Дверной проем для бабочки

— А что, неплохая идея, дорогой Билли! — мистер Монтелли шагнул в сторону и повыше поднял руку с пистолетом. — Что ж, попробуйте избавиться от меня. Только должен предупредить: если это у вас почему-либо не получится, то… Ваше рабство, вероятно, будет не очень тяжёлым. Но зато долгим. У меня нет никаких проблем с желаниями: я всегда точно знаю, чего хочу. А вы не джин, и исполнением трёх желаний вам не отделаться. Правда, обещаю, что не буду держать вас в старой лампе. Я устрою вас более комфортабельно. Вот только с Изабеллой придется, увы, расстаться. Не люблю дур и предательниц… Ну а тётушку вашу, вместе с мексом, придется отдать моим ребятам. Ну так что, мой милый? Рискнёте?

— Билли, — подала голос тётушка Эллен, — если ты и вправду можешь… Сделай так, чтобы ничего этого не было! Только верни себе тот самый фамильный гений и всё. Если ты только можешь… Ну и ещё: не забудь про Матильду. Она ведь дурочка… Ну да ты знаешь… Пусть всё переменится, Билли! Убери от себя этих страшных людей. А больше ничего не нужно! Ну может, какие-то мелочи. Но это потом, потом…

Говоря это, она как-то незаметно оказалась рядом с ним, и теперь на обеих руках его висели две требовательные женщины, каждая из которых тянула его к себе…

«А что, — подумал Билли, глядя в бездонную черноту направленного на него дула, — если все мы одновременно сошли с ума, и мои желания действительно могут исполняться?» Нет, конечно же, никакого Дара он не получил… А что, если он просто не почувствовал, как это произошло?

— О, — закричал вдруг мексиканец, и мышцы на руке, которой он прикрывал низ живота, вздулись — только верните мне мои яйца, сэр! Вы ведь пожелали мне быть с вашей кузиной… Но мои яйца, сэр! Зачем они вам?! О-о Иисус!

И мексиканец нечленораздельно завопил. Скорчившись, он упал и стал кататься по холодному полу, держа себя обеими руками между ног. Мистер Монтелли опустил руку с пистолетом и не сводил с него глаз. Смотреть на мексиканца было страшно. Словно кто-то невидимый безжалостными щипцами разрывал полуголое тело. Мексиканец взвыл в последний раз и затих, лёжа на боку, почти уткнувшись побелевшим лицом в грязные колени.

— Но ты же знаешь, Билли, — вдруг влажно зашептала тётушка Эллен, — как Матильда относится… ну, к мужчинам. Они ей как… как детишки нужны. А ты не подумал об этом и пожелал, чтобы все получилось так, как хочет Матильда… Понимаешь теперь?

Мексиканец снова зашевелился, медленно встал сначала на четвереньки, а потом и на ноги. Глаза его, подернутые матовой пленкой, смотрели сейчас на Билли с тоской и мукой умирающей птицы и, казалось, печально вопрошали, зачем это с ним сотворили такое… А необычно вытянутая пустая мошонка покачивалась жалким ремешком неровной коричневатой кожи. Горло Билли сдавило от стыда, от боли, от вопроса, который он никак не мог проглотить…

— Ну что ты? — нетерпеливо зашептала в другое ухо Изабелла. — Черт с ним, с этим мексом… В конце-то концов, если жалко, так возьми да и верни ему его яйца. Делов-то! Ты же можешь, сам убедился! Но потом, потом… Ты посмотри на старика. Он же… Скорее, Билли, скорее!

Мистер Монтелли снова поднял пистолет, и Билли почувствовал, что сейчас он выстрелит. Тётушка Эллен, как безумная, продолжала шептать что-то о доме, о Матильде, о самом Моцарте и его незаконченном «Реквиеме». Мистер Монтелли держал оружие в вытянутой руке и криво усмехался, не отрывая от Билли желтоватых старческих глаз. А между этими двумя неожиданно выразительными и живыми глазами качался еще один — глубокий и мёртвый глаз пистолета… Билли отчетливо понимал, что говорят ему эти три глаза. Либо мы приручим тебя, сявку, либо убьем прямо сейчас. И ничего ты нам сделать не сможешь!.. Потому что умения творить чудеса еще недостаточно, настоящая власть — это другое…

— О-о, Вилли! — разнесся под сводами собора новый голос. — Я был искать вас везде, ебёна мать! О-о! Что это с вас здесь имеют делать?!

Сначала герр Вольф лишь слегка приподнял брови, неуловимо напомнив Билли тётушку Эллен, но еще через секунду в нем как будто что-то перещёлкнуло, и добродушно-нахальная физиономия стала другой, гораздо более молодой, жёсткой и уверенной. Герр Вольф как-то весь собрался, подтянулся — показалось даже, что поправил козырёк несуществующей форменной фуражки, — и по-балетному плавно скользнул мистеру Монтелли под руку. Что-то чавкнуло, хрустнуло, и все три страшных глаза мгновенно исчезли. А на их месте уже расплывалось в довольной улыбке лицо дальнего немецкого родственничка, который, смачно шевеля губами, привычно произнес длинное матерное ругательство.

Глава пятнадцатая

Билли шёл впереди, покачиваясь и рыдая в голос. Слёзы неестественно, как в мультиках, брызгали из глаз во все стороны… Мягкий, прогретый на сковороде Манхэттена ветер сдувал их далеко назад. Прямо за ним, на расстоянии достаточном для того, чтобы не попасть под слёзный дождь, торопился, отдуваясь, довольный и ничего толком не понимающий герр Вольф. Следом маленькая тётушка Эллен бережно вела одетого в чёрный смокинг на голое тело мексиканца Карлоса. А за ними, то и дело наступая на подол свадебного платья, плелась растерянная Изабелла… Наверное, постороннему наблюдателю они могли показаться странными и смешными персонажами неведомого комикса, материализовавшимися среди бела дня на Пятой авеню.

Билли расплакался ещё в соборе. После того как оглушенный герром Вольфом мистер Монтелли схватился за ушибленную руку, согнулся пополам и, тонко заскулив, сел на пол. И сразу перестал быть похожим на жестокого и властного Монтелли-мафиози. Билли неожиданно остро пожалел старика. Казалось, герр Вольф одним ударом, как фокусник, подменил человека. Стальные глазки исчезли, а узкие губы выпятились, как будто ловя покатившиеся из припухшего носа мутные жалкие капли.

— Вы не понимаете, — сопливо и невнятно подвывал мистер Монтелли, — вы так ничего и не поняли! Вы думаете, я — то зло, которое следует уничтожить! Ах, как вы ошибаетесь! Я хотел только одного… Если бы вы знали, как долго я вас искал! И всё без толку! А сейчас… Сейчас я нашёл вас, того, кто может всё, только не знает, чего ему хочется. И я, только я и никто другой, могу помочь вам, потому что… Потому что мне самому уже ничего не надо! Я только ключ, понимаете, ключ! И ещё я несчастный кастрат, посвятивший всю свою жизнь поискам замка, который должен отпереть… Вот и всё! Вот и всё!

Но никто, кроме Билли, не вслушивался в бормотание старика. Тётушка Эллен, двигаясь как сомнамбула, помогала маленькому мексиканцу надеть на себя смокинг, который бесцеремонная Изабелла сняла с одного из остолбеневших гостей; сама Изабелла бездумно поглаживала рукав Билли, а герр Вольф презрительно рассматривал отобранный в бою пистолет. И вот тогда, глядя на никому уже не нужного хнычущего мистера Монтелли, Билли почувствовал, что больше не может сдерживаться, что вот-вот разрыдается. Он перевел взгляд на мрачный ящик, в котором он таким невероятным образом стал мужчиной, потом на выбитые оконные стекла…

— Билли, — громким театральным шёпотом сказала тётушка Эллен, — ты должен немедленно помочь этому человеку!

Взглянув на маленького мексиканца, Билли заплакал. Сначала он плакал тихо, как сильно обиженный ребенок, и наконец зарыдал во весь голос, громко и недоуменно. Его плач взлетел под невидимый высокий потолок собора и вернулся отражённым звуком — таким страшным, что Билли не выдержал и, махнув рукой, побежал к выходу.

«Ну почему я такой? — мысли казались ему отстранённо чужими. — Пусть они отвяжутся от меня! Пусть они все получают то, чего им хочется больше всего на свете, но только пусть отвяжутся от меня! Я-то здесь при чем?!»