Движение Rapid Eye

«Да, конечно, это нечто большее, чем просто эксперимент с «Супер 8мм». Ощущение, что сновидения случайны и неконтролируемы, но зачастую неожиданно объединяются в группы, повторяются, и я думаю, что фильм в этом смысле похож на сон. Не было никакого плана, никакой концепции, каков будет фильм. Это был просто эксперимент».

RE: В таком случае это был «Плывущий под клеем».

«Да! Именно так говорил Хиткоут!»

RE: Ты всегда так работаешь?

«Думаю, да, потому что, даже если ты усаживаешься и начинаешь расписывать план, это все равно никогда не работает на практике, как мы уже говорили. Я считаю, что нужно, чтобы все шло, как идет. В этом фильме я просто собрал ряд образов, и когда я его смонтировал, из них случайно получилось то, что получилось. Это вышло совершенно случайно».

RE: Но сколь случайным бы это не было, все равно ты выбираешь, какие образы будут в фильме на первом месте. Качество и особенности работы по-прежнему зависят от личности, создающей ее, и не имеет значения, насколько случаен был процесс создания.

«Да, я и не пытаюсь отстраниться от этого. Разумеется, это был я, этот фильм точное отражение того, каким я был, когда делал его».

RE: Но ты понимаешь, к чему я клоню. Культура «разрезки», появившаяся еще во времена Джейми Рейда и нынешний интерес к Берроузу, и Дада, и всему остальному, и масса псевдохудожественных типов используют «разрезки», скрэтчинг и тому подобное, точно оправдываясь в своей лени, не так ли? Это ведь так легко, потому что и рынок, и технологии стали такими доступными.

«Точно. В экспериментальной музыке и многих экспериментальных фильмах. Хотя я думаю, все зависит от того, насколько упорно перед этим ты работал над собой. Если ты дисциплинирован и трудолюбив, даже случайные элементы могут прекрасно сработать».

Возможно, вы заметили, что Джармен — художник, режиссер, писатель и дизайнер, очень часто говорит о музыке — одной из немногих сфер, в которой он себя не испытывал. Его язвительные замечания о Звукозаписывающей индустрии соседствуют с интересом к ней, и к музыкантам. Как джарменовские герои — Рег и Берроуз, фотографировавшие и фотографировавшиеся со всеми поп-идолами (не без претензий на интеллектуальность), кажется, это взаимная притягательность. Возможно, это потому что в наши дни Поп-культура способна широко распространять идеи и создавать культурный климат гораздо более эффективно, нежели кино и литература. Поп-звезды в наше время — это превосходные сосуды, через которые приходят в мир все надежды, мечты и самые сумасшедшие идеи. Моментально востребованное обличие искусства, революции или старой доброй декадентской эксцентричности.

Рег работал с Джеггером и Артом Гарфанкелом, Берроуз — с Пи-Орриджем и «23 Skidoo», Джармен с «Coil», Ино и Стивом Боллом. И все трое — с Боуи. Намереваясь использовать его в качестве воплощения Эдварда Келли, Джармен называл его «камертоном, четком улавливающим колебания прессы… зеркалом амбивалентности и повелителем незримых нитей коммуникации», весьма ловко сочетающим все это. Однажды Боуи оставил на каминной полке дома у Джармена сигаретную пачку, тот сохранил ее как сувенир до следующего визита Боуи, и когда Тощий Герцог заметил пачку и разорвал ее, Джармен смутился, как глупая школьница. В свою очередь, Боуи именовал его «Черным Магом».

RE: Ты собирался снимать «Нейтрон» с Дэвидом Боуи, верно?

«О, это был один из тех сомнительных проектов, которые никогда не воплощаются в жизнь. Он так и не был реализован».

RE: Это была своего рода пост-апокалиптическая история?

«Полагаю, что да. Хотя я никогда не думал о ней в таком ключе. Это был Апокалипсис Иоанна-Богослова в форме сновидений, хотя у меня было шесть различных вариантов сценария. Но я никогда не работал над ним всерьез. Он так и умер на корню».

RE: У тебя было много задумок фильмов, которые так никогда и не реализовались?

«Очень много, но зачастую они вливались в то, что делалось. Так, например, в «Караваджо» нет ничего от «Нейтрона», но все равно в чем-то его присутствие ощущается».

Самый беглый взгляд на работу Джармена, на его серии иероглифов, на его интерес к таким фигурам как Иоанн Богослов, ангелам и магам, Ариэлю и Джону Ди, все это вместе дает о нем вполне очевидное представление, но Боуи прав лишь отчасти. Возможно, в чем-то Джармен — маг, но он — не Кеннет Энгер. Жадный исследователь эзотерических трудов Ди, герметического мнемонициста Джордано Бруно, физика и философа-мистика (великого магистра Приората Сиона) Роберта Флудда и загадочного Парацельса. Парацельс был центральной фигурой алхимических исследований Юнга и значительной фигурой Возрождения, он писал на языке аллегорическом, мистическом и символическом. Его словарь крайне запутан и малопонятен, это связано с его самоуверенностью и пренебрежением традиционными формами медицины, вследствие чего он не был понят и принят его современниками.

Парацельс проповедовал некую разновидность «алхимической» гомеопатии, которая, в каком-то смысле, предсказала появление антибиотиков и синтетических изменений в окружающей среде за века до их возникновения и предостерегала против неизбежных раковых заболеваний и вирусных инфекций, которые вызывает «неестественный» стиль жизни. Со старыми мастерами у Джармена связь не только эстетическая.

Рис: Парацельс

Вечная философия проявляется, когда кому-то удается пробиться сквозь тонкий слой манерного, урбанистического, созданного прессой образа Джармена. Парацельс — доктор-«натуропат» — был не понят современниками. Дерека, режиссера-«натуралиста», не понимает пресса.

Если Джармен, как говорит Боуи, Черный Маг, в таком случае здесь подразумевается некая оригинальная трактовка этого термина.

Вся алхимия зародилась в Египте — «ал кхем» (Черная земля) по-арабски. К тому же, запутывающий момент: «Черный» по-арабски произносится «фечам». А «Мудрость» — «фачам». Таким образом, истинная природа алхимических исследований была искажена. Поэтому Джармен никак не связан с сверх-эмотивным направлением Молота Ужаса Оккультизма, в этом человеке нет ничего дьявольского. Читай «Черный», как «Мудрый».

Джармен хорошо разбирается в языке ангелов — «энохианском» — невысказанном языке, который он называет «донаучным подходом к материальному миру». И в своих фильмах, воплощающих в себе «Бракосочетание Света и Материи», выступает в роли Мудреца, современного алхимика масштабов Фулканелли. Ступку и пестик заменили их эквиваленты 20-го века в мире магической масс-медиа — кино и видео.

Испытывая инстинктивный страх перед интеллектуализацией, перед стремлением «к достижению результата» и утратой силы, он становится уклончивым и загадочным, когда ему навязывают тему.

«Ну… хммм… это не основано на конкретных фактах… магия — это не хобби. Я сам — магия!»

RE: [Подчеркивая] Твои образы совершенно очевидно находятся под влиянием; или ты хочешь сказать, что дело в сходстве отношений с…

«Это опасная… ошибка, это скрыто очень глубоко, я и в самом деле не знаю, что ответить. У меня нет никаких теорий. Что я могу сказать? Ты можешь читать о магии, но это не значит, что ты станешь магом. Я практикую магию в фильмах, а не в жизни. Я всегда считал, эээ, я думаю, что это скорее алхимическая, да, нежели кроулианская магия, хотя она меня тоже интересует. Мне очень интересен Корнелий Агриппа и все маги Возрождения».

RE: Из-за их борьбы, из-за того, что их восприятие сходно с твоим?

«Да, меня привлекают подобные вещи. Все это в целом… полагаю, мне всегда чем-то нравились неудачники. Все они не имели успеха, верно? Но их время еще придет. Я хочу сказать, что Джон Ди потерпел неудачу, он ведь приобрел известность лишь как шарлатан. Самый высокообразованный человек в елизаветинской Англии, он не был шарлатаном. Его реабилитация в моих интересах, потому что в это есть нечто экстраординарное. В начале 70-х я изучал «Искусство памяти» Фрэнсиса Йейтса, и, разумеется, Юнга, который увлекся алхимией в своих поздних работах. Затем мои интересы стали шире».