.
Исчез ли он навсегда или замыслил нечто такое, по сравнению с чем его обычные выходки казались бы детскими шалостями? Подразумевалось, видимо, что я одним махом отыщу ответ на этот вопрос, как и на все остальные, руководствуясь, естественно, собственным опытом и интеллектом. Однако в моем нынешнем положении комплимент мне не польстил.
Если случилось так, что я окончательно и бесповоротно предоставлен самому себе, очень даже хорошо. Как-нибудь справлюсь. Но с другой стороны, жалованья меня вроде бы пока не лишили… И что из этого следует? Свихнуться можно.
В итоге, все для себя прояснив и разложив по полочкам, в Берчвейл я прибыл в более свирепом настроении, чем когда бы то ни было.
У въезда в имение меня подстерегал один из коллег Нунана, и на извилистую аллею я был допущен лишь после того, как предъявил четыре разных документа. Оставив машину на площадке, окаймленной вечнозеленым кустарником, я обогнул дом и подошел к парадному входу. Дверь открыла служанка, бледная и заплаканная. Она не проронила ни слова, только стояла и держала дверь, но тут подвернулся один из подручных шерифа, которого я знал в лицо, но не по имени. Он буркнул: «Сюда» – и провел меня направо, в ту самую комнатенку, в которой я уже побывал.
– А, добрались наконец, – проворчал Бен Дайкс, сидевший за столом перед кипой бумаг.
– Я обещал Арчеру, что приеду к двум. Сейчас еще без двух минут два.
– Угу. Присаживайтесь.
Я присел. Дверь осталась открытой, но до моих ушей не доносилось ни одного звука, кроме шелеста бумаг, которые ворошил Дайкс.
– Раскрыли уже убийство? – вежливо поинтересовался я. – Здесь так тихо. В Нью-Йорке куда шумнее. Если вам…
Я умолк, так как получил ответ. Где-то поблизости застрекотала пишущая машинка. Звук был приглушенный, но, без сомнения, принадлежал ей, причем печатал профессионал.
– Полагаю, Арчер знает, что я здесь, – заявил я.
– Не трепыхайтесь, – посоветовал Дайкс, не поднимая головы.
Я пожал плечами, вытянул ноги, скрестил лодыжки и вперил взор в лежащие перед ним бумаги. Я был слишком далеко, чтобы различить отдельные слова, но по разным признакам вскоре заключил, что Дайкс сравнивал отпечатанные показания членов семьи, гостей и прислуги.
Не будучи в
данный миг занят, я бы с радостью помог ему разобраться в них, но прекрасно понимал, что делать такое предложение – значит просто сотрясать воздух. От напряженного разглядывания бумаг мои утомленные веки смежились, и тут я впервые ощутил, насколько хочу спать. Я решил, что лучше разомкну глаза, потом подумал, что проявлю силу воли, если сумею бодрствовать с прикрытыми глазами…Кто-то, видимо, перепутал мою голову с шейкером для коктейлей. Протестуя против такого обращения, я отшатнулся и отмахнулся кулаком, а уж потом открыл глаза и вскочил на ноги. Щуплый малый с гусиной шеей едва успел отпрянуть. Он казался одновременно испуганным и разозленным.
– Простите, – выдавил я. – Кажется, я задремал на секундочку.
– Вы задремали на сорок минут, – поправил Дайкс.
Он по-прежнему сидел за столом и ковырялся с бумагами, а подле него высился окружной прокурор Арчер.
– Все равно я еще не добрал до семи часов, – напомнил я.
– Нам нужны ваши показания, – нетерпеливо выпалил Арчер.
– Чем скорее, тем лучше, – согласился я и придвинул стул поближе.
Арчер уселся у края стола, слева от меня, Дайкс восседал напротив, а тщедушный субъект устроился справа, с блокнотом и ручкой.
– Сперва, – начал Арчер, – повторите то, что рассказали нам вчера о визите миссис Рэкхем и Лидса к Вульфу.
– Это займет полчаса, – возразил я, – а вы так заняты. Для меня это пара пустяков. Заверяю вас, что мои показания не изменятся ни на йоту.
– Начинайте. Я хочу послушать, и у меня есть вопросы.
Я всласть зевнул, потер ладонями глаза и приступил. В первую минуту я испытывал некоторые затруднения, но потом слова потекли свободно. И я с удовольствием предложил бы сравнить мой рассказ с предыдущими показаниями, если бы сохранился протокол.
Арчер задал несколько вопросов, и Дайкс добавил один или два. В конце концов Арчер спросил:
– Вы согласны подтвердить свои показания под присягой, Гудвин?
– Конечно, с радостью. Если вы оплатите нотариуса.
– Идите и отпечатайте их, Чини.
Щуплый встал на ноги, прихватил блокнот и засеменил из комнаты. Когда дверь закрылась, Арчер заговорил:
– Пожалуй, вы должны это знать, Гудвин. Ваши утверждения опровергают. Мистер Рэкхем говорит, что вы лжете про разговор его супруги с Вульфом.
– Вот как? А откуда он знает? Его там не было.
– Он говорит, что она никак не могла такого сказать, поскольку это неправда. По его словам, в денежных вопросах никаких трений или непонимания между ними не было. Кроме того, он показал, что жена делилась с ним подозрениями насчет мистера Хэммонда из кредитной компании «Метрополитен», который будто бы недобросовестно вел ее финансовые дела, и высказывала желание проконсультироваться по этому поводу с Ниро Вульфом.
– Что ж, – зевнул я. – Занятно. На моей стороне Лидс. А кто подтверждает его слова?
– Пока никто.
– А Лидсу вы это уже сказали?
– Да. Как вы выразились, он на вашей стороне. Он подписал протокол. Как, впрочем, и мистер Рэкхем.
– А что говорит Хэммонд?
– Я не… – Арчер остановился, задумчиво глядя на меня. – Возможно, не стоит говорить вам. Пусть это останется между нами. Сами понимаете, дело щекотливое… Он крупная шишка в таком влиятельном банке…
– Верно, – согласился я. – Кстати, обозвать новоиспеченного миллионера гнусным лжецом тоже щекотливое дело. Для вас, во всяком случае. Но не для меня. Так вот, я заявляю: он гнусный лжец! Думаю, он уже миллионер, не так ли?