Дверь в сказочный ад

– Дальше! Дальше!! — мне уже становилось дико.

Часов около четырех мы снова вышли в сад, но там вовсю свирепствовал дождь. Ничего не оставалось, как вернуться и выпить еще кофе…

– Мы случайно не отправились потом в деревню к девкам?! — я еле сдерживал себя от бешенства.

Он скривился в старческой ухмылке: болезненной и неспособной выражать внятные чувства.

– Шутите, мистер Айрлэнд. Ведь уже в пять часов вас стал одолевать сильный сон. Вы сказали, что достаточно бессмысленных бдений, и мы разбрелись по своим спальням, — он замолчал, виновато опустив глаза.

Чаша терпения, как и всякая другая чаша, когда-то переполняется. Моя челюсть сначала медленно отвисла, затем так сильно сжалась, что готовы были захрустеть зубы. Я схватил Мэтью за грудки:

– Ты, Мэт, был единственным человеком, которому я верил! Больше я здесь не верю никому! Теперь для справки: в шахматы я играл последний раз пятнадцать лет назад. А ты, насколько помню, вообще играть не умеешь.

Голбинс и миссис Хофрайт все еще находились рядом, наблюдая за сценой. И я обратился ко всем одновременно:

– Вы издеваетесь надо мной, так? Вы играете мне на нервах? — и тут, все, что скапливалось внутри меня последние минуты, хлынуло наружу: — Завтра же я вас всех поувольняю отсюда! А этот замок, где живут колдуны и дебилы, будет сровнен с землей! Вчера ночью, Мэт, незадолго до партии в шахматы меня снова растерзали звери! Звери!! Если выяснится, что вы с ними заодно, я угощу вас пулей в лоб! Понятно?!

Мэтью упал на колени. Его глаза блестели, он чуть не плакал:

– Мистер Айрлэнд, клянусь вам, я не сказал ни слова лжи! Пять лет я служил вам со всем усердием, на которое только был способен! Вспомните, господин, как вы вчера сами мне пожелали спокойной ночи и сказали, что утром мы сыграем еще одну партию! Вспомните! Ведь я лег уже тогда, когда вы спокойно спали в своей кровати. Не было никаких зверей в нашем замке!

Несомненно одно: кто-то из нас двоих либо разыгрывает из себя идиота, либо является им. Но… будь все проклято! Кажется, Мэт и в самом деле говорит искренне. Еще немного и точно расплачется. Он продолжал стоять на коленях, не сводя с меня по рабски преданного взора, и твердил только одно: «клянусь! клянусь!». Миссис Хофрайт и Голбинс притихли, понимая, что их реплики сейчас неуместны и излишни. Слуги с других этажей, услышав крики, останавливались и украдкой смотрели в нашу сторону. В один ужасный миг я почувствовал себя бездарным драматическим шутом. Просто попытался послушать самого себя со стороны. Уже более спокойно я добавил:

– Мне нужно поговорить с Лули.

Спустился к ее комнате, без стука открыл и задал прямой вопрос:

– Лули, где ты была сегодня ночью?

– А, мистер Айрлэнд, здравствуйте! Сегодня ночью я спала и видела сон…

– Лули, не ври мне! Тебя не было в комнате!

– Конечно не было, ведь я была во сне!

Куклы, тут их почти целая рота, как обычно, сидели на полках, креслах и на диване. Их всех необходимо было причесать, одеть, умыть… короче, в течение дня девчонке будет чем заняться. Потом я внимательно осмотрел паркет возле ее комнаты. Должны же остаться какие-то следы от когтей, хоть маленькие капли крови… Не знаю уж, радоваться этому или огорчаться, но все было чисто.

В общем, неразбериха полнейшая. Все мои мысли спутались в общий клубок — некую сероватую массу без вкуса, без цвета, без запаха. Без чего-либо внятного и определенного. Я побрел через бесконечную анфиладу скучающих комнат с холодными стенами, холодными красками и каким-то заледенелым покоем. Менлаувер стал казаться мне огромным каменным чудовищем, во чреве которого никак не переварятся приготовленные из кошмаров яства, приправленные страхом, приперченные ужасом. По ходу я взялся прикидывать: за какую цену приобретал этот замок и смогу ли без серьезных финансовых потерь его перепродать? Тут вопрос был решен бесповоротно: сегодня же… нет, лучше завтра поеду в Лондон, чтобы дать объявления в газетах. Но пока найдется покупатель, пока свершится сама купчая — полмесяца в самом оптимальном случае. Время, время… оно словно сделано из резины: едва тянется, когда ты его торопишь, и подбрасывает тебя, когда ты хотел бы побыть в покое. Мигом проносится, если ты обрел какую-то радость в жизни, и специально будет тормозить, когда тебя что-то угнетает.

Я стал злиться на само время, ругать его за то, что события, происходящие под его надзором, совершенно не гармонируют с моими личными планами и чаяниями. Впрочем, сколько бы не длилась еще и не начавшаяся купля-продажа, жить я здесь больше не собирался. Сниму себе квартиру в Манчестере, а тут на королевский трон посажу миссис Хофрайт. Пусть командует людями, зверями и всеми чертями, что здесь обитают.

Я бродил по замку, как по дремучему лесу. И когда случайно забрел в гостиную, то замер… Затем осторожно, боясь ошпарить взор, вновь глянул на портреты. Ничего особенного. Картины оставались просто картинами — абсолютно неподвижными, яркими и бесцветными одновременно. Но казалось, что звери лишь замерли в них на некоторое время, терпеливо дожидаясь следующей ночи. Я чувствовал струйки пота, стекающие по лицу, чувствовал прилипшую к телу одежду. Чувствовал, что чувствовать мне все это уже до чертиков надоедает. Все шестеро, кстати, выглядели целыми и невредимыми.

Будто и не было никакого апокалипсического побоища…

Значит, его и не было.

Появилась миссис Хофрайт, в руках она держала книгу в черном переплете — кажется, Библию. Она несколько неуверенно посмотрела в мою сторону и сама еще не могла понять, что пришла как нельзя кстати. Моя измотанная, истерзанная, вся в лохмотьях, душа жаждала чьего-то участия, пусть бесполезной, но поддержки.

– Вам опять снились эти кошмары, мистер Айрлэнд… — ее голос вкрадчиво пробирался мне в сердце, побуждая к откровенности.

Я лишь вяло махнул рукой. Ее взор потеплел, и чувствовалось, что она искренне хочет мне помочь.

– Может, вам стоит куда-нибудь уехать?

– Это само собой разумеется, ни одну ночь здесь больше ноги моей не будет. Но не думаю, чтобы проблему можно было решить простым перемещением с места на место. Причина сидит где-то внутри, глубоко внутри.

Версия о собственном психическом расстройстве до сих пор являлась самой актуальной. Она почему-то перешла на шепот:

– Мистер Айрлэнд, сегодня после вашего разговора с кучером…

– Простите, я был излишне груб.

– Нет, не в этом дело. Просто я подумала, что вам нужна помощь… в смысле, медицинская помощь. Как вы на это смотрите?

– Я готов на все.

– Вот и хорошо, — ее голос ожил, — я уже послала в Манчестер за доктором.

С улицы донеслись звуки молотков и топоров. Слуги что-то мастерили во дворе.

– Спасибо, миссис Хофрайт, вы все сделали правильно.

Затем она открыла книгу, которую принесла. С абсолютно черного переплета светился золотом католический крест. В Англии, стране свободомыслящих протестантов, такие Библии редкость. Да и вера миссис Хофрайт, отдающая святым фанатизмом, сама по себе уникум. Раритет.

– Послушайте, мистер Айрлэнд, что сказано в сто двадцатом псалме… — Все вокруг затихло, она надела очки и торжественно, как с церковного амвона, принялась читать: — «Возвожу очи мои к горам, откуда придет помощь моя. Помощь моя от Господа, Сотворившего небо и землю. Не даст Он поколебаться ноге моей, не воздремлет хранящий тебя, не дремлет и не спит хранящий Израиля. Господь — хранитель твой, Господь — сень твоя с правой руки твоей. Днем солнце не поразит тебя, ни луна ночью. Господь охранит тебя от всякого зла. Сохранит душу твою. Господь будет охранять выхождение твое и вхождение твое отныне и вовек…».