Дверь в подвал

Я не знаю, почему она вызвала такой отклик у меня в тот раз, или как она сделала это прошлой ночью. Я все еще не хочу слишком углубляться в самоанализ. Это не было сочувствием. Или раскаянием. Эти эмоции давно потеряны для меня.

Но она была полезна.

Темноглазая фея ворвалась в мою жизнь, женщина с бушующей бурей внутри, и я могу попытаться объяснить, почему я оставил ее в живых... словно во мне осталось еще что-то человеческое.…

Или я могу использовать ее.

Напарник Хадсона – рычаг давления.

Затянутое тучами небо затемняет пустынный участок шоссе впереди. Дождь бьет по моей «Шевроле Импала» быстрыми и тяжелыми каплями, искажая дорогу, в размытом лобовом стекле от яростного ливня, с которым не справлялись изо всех сил работающие изношенные «дворники».

Я переключаю радио на местную станцию и слушаю классическую мелодию 80-х, ожидая новостного блока. Хотя бы какой-то намек на то, что вся моя подготовка по Келлеру не была полностью провалена.

Мертвец в багажнике должен быть достаточным доказательством того, что все почти закончилось. Если бы он был последним, я бы с легкостью сдался. Поднимите мои руки вверх, и пусть высокопоставленные органы наденут на меня наручники.

Черт возьми, у меня бы не раскалывалась так голова, как у Макенны в моем подвале. Там, в переулке, я бы посмотрел прямо в ее прекрасные глаза и прижался лбом к стволу ее пистолета. Чтобы она спустила гребанный курок.

Резко выкручиваю руль, чтобы не задеть упавшую ветку на дороге, и боль пронзает мои ребра. Я кашляю и прижимаю ладонь к боку. Черт, ее ботинки со стальными носками погрузили мои ребра в ад. Она была чертовски готова биться до конца.

Это нас объединяет.

– Как твоя шея, Келлер?
– кричу я в сторону багажника.
– Надеюсь, что твоя башка неимоверно трещит по швам в аду, где ты сейчас.

Эта быстрая и безболезненная смерть была слишком хороша для ублюдка. Но вмешательство Макенны требовало импровизации. Я больше не мог позволить ему уйти. Лучше мертвый киллер, чем информированный киллер. Тот, который видел мое лицо.

Шторм стихает, когда я сворачиваю за поворот, направляясь вглубь леса. Впереди тянутся холмы через весь лесной заповедник, прорезая серо-голубое небо, как темные пики. Я почти на месте.

Мои мысли постоянно возвращаются к женщине в моем подвале. Она лишила меня удовлетворения от убийства, а теперь лишает и этого. Одна ошибка может поставить под угрозу три года планирования. Кропотливые часы исследований и выкапывания самой мерзкой информации, которую содержит ДаркНет.

Оттуда невозможно вернуться прежним.

Может быть, именно поэтому я колебался не один, а целых два раза. Все темные и уродливые вещи, которые я видел, которые сделал... Она была помехой этому потоку. Что-то поразительное и прекрасное, нечто, чему не место в той отвратительной реальности, в которой я существую. Она, вероятно, уверена, что она вся такая жесткая и грубая, но на самом деле эта женщина мягка и нежная, самая чистая из всех тех, кого я видел за многие годы.

И это прекрасно.

Я никогда раньше не убивал женщин. Это идет вразрез со всеми моими клятвами.

Мне нужна практика.

Каждое убийство взымает свою дань. Моральную. Физическую. Шрамы снаружи начинают соответствовать уродствам внутри. К тому времени, когда все это закончится, я перестану быть человеком.

Осознание этого приносит странное утешение. Оно означает утрату чувств. Если то, что я подозреваю, окажется правдой, если это приведет меня к конечному пункту назначения... к последнему игроку... тогда то, что я должен сделать, выпотрошит каждый клочок человечности, который у меня остался. Тогда, могу поклясться, моя душа будет проклята.

Я прогоняю эту смущающую мысль прочь, съезжая с дороги и проезжая через просвет в кустах. Этот небольшой проезд недостаточно велик, чтобы заметить его, если не искать специально. Корни и подлесок царапают дно моей машины, пока я еду все дальше и, наконец, достигаю поляны.

Земля на ней выжжена. От непрекращающегося дождя черное пятно превратилось в вязкую, словно смола, область. Свидетельство о мерзости, принесенной здесь в жертву. На этом самом месте на алтарь Богам мучений и огня были возложены и пожертвованы самые темные души.

Я открываю багажник и вытаскиваю Келлера, бросая его тяжелое тело на землю. Я тащу его к импровизированному укрытию из веток, которое устроил поверх коричневого брезента. Брезент скрывает специально сооруженное мною место.

В некоторых культурах сжигание тела носит символический, даже уважительный характер. Посылать любимых обратно в пепел, откуда они пришли, или еще какое-нибудь дерьмо вроде этого. Для меня это антисудебно-экспертизная мера.

Нет тела. Нет дела.

И я искусный художник, когда дело доходит до этого метода.

Вы не сможете сжечь только что умершее тело. Ну, вы можете попытаться, но вас ожидает просто тлеющий зловонный хаос из плоти и костей. И чертовски трудно сжечь без следа грудную клетку. Существует целая наука по уничтожению трупов.

Кряхтя, я перекладываю Келлера на край брезента и подтаскиваю его тело к краю вырытой ямы.

– Хотел бы я, чтобы ты это почувствовал, - говорю я и пинаю его в зад. Тело падает головой вперед в бочку, ноги свисают под неудобным углом.

Я спрыгиваю в яму и заталкиваю его конечности в бочку. Треск окоченевших костей эхом отдается от деревьев. Стая птиц взмывает в небо. Я жду, пока звуки леса снова утихнут, прежде чем накрыть бочку крышкой, а затем вернуть брезент на место.

Я поставил часы на таймер. Требуется два дня, чтобы тело высохло в достаточной степени, чтобы полснотью сгореть. Обычно я жду три, просто чтобы облегчить последние шаги, но в моем подвале находится она. Я хочу, закончить все быстро.

В этот момент я обычно напиваюсь до комы, чтобы заглушить боль. Их смерть никогда не принесет мира в мою душу. Да и охочусь я на них не ради этого гребаного мира.

Это чистая месть.

Но сегодня все по-другому. Потому что сегодня она в моем подвале.

Напарник Хадсона.

Глава 7 Зов тьмы.

Макенна.

Мои чувства сводят меня с ума.

Свеча перегорела, как мне кажется, около часа назад, и, лишившись света и звука, мое воображение начинает играть со мной, подкидывая весьма реальные образы.

Все началось с глухого удара. Слабого звука удара о стену. Затем, после того как я убедила себя, что мне померещился этот шум, и мой разум заполнил пустоту ничем, чтобы отогнать безумие, звук раздался снова. Громкий удар, от которого мое сердце вздрогнуло.