Дверной проем для бабочки

Когда бегуньи стали удаляться, Билли перевёл дыхание. Он не понял, что именно произошло с мексиканцем, но только пожал плечами и взглядом попытался сказать, что это ничего, что они же могут… Тут он сообразил, что, вероятно, уже наступило то самое утреннее время, когда… Ну конечно же, всё очень просто! Сейчас они вернутся домой, а там, в бассейне, уже наверняка плещется Изабелла, которую он не успел уволить. И всё решится! Билли как-то позабыл о том, что дома случилось что-то необъяснимо нехорошее. Он только подумал: вряд ли получится провести с собой в бассейн и мексиканца. Но это ничего. Он, Билли, всё внимательно рассмотрит, а потом расскажет ему. И сразу же натолкнулся на тяжёлый, не остывший еще, мутноватый взгляд. Ну конечно, как же это он сразу не сообразил: мексиканцу необходимо убедиться самому. Обязательно самому! Бедный, нелепый в своем фраке, Очкарик никогда не сможет понять, почему для Карлоса это так важно. Или он, мачо, которому нечего терять, решится и сделает это, или… Карлос представил себе, как снова разгорится ладонь, как он будет принюхиваться — на улице или в поезде метро — и гореть, бесконечно гореть изнутри жаром того раскалённого шоссе… Он посмотрел на удаляющуюся узкую спину, снова бросил — как уколол — непонятный взгляд в небо и шагнул за добычей.

Билли показалось, что три тёмные фигуры отпрыгнули от него, и хотел было кинуться за ними, ещё не зная, что собирается сделать в следующую минуту. Но тут на горбатом мостике появилась ещё одна фигура. В лучах восходящего солнца навстречу Билли шла женщина. Она была в длинном вечернем платье и двигалась неторопливо, раскинув в стороны руки и высоко подняв подбородок. Билли не заметил, когда именно мексиканец оказался рядом, только вдруг почувствовал сильные пальцы, сжимающие его локоть.

Теперь Карлос не сомневался: к нему приближалась та самая женщина, которая была ему нужна! Она безмятежно улыбалась. Сейчас он всё узнает, чего бы это ему ни стоило, и навсегда освободится от мучительного наваждения! Карлос отодвинул внезапно ставшего лишним Очкарика и загородил женщине дорогу. Он ожидал, что она испугается, закричит и, может быть, побежит обратно. Он приготовился ловить её, зажимать рот, опрокидывать на землю… Но женщина вообще не взглянула на Карлоса, она не сводила глаз с Очкарика. А Очкарик как-то вдруг съежился, приоткрыл рот и отступил к кустам.

Карлос, уже не думая ни о чём, тяжело катясь вниз по желобу желания и страха, коротко и резко толкнул женщину в грудь. От такого удара, от неожиданности она должна была вскрикнуть и упасть или, наоборот, упасть и вскрикнуть. Но Карлос почувствовал, что ему не хватает сил, чтобы уронить эту большую женщину на асфальт, — он знал это, даже ещё не коснувшись ее. Женщина была высокой — он не доставал ей до плеча — и очень крупной, с тяжёлыми грудями и широкими бедрами. «Да ведь как же это?» — промелькнуло в голове у Карлоса. Но остановиться он уже не мог. Женщина перевела свой светло-ласковый взгляд на Карлоса, как будто только что заметила его, и улыбнулась ему мягкими большими губами. Тогда, скривившись, Карлос отступил немного назад и, подпрыгнув, повис на ней всем телом, сжимая немеющими руками её большую шею. Женщина покачнулась под его весом, но устояла, потом пожала плечами и, обхватив Карлоса за плечи, бросилась с ним в кусты, опрокинув на ходу застывшего Очкарика.

Исцарапав лицо и руки о ветки, Билли упал и остался лежать на грязной земле, прислушиваясь то к себе, то к тому, что происходило в кустах. В себе он по-прежнему чувствовал лёгкую, немного безразличную пустоту, означающую начало и освобождение. Его прежний гений разлетелся вдребезги вместе с «железкой», но его было совсем не жаль, потому что взамен Билли должен получить что-то иное. Если верить тётушке, изменившиеся обстоятельства непременно заставят измениться и сам великий Дар. Любопытно, как именно? В кустах неподалеку слышались хруст веток, возня и сопение. Билли даже казалось, что он слышит треск разрываемой одежды, но ниточка общего приключения уже окончательно оборвалась, и ему стало совсем не интересно, что происходит с этим мексиканцем и смутно знакомой ему грузной теткой. Он уже собирался встать, когда рядом с ним закричали, и было непонятно, кто именно кричал. И тотчас же, споткнувшись о Билли, на аллею вывалился растрёпанный мексиканец.

Карлос не понимал, что происходит. В кустах он повалил большую женщину на землю, совсем так, как и собирался — жестко и безжалостно. Зная, что не может позволить себе пожалеть её, он был намеренно груб. Рывком оголил ей ноги и живот, а женщина, почему-то загадочно ему улыбаясь, покорно раздвинула большие белые ляжки и приподнялась так, чтобы ему было удобней сорвать с нее тёмную неширокую полоску трусов. Карлос в гневной решимости представлял себе этот момент немного иначе, но разбираться со своими фантазиями ему было некогда. Он ухватил рукой тонкую ткань, попутно поражаясь мягкости белого живота, слегка заколыхавшегося от его движения и… И невольно удержал руку. Ему не нужна была эта женщина, наоборот, он хотел раз и навсегда избавиться от наваждения, стать нормальным, как все. И для этого нужно было только рвануть кусок материи и увидеть, убедиться… Но рука почему-то отказывалась сделать последнее движение. Опрокинутая женщина качнула мощными бёдрами и взглянула на Карлоса, как ему показалось, нетерпеливо и насмешливо. Он успел разглядеть приоткрытые пухлые губы, содрогнулся, зарычал и быстро разорвал трусы. И замер. И закричал, не в силах сдержаться. Потом упал на руки, почти уткнувшись носом в приподнявшийся лобок. Ему — мачо, ни во что не верящему тяжёлому металлическому шару — захотелось заплакать и убить эту женщину. Но он знал, что не сможет, что у него ничего не получится. Поэтому он вскочил и в ужасе побежал прочь. Но споткнулся о лежащего дурачка-Очкарика и, не удержавшись на ногах, рухнул на асфальт. Перевернувшись на спину, Карлос хотел снова вскочить, но сил почему-то не было; он обмяк, запрокинул голову и уставился опустевшими глазами в небо, шепча не то проклятия, не то молитву.

Когда Билли прислушался к его бормотанию, то различил полупонятные обрывки фраз, в которых поминалась Дева Мария, белая женщина и — с особым жаром — отсутствие волос. Как у манекена! Как… как тогда! А-а, догадался понятливый и безразличный Билли, у этой не оказалось волос на лобке. Билли как-то упустил, почему, собственно, этот факт так важен для обезумевшего мексиканца, но было видно, что очень важен. А тот все кричал шёпотом в небо, что запутался, что больше ничего не понимает… Она гладкая, совершенно гладкая! Тут снова раздался шорох раздвигаемых веток, кто-то склонился над ними и хихикнул. Карлос вздрогнул всем телом и, увидев нависающую над ним белую грудь, сразу оказался на коленях.

— Не надо, — попросил он, — не надо, пожалуйста! Ты большая и гладкая, но не надо! Я не хочу!

— Солнышко, — сказала женщина, обращаясь к Билли, и тот вдруг, привстав от неожиданности, узнал Матильду. — Солнышко, ну откуда у тебя такие странные приятели? Сначала, вроде, изнасиловать хотел, подлец, а теперь вот дурачится.

Она похлопала Билли по руке и, не меняясь в лице, отвесила мексиканцу гулкую, мощную пощёчину. Мексиканец блаженно заулыбался и стал заваливаться на бок. Эта детская улыбка так быстро и неузнаваемо изменила его, как будто большая рука Матильды не ударила, а только налепила на запрокинутое лицо чужую весёлую маску.

Глава пятая

Узнав Матильду, свою радостно-хищную кузину, Билли не испугался. Наоборот, его даже обрадовало её появление: ведь если Матильда спокойно разгуливает по парку, значит, дома не произошло ничего по-настоящему страшного. Значит, скорее всего и с тётушкой тоже всё в порядке. Он убежал от Матильды и мексиканца, ломая кусты и раздирая фалды фрака, только потому, что, подчиняясь своему новому состоянию, захотел побыть один. Выскочив на дорогу, пересекающую парк с востока на запад, Билли осмотрелся. Полоски пешеходного перехода на пустынной проезжей части и помигивающий красным светофорчик, прикреплённый к ближайшему столбу, — всё это казалось смешным и нелепым в столь ранний час. Билли пришло в голову, что если он свернет направо, то окажется на Пятой авеню, прямо у дома. Но идти в ту сторону не хотелось, как будто, окажись он сейчас в знакомом вестибюле, немедленно обнаружит на себе проклятую «железку» и, главное, сразу потеряет это новое удивительное состояние… Самое занятное заключалось в том, что он и сам ещё не очень понимал, что именно с ним происходит. Перед его мысленным взором возникла завёрнутая в блестящую бумагу коробочка, перевязанная ленточкой с сентиментальным бантиком в уголке. В этой коробочке, так неожиданно полученной в день его рождения, наверняка и был заключён неведомый Дар. Только Билли по-детски не торопился её открывать, пытаясь вначале угадать все те увлекательные и почти невероятные возможности, которые он обнаружит, сорвав бантик и хрустящую упаковку.

Размышляя об этом, Билли повернул налево и неторопливо направился в сторону Вестсайда. По краешку сознания бродили ленивые мысли об оставшемся с Матильдой мексиканце, о странном содержимом искорёженной машины, о том, что сам он по-прежнему одет в нелепый помятый фрак… Но еще не развёрнутый Подарок манил, обещал нечто столь же яркое, загадочное и свежее, как это тихое утро. Отбросив ненужные мысли, Билли шагал всё быстрее и быстрее, с удовольствием передвигая непривычно лёгкими ногами. Он никогда не был затворником, хотя более всего любил сидеть у себя в спальне, у окна, наблюдая за жизнью города с высоты семнадцатого этажа. Но тем не менее город он знал хорошо и довольно часто гулял по улицам — иногда один, иногда с тётушкой Эллен. Они ходили в театры и рестораны, а временами Билли, сам не очень понимая зачем, мечтал купить себе машину и кататься по взбудораженным манхэттенским улицам. Но сейчас ему казалось, что он попал в совсем чужой, неизвестный ему город; он был почти уверен, что, пройдя парк насквозь, увидит не знакомый шумный Вестсайд, а вопреки устоявшейся в голове географии берег неизвестного океана, начинающегося прямо там, за деревьями, — плоского и безжизненного, без единого островка на горизонте. Да и сама пустынная дорога, по обочине которой он шёл, казалась случайно занесённой в центр Манхэттена из глубокой лесной глуши.

Билли не мог не осознавать, что это ощущение — всего лишь причуда его всколыхнувшейся фантазии, но тем не менее улыбнулся и замедлил шаг: ему не хотелось расставаться со своим заблуждением. Неожиданно он услышал какие-то неприятные звуки и ещё успел подумать, что, пожалуй, любые звуки, раздающиеся в безлюдном месте у тебя за спиной, неприятны. Он оглянулся и увидел странное существо с короткими взъерошенными волосами и страшным, заплывшим с одной стороны сине-чёрным лицом. Покачиваясь и размахивая руками, оно бежало босиком по холодному асфальту прямо к нему и что-то неразборчиво и визгливо кричало. Оно, это существо, было столь же дико и неуместно здесь и сейчас, как появление порнографической сценки в детском мультике. Билли попятился, пытаясь сообразить, следует ли ему испугаться. Потому что существо было не только страшным, но и жалким. Билли понял, что это женщина: лёгкая грязная майка не скрывала колыханий небольшой груди. А лицо — теперь он видел это ясно — было разбито в кровь, и пухлый синяк уже почти скрыл левый глаз. Билли почувствовал, что его кожа скатывается в тугие гусиные катышки, и почти одновременно снова отчетливо ощутил лёгкость и непривычную шероховатость брючной ткани, прилегающей к телу.

— Ну что, сладкий, теперь не отвертишься, понял! — голос несчастной женщины звучал визгливо и странно знакомо. — Я тебя, козла, где хочешь найду и узнаю. Ты думаешь я к копам пойду? Думаешь, у меня нет друзей? Да я только своему Додо слово скажу, и тебя, пидора, за такие вещи самого в багажник упакуют, понял! И мекса твоего тоже! Бабки давай, сука! Ну!

Она приподняла тонкие грязные руки с растопыренными пальцами и вдруг подпрыгнула на месте, зарычав и нелепо оскалившись, что, по-видимому, должно было изображать самую страшную угрозу. Но Билли не боялся её, да она и сама понимала всю безнадёжность своей попытки, и по её опухшему лицу потекли слёзы. Билли показалось, что слёзы эти пахнут коньяком, налитым в чай, а сама женщина неуловимо напоминает тётушку Эллен в тот давний памятный вечер… Не понимая, что он делает, Билли схватил себя рукой за низ живота тем самым зачёрпывающим движением, которое запомнил у Изабеллы. И сразу же эта жалкая фигурка оказалась похожей именно на Изабеллу. И тогда Билли стало страшно. Потому что он наконец узнал эту женщину… Билли сжал пальцы ещё сильней, отстранённо чувствуя, что делает себе больно, и бросился бежать, неуклюже вскидывая ноги. Женщина, похоже, даже растерялась, потому что споткнулась и на минуту умолкла. Но потом снова закричала — Билли уже не разбирал слов — громко и торжествующе.