Дверь в полдень

— А я знаю, выключил его Илья или нет?

— Так проверь, — буркнул Стас.

Гвидон проверил и обнаружил, что компьютер выключен.

— Просвечивай, — сказал Стас, обращаясь охраннику.

Охранник велел Стасу достать коробку из багажника и перетащить в будку. Перед тем, как выполнить это распоряжение, Стас бросил быстрый взгляд на Гвидона, видимо, хотел перепоручить это задание, но постеснялся.

Коробку просветили рентгеном, а потом дали понюхать специально обученной собаке. Ни рентген, ни собака ничего подозрительного не заметили, охранник расслабился и больше не возражал против того, чтобы подозрительную коробку ввезли на территорию объекта.

На этом проверка закончилась, вторые ворота открылись и «гольф» въехал на внутреннюю территорию.

6.

К тому времени, когда Максим закончил свой рассказ, у раковины стояли четыре пустые банки из-под пива. Две из них опустошил сам Максим, ФСБшники пили мало, больше слушали.

— Вот такие дела, — сказал Максим. — Спрашивать будете?

— Обязательно будем, — ответил Юра. — Кроме этого твоего Коляна, кто еще в нашем времени знает о машине времени?

— Вы.

— Еще?

— Больше никого, только я и Колян.

— Подписку с тебя брать? — спросил Юра. — Или уже сам догадался, что болтать об этом не следует?

— Сам догадался, — сказал Максим. — Не дурак.

— Вот и хорошо, — резюмировал Юра. — Если так, лишние бумажки писать не будем. Ты, Максим, не думай, что я тебя пугаю, но запомни хорошенько — если эта информация попадет в газеты, тебя в тюрьму не посадят. Ты просто исчезнешь. Бесследно и навсегда.

Максим примерно так и представлял себе ситуацию, но услышать эти слова открытым текстом все равно было неприятно.

— Как же, — буркнул он. — Не пугаешь.

— Не пугаю, — повторил Юра, — а адекватно описываю ситуацию. Если начнешь делать глупости — будет плохо, а будешь вести себя благоразумно — ничего с тобой не случится. — Он неожиданно сменил тему разговора. — Гвидон Алиханов что из себя представляет?

— Нормальный мужик, — ответил Максим. — Поначалу казался тупым, но на самом деле вполне нормальный. Вначале он меня за бомжа принял, потом за наркомана, разозлился, стал из себя строгого мента корчить… А потом ничего, когда во всем разобрались, оказалось — нормальный мужик.

— Гвидон говорил, что звонил тебе сегодня по мобильнику, — сказал Юра. — Это правда?

— Да, точно, совсем забыл! Он утром позвонил, часов в одиннадцать. Сказал, что снова в нашем времени, обещал вечером перезвонить, но не перезвонил.

— Устал, небось, — предположил Юра. — С ним сейчас по полной программе работают.

Максим ехидно хмыкнул:

— Пытают, что ли?

— Да ну тебя! — скривился Юра. — Скажешь тоже, пытают! Сейчас не тридцать седьмой год на дворе.

И тут Максима понесло. То ли пиво сказалось, то ли нервы, сразу и не разберешь.

— Скажи мне, Юра, — начал Максим, — если бы ты попал в тридцать седьмой год, что ты бы стал делать?

— Ничего бы не стал делать, — ответил Юра. — Уточнил бы дату, а потом вернулся обратно и написал бы рапорт начальству. А может, и не написал бы. Они и без меня знают, что такое тридцать седьмой год и что тогда происходило.

— Еще бы им не знать… — многозначительно протянул Максим.

— Гонишь, — подал голос Данила. — Из той гвардии в живых уже давно никого не осталось — кого к стенке сразу не поставили, те от старости поумирали. Да и не такие уж и звери они были.

— Ну-ну…

— Что ну-ну? Ты о тех временах только из газет знаешь, а у меня дед в смерше отслужил от начала до конца.

— Заградотряды?

— Да какие, блин, заградотряды! Телевизор смотришь? Про Чечню новости видел? После войны на Западной Украине то же самое было. Мой отец четыре года за колючей проволокой просидел, как в тюрьме, с четвертого класса по восьмой в нормальной школе не учился, потому что в город выйти нельзя было. А все наладилось, бандеровцев кого переловили, кого перестреляли, нормальная жизнь пошла, не зря четыре года в осаде сидели.

Максим немного смутился.

— Но это все равно не то, — сказал он. — Те, кто с бандеровцами воевал — это одно, а кто диссидентов сажал — совсем другое.

Юра хихикнул.

— Его дед Солженицына сажал, — сообщил он.

— Ага, — подтвердил Данила. — Только так и не посадил за отсутствием состава преступления. При Брежневе диссидентов сажали только самых отмороженных, всего несколько случаев было за все время.

— Чаще их в психушки определяли, — заметил Максим.

— Ты Новодворскую видел? — спросил Данила. — Скажешь, зря сидела? Да ей там самое место.

Максим пожал плечами.

— Не знаю, — сказал он. — Ну ее в сад, эту Новодворскую. Давайте лучше вернемся к нашим баранам. Про первое сентября Гвидон вам говорил?

— Про какое еще первое сентября? — не понял Юра.

— Большой теракт на Кавказе, точно не помню, где именно. Могу сходить, посмотреть.

— Что-то такое на инструктаже говорили, — вспомнил Юра. — А что?

— Просто хотел убедиться, что информация дошла.

— Вот и убедился. Погоди, — Юра осекся на полуслове, полез в карман и извлек оттуда вибрирующий мобильник. — Да! Слушаю. Понял. В какой мафии? Ого! И давно? Хорошо, все понял.

Он убрал телефон обратно в карман и спросил Максима:

— Твой друг Колян про мафию что-нибудь рассказывал?

— Про какую мафию?

Юра испытующе посмотрел на Максима.

— Чем он по жизни занимается, ты знаешь?

— У него автостоянка, при ней сервис… У него проблемы с мафией? Да нет, не может быть, его тесть — генерал милиции.

Юра и Данила переглянулись. До Максима начало доходить.

— Погодите, — сказал он. — Намекаете, что его тесть и есть самый главный мафиозо?

— Вряд ли главный, — уточнил Юра. — Но то, что он в мафии — факт. Чтобы генерал милиции не сотрудничал с мафией… чудеса, конечно, бывают… Знаешь что, Максим, расскажи-ка о нем поподробнее.

— О ком? О Коляне или о его тесте?

— Ты и о тесте что-то можешь рассказать?

Максим помотал головой.

— Тогда чего спрашиваешь?

Максим открыл новую бутылку, отхлебнул и стал рассказывать о Коляне. Минуты через две стало ясно, что ничего интересного Максим о нем не знает — он был абсолютно не в курсе мафиозных дел Коляна, знал, что у него малый бизнес под крышей тестя, и на этом его знания исчерпывались. Максим даже не догадывался, что ФСБ имеет досье на Ивана Георгиевича, и тем более не знал, какими именно противозаконными делами тот занимается.