Дверь

– Минутку...

Наклонившись к обочине тротуара, Сретенский поднял невероятно грязный клочок бумаги. Это был обрывок газеты, настолько замусоленный и промокший, что разобрать на нем хотя бы несколько слов являлось непосильной задачей. Но здесь была дата, и она пострадала меньше остального текста. Сретенский счистил ногтем слой грязи, потом прочитал вслух:

– Первое октября тысяча девятьсот девяносто восьмого года...

– Девяносто восьмого года?
– повторила Аня, как автомат.

– Так написано на газете.

– Получается, мы действительно переместились во времени... Но не назад, а вперед?

– она тряхнула головой.
– Пусть так... Но какая чертовщина случилась за этот год со старушкой Землей или хотя бы с нашей Россией?

– Аня, - сказал Сретенский, выбрасывая клочок газеты.
– Ты помнишь тот фильм, "Зеркало для героя"? Там персонажи, чтобы вернуться в свое пространство и время, пытались использовать точку перехода...

– Кажется, безрезультатно...

– Так то фильм... Думаю, нам нужно возвратиться на станцию "Красный Путь".

– Но как?! Мы даже не видели дороги, по которой нас везли.

Поступок Андрея Ивановича, которым он ответил на реплику девушки, был даже более импульсивным, в большей степени продиктованным интуицией, предельно обострившейся в этом странном мире, чем его плохо обдуманный побег из тюрьмы. Он шагнул на дорогу перед очередной черной машиной и растопырил руки. Аня только охнуть успела.

Со скрипом тормозов машина остановилась, но водитель не спешил выскакивать с проклятиями. Напротив, он вежливо осведомился, опустив оконное стекло:

– Чем могу помочь вам, товарищ?

Форма, сообразила Аня. Эта форма на Сретенском внушает им почтение... И страх.

– НКВД, - сурово произнес Андрей Иванович.
– Мы выполняем важное задание. Если желаете помочь органам, отвезите нас в совхоз "Красный Путь". Конечно, вы можете отказаться...

Последние слова Сретенский выговорил угрожающим тоном, и на лице водителя промелькнула тень испуга.

– Конечно, конечно... Садитесь, товарищи...

Андрей Иванович и Аня переглянулись и забрались на заднее сиденье машины. В отличие от спецфургона НКВД (или что у них там), здесь не было никаких перегородок, мешающих разговаривать с водителем.

Автомобиль тронулся, покатился по одинаковым улицам.

– Мы зададим вам несколько вопросов, - сказал водителю Сретенский.

– Конечно, товарищ... Отвечу честно, как смогу...

Сретенский усмехнулся.

– Это не допрос. Вы когда-нибудь слышали о психологических тестах?

– Слышал...

– Ну вот. По причине, назвать которую я не имею права, сейчас вам будет задан ряд вопросов психологического теста. Имейте в виду, ответы на некоторые из них покажутся вам очевидными. Так надо. Не удивляйтесь. Отвечайте.

Аня восхищенно пихнула Сретенского локтем в бок. Ход Андрея Ивановича показался ей гениальным.

– Назовите ваше имя, - приступил Сретенский.

– Ковалев, Антон Ильич.

– Год и место рождения?

– Шестьдесят пятый. Москва.

– Москва? Гм... Вы имеете в виду город, где мы находимся сейчас?

– Ну да, конечно...

– Он всегда назывался Москвой?

– Нет, не всегда. Раньше он назывался Сталинадар... Настоящую-то Москву, столицу, где Кремль и все такое, разбомбили ещё в шестьдесят втором, в самом начале войны. Водородная бомба. И Сталинадар переименовали в Москву. В честь, в память столицы.

– Какое сегодня число?

– Девятое октября... Среда.

– Какого года?

– Девяносто восьмого, - Ковалев заерзал на сиденье.

– Я предупреждал вас. Не удивляйтесь, это психологический тест. Отвечайте. Когда началась и закончилась война?

– В шестьдесят втором началась и закончилась. Меньше года шла.

– Какие страны воевали? Кто победил?

– Так все воевали, - растерянно ответил водитель.
– Мировая война... А победитель... Какие в атомной войне победители... Мы за своими руинами укрылись, то, что осталось от Америки - за своими... Так и живем. Ох! Что-то я не то ляпнул, товарищ...

– Все в порядке, - успокоил его Сретенский.
– Как называется наша страна, какой у нас общественно-политический строй, кто управляет государством?

– Российская Федерация... Строй социалистический... Управляет великий вождь товарищ Тагилов...

– Тагилов?

– Да, сын генералиссимуса Тагилова, соратника товарища Сталина.

– Вы бывали за границей?

– Нет! Где же? Социалистические страны в руинах... Не в Америке же мне бывать!

– А кто вам сказал, что Америка не уничтожена полностью?

– Но ведь... Есть же телевидение... И потом, радио это ихнее поганое, прости Господи, в которого я не верю. Голос Америки. Покоя не дает. Они через спутники вклиниваются прямо в наши программы. Я-то их, само собой, не слушаю, сразу переключаю приемник, не подумайте чего. Но находятся людишки...

– Да, да. И о чем вещает их поганое радио?

– Христом-Богом, в которого не верю... Не слушаю, ни одной передачи не слышал. Куски только.

– Тогда почему вы уверены, что содержание передач враждебное?

– Так и по кускам понятно... И в газетах пишут, и по телевидению... Клевета на социализм, очернение вождей советского государства, моральное разложение. Вообще, это всем известно.

– "Всем известно", - передразнил Сретенский.
– Железный аргумент... Ладно, дальше. Какова численность населения Москвы?

– Это секретные данные.

– Вас спрашивает сотрудник НКВД.

– Я не знаю! Я простой человек, откуда у меня доступ к секретным сведениям?

– Действительно, откуда, - вздохнул Андрей Иванович.
– Полагаю, так же бессмысленно спрашивать вас о площади Российской Федерации, географическом положении городов, транспорте и связи, местонахождении резиденции товарища Тагилова?

В зеркальце заднего обзора мелькнуло перекошенное, бледное лицо Ковалева.

– Почему вы спрашиваете об этом? Кто вы? Предъявите документы!

– Сейчас предъявлю.

Из кобуры Сретенский вытащил пистолет и сначала продемонстрировал оружие Ковалеву, сунув ему под нос из-за спины, а затем ткнул стволом под лопатку.

– Устраивает?

– Не убивайте меня, господа, - пролепетал водитель.
– Я обыкновенный человек и не знаю секретов. Вы ошиблись...

– Будете вести себя хорошо, останетесь живы, - пообещал Сретенский. Еще один вопрос. Кто такие Черные Стражники?