Дверной проем для бабочки
Шрифт:
Вместе с пережитым где-то там, под землей, страхом к Карлосу вернулось и воспоминание о Другой женщине, отвратительной и лживой, которую он тогда спас… Не дал, как Бандиту Хорхе, утонуть в дерьме… Вот где оно, его прошлое… никуда, оказывается, не делось, проклятое! Темень в этом мрачноватом дворике стояла почти такая же, как и тогда, в детстве, в его родном переулке. Почему всё происходит именно так? Все самые серьёзные и значительные события его жизни обязательно были связаны либо с ненормальными бабами, либо с дерьмом! Жалкий вонючий мекс, вот кто он такой! Хуже, чем дурачок Хозе! Придурок, такой же придурок, как его беспутная, неистово верующая мамаша! Всё, что он может, — это унижаться или, вот как сейчас, полыхать злобой, нянькая того гадёныша внутри… Даже из Пустоты его выбросили! И Очкарик — глупый трусливый Очкарик, которого он спас в церкви, — тоже от
Карлос медленно прикрыл за собой калитку и, придерживая её рукой, вгляделся в темноту. Компания была тут как тут: мальчишки переминались с ноги на ногу вокруг девиц, и только один из них, самый прыткий, куда-то исчез. По железным прутьям снова прошла дрожь. Только на сей раз, похоже, трясло самого Карлоса. Как тогда, на мостике над пропастью… А сопляки как будто ждали его: стояли неподалеку, в центре дворика, перешёптывались и посмеивались над его нерешительностью. Вот и хорошо, сейчас он им покажет, что может сотворить разбойник, оставшийся без своего чудотворца! Карлос наконец оторвался от решётки и сделал несколько шагов вперёд. И хотя он прикасался к железу только руками, во рту появился ржавый солоноватый привкус. Хорошо бы снова мазнуть дерьмом по лицу… Или достаточно того, что он в нём уже выкупался?..
— Тебе чего, мужик? — спросил один из сопляков, пытаясь придать голосу оттенок мужественности. — Ищешь кого-нибудь?
Карлос с самого начала намеревался сильно ударить этого мальчишку по лицу. Так сильно, чтобы второго бить уже не пришлось: убежал бы, дешёвка, забыв и о бабах, и о приятеле. Это чтобы потом, когда он с этими самыми бабами возиться начнёт, никто ему не мешал. А криков, даже если бы кто и закричал, Карлос не боялся. Это Нью-Йорк! Да и не успели бы они закричать, ну только если бабы, от удовольствия. Ах ты, надо же… в последний-то раз под ним соседская поблядушка кричала. Ласковая была, тварь! Это после того, как Бандит Хорхе…хм… утоп. Давно это было…
Ударить Карлос никого не успел, потому что второй сопляк наклонился к нему и заговорил с блудливыми нечёткими интонациями, нетерпеливо пошмыгивая носом.
— Слышишь, может, ты бабу ищешь, а? У нас тут вот девочки, и недорого. Хочешь? Серьезно, можно и минетик по-быстрому, а хочешь, так и… Вот она, — он бесцеремонно ткнул пальцем в тоненькую и отстранённую девицу, — она классная, бля буду! Обслужит как надо. Ну что, давай? Только бабки вперёд, мужик, сам понимаешь. А то у нас не хватает… А можешь другую, только она еще… Да хоть двоих бери, за ту же цену. Нам не жалко. Только деньги вперёд.
Карлос на секунду опешил. Потом остро, насколько это было возможно в полутьме, вгляделся в стоящих перед ним мальчишек. Э-э, да эти-то… Наркота, дрянь пропащая! Он посмотрел на девиц. Худая стояла неподвижно, с равнодушным видом засунув руки в карманы своего плаща. Толстая, поймав взгляд Карлоса, откровенно ухмыльнулась и снова стала что-то нашёптывать на ухо худой. Дурной привкус во рту усилился. Одного Карлос утопил, другую спас… А сейчас вот опять неладно! Карлос коротко и сильно толкнул сопляка, который от неожиданности нелепо шлёпнулся на задницу, и шагнул к равнодушной девице. Ну! Девица пожала плечами и, все так же глядя куда-то в сторону, как бы сквозь него, медленно вытащила одну руку из кармана и щелкнула какой-то застежкой. Свободные, похожие на балахон, штаны тут же упали вниз, закрыв ступни, и она легко переступила через них, высвободив одну ногу и из брючины, и из туфли одновременно. Плащ распахнулся, и Карлос заметил сверкнувшее под ним голое худое тело. Девица вынула из кармана другую руку, зачем-то понюхала кончики пальцев и легко усмехнулась. Карлос дрожащей рукой дотронулся до её маленькой груди с крохотным мальчишеским соском. Тело было гладким и холодным. Карлос повел ладонью вниз и тут же отдёрнул её, хотя девица послушно отставила ногу пошире. Лобок у неё был гладкий, как и вся остальная, совершенно пластиковая на ощупь кожа! О Иисус!
— Слышишь, мужик… Ладно, я вижу, ты крутой. Не надо денег, нам же не жалко. Пользуйся, пожалуйста. Только я сразу понял — тебе не такое нужно. Ну, в смысле, не так, чтобы просто перепихнуться под забором. Идем, покажу тебе кое-что! Мы всё равно сами собирались…
Сопляк тянул его за рукав, и Карлос пошёл за ним. Пошёл, потому что так поразившая
его девица послушно направилась в глубь двора, волоча по земле свои штаны, по-прежнему не глядя ни на кого и не запахивая плащ. А толстуха всё старалась достать губами до уха подруги, дошептать ей свои тяжёлые масляные секреты… Прямо под глухой стеной с единственным низким и темным окном, рядом с покривившейся дверью подъезда, стоял большой картонный ящик. Сопляк остановился, хихикнул и легонько ударил по нему ногой.— Ну вот, здесь мы и расположимся. А когда придет Чарли с товаром, так будет еще веселее. Правильно я говорю? Ну что, кто будет первым? У нас, — сопляк таинственно понизил голос и приблизил лицо к уху Карлоса, — игра такая, понимаешь? А то так-то уже не интересно — ну трахаешь их и трахаешь, радости-то… А теперь смотри, мужик, что мы сделаем. Вот ты, например, отходишь в сторону, а мы все в парадняке прячемся. А одна из девок лезет в ящик. Понимаешь? Нет? Ну а ты возвращаешься и через дырку в ящике… Понял? А потом угадываешь, кого это ты только что оттрахал! Классная игра, бля буду! Через ящик, да ещё и в темноте… Ну, теперь понял? Давай, ты первый. Теперь отвернись, пока мы кого-нибудь в ящик упрячем. Ну, не ломай кайф, мужик! За бесплатно же!
Карлос покорно отошел в сторону, сам не понимая, что с ним происходит. Какие-то неведомые чудовищные силы, казалось, долго жевали его в своем тёмном бездонном рту, а потом выплюнули остаток в виде вонючего грязного человечка, и теперь ему придётся снова стать тем, кем он родился и кем, по-видимому, уже и умрёт — тупым и жестоким мексом. Как тогда, как сейчас, как всегда… Эти силы в виде придурка-нищего, обдолбанной в конец гладкой девицы или сопливых нанюхавшихся пижонов с их блядскими играми продолжали добивать его, и он уже не сопротивлялся, ненавидя и проклиная себя за это. Ну и ладно, трахнет он эту гладкую, и другую трахнет. И наркоту шмыгливую отделает как надо. Чтоб кровью, суки, харкали. Сколько ж можно дурака валять? Кончились загадки, началась обычная жизнь — правильная, суровая. В общем, такая, какая она есть на самом деле…
— Ну пошли, мужик. Всё готово, — навязчивые липкие пальцы тянули Карлоса за рукав. — Сейчас самый смак и получится, бля буду. Чарли товар достал, все в кондиции, так что начинай давай!
И снова вместо того, чтобы вмазать сопляку и добавить потом ногами, коротко и беспощадно, Карлос почему-то покорно подошёл к стене, к ящику. Ему послышалось, что внутри, в картонной утробе, кто-то пошевелился и вздохнул. Не обращая внимания на насморочный нетерпеливый шепоток, он вдруг представил себе, как там, внутри, голая гладкая девица, рабски прогнув своё тело манекена, вся скрючилась, сложилась пополам и прижимается маленькими острыми ягодицами к лохматой неровной дыре, выставляя на холодящий воздух самое своё нутро… И покорно ждёт, чтобы легко — как тогда, на шоссе — погрузить его в себя и самой погрузиться в него и, может быть, снова от чего-то спасти… О Иисус! Нервный он стал, прямо как Очкарик! Опять хватается за идиотские выдумки! Нет, больше никаких глупостей: сейчас он покажет этой бабе, что к чему. Да и всем остальным тоже…
Карлос рванул скользкую пуговку на брюках, потом — молнию и, зарычав, прильнул к ящику. Картонные стенки заколыхались и слегка поддались под его напором. Его встретило гладкое холодное тело. Ну же! В ответ на его остервенелый толчок где-то там, внутри, сухо щелкнуло. Ну же! Раньше, с той ласковой поблядушкой, ему никогда не требовалось помогать себе руками… A-а, вот оно! Пронзительно и знакомо запахло разогретым на солнце пластиком…
…Карлос летел и, как ночная бабочка о стекло, бился о мягкий ящик. Бился и летел. Летел и бился. И жадный звериный ребёнок захлебнулся в этом полете, съёжился и юркнул, сучонок, в раскалённый низ живота, щекотно заворочался там, готовясь выпрыгнуть наружу, хлестануть, не разбираясь, куда попало и выдохнуть потом удовлетворённо и жалко…
Был ли это смех или, может быть, это подземная вода с рёвом уходила из колодца, а гнилой мостик, поймав его, Карлоса, своей ржавой железной лапой, тянул вниз, в страшную вонючую глубину… Но нет, это хохотали окружившие его сопляки. И обе бабы были с ними. Даже та, высокая, стояла, запахнув плащ, и улыбалась хотя и отстранённо, но едко. А толстуха приседала от смеха, визгливо хрюкала, трясла щеками и сиськами.
— Молодец, мужик! Вот так и надо! Лихо ты клиентку уделал! Сейчас посмотрим, как она там! — шустрый сопляк отбросил лёгкую крышку ящика и с преувеличенно озабоченным видом заглянул внутрь. — Ну ты даешь, бля буду! Всю подружку изломал, не поймёшь, где руки, где ноги.