Движение Rapid Eye

В этом смысле таких концептуальных художников можно сравнить со средневековыми алхимиками, неверно понявшими аллегорический смысл оккультных текстов и, будучи наивными, как Стриндберг, или занятными извращенцами, как де Ре, пытались в буквальном смысле изменить физическую структуру реальности посредством химического соединения возвышенного и нелепого. Активистское искусство — это искусство, которое стремится быть более социально значимым, бунтарским и вызывающим, чем нарциссический классово-сознательный мусор, который на деле по большей части изначально должен быть полезным. Помимо изменения чувственного восприятия, это должно угрожать разнообразным статус кво, существующим в искусстве и обществе. (Забыв на минуту об эстетике, как поступают многие художники, я могу увидеть небольшую особенность в художниках, которые не пытаются угрожать, изменять или преступать через систему, когда так многие дизайнеры интерьеров заняты этим). Но многие «социальные» художники игнорируют тот факт, что в сумрачном остроумном денежном мире искусства такие формы протеста почти автоматически разрушаются контекстом и их манерным сознательным стилизмом. Если бы таких художников заботили социальные аспекты, как они утверждают, они бы, разумеется, это прекрасно понимали.

Принято считать, что Итальянское Возрождение повлияло на культурные гуманистические идеи эпохи и что, каким-то особым образом, изменило теологическую мысль. Это не так. Церковь категорически не «приняла» гуманистические тенденции движения. Она их поглотила. Искусство всегда было связано с религией и всегда использовалось организованной Религией. Корневое слово в «культуре» — «культ», а слово «культ» произошло от «colere», что означает «поклонение».

Исчезающие особенности блистательного Пьеро делла Франческа приводят взгляд не в бесконечность, но в стены церкви, стены, возведенные Церковью. Великая архитектура эпохи использовалась не для того, чтобы дать людям крышу над головой, но для прославления церкви и для буквального, физического контроля над паствой посредством использования символизма и акустики. (Например, утверждается, что гимны, исполняемые в таких соборах, были созданы для того, чтобы сознательно стимулировать выработку эндорфинов в человеческом мозге, приводя тем самым прихожан в легкое «возбуждение»). Достижения Возрождения, спонсировавшиеся Римом, не изменили доктрину Церкви, но использовались Церковью для усиления ее могущества. Караваджо, написавший Саломею, получающую голову Иоанна Крестителя, создал поистине великолепные образы, но сделал немного для того, чтобы помочь решить экзистенциальные проблемы человека, едущего по утру в автобусе на работу.

Если смотреть на это с таких позиций, возможно, Серрано сделал это, чтобы подвергнуть сомнению вдохновленное Возрождением восприятие Христа. Вырвав Христа у храмовников и вернув его людям. Идея и образ Христа не принадлежат Церкви или Леонардо, равно как и Пуччини — не собственность рекламщиков из «Бритиш Эйруэйз». Может быть, он просто пытался заставить людей задуматься над этим. Но есть составляющая, которую утратило даже самое «провокационное» современное концептуальное искусство, это сложно понять. Утраченный элемент — последующее предложение, утраченная цифра в сумме.

Возможно, я слишком обобщаю и пристрастен в своем отношении к творению Серрано, как я рассматриваю большинство произведений активистского искусства. Но учитывая стереотипность подобной работы, это неудивительно. Как я указывал, в наши дни достаточно объявить себя активистом и создать произведение, которое вызовет возмущение, считая, что эта акция автоматически становится значимой сама по себе. Просто критикуя статус кво. Но, учитывая навязанные критерии подобного искусства, этого недостаточно для того, чтобы стать социально сознательным, и наслаивать предполагаемо важные образы и слова не имея представления о том, что Маркс и Энгельс называли «направлением движения». То есть, представления о целях и задачах революции. Недостаточные знания, на самом деле, скорее представляют опасность и могут помешать эффективности. И меня мучает подозрение, что Серрано, видимо, знает слишком мало, и довольствуется «оскорблением», но не ставит вопросы.

Иллюстрация: Марсель Дюшамп «Фонтан» (1915 год)

Возможно, я ошибаюсь, и это импрессионистское путешествие по Америке объяснит мне, почему, но сейчас эти произведения кажутся слишком просчитанными, даже по сравнению с дадаистским принципом, выраженным Гроссом — искусство, «созданное во мраке», предлагаемое публике посредством «Cabaret Voltaire» и выставки, настолько наивные, что они неспособны были предсказать то, что сейчас кажется неизбежными последствиями.

Широко известные художники, особенно те, которые действуют под знаком Американского Денежного божества, видимо не могут принять на себя художественный риск, поэтому они предпочитают то, что рассматривается как общественный риск. Это показатель сложившейся паршивой ситуации, как в искусстве, так и в обществе, поскольку бурные дебаты разгораются даже по поводу столь банального творения Серрано.

Художник, скульптор или писатель околачивается, размышляя о том, как бы показать, что он ненавидит всех и вся, как высоко его ценят современники, любит ли мамочка, трахается ли подружка или друг. Творение креативного нигилизма, просчитанное возмущение или чистая жестокость — естественный ответ. (Как сказал Том Вулф, они всего лишь говорят — «Посмотри на меня!»). Самодовольное заявление, что художник знает лучше, считает иначе, усиливает лицемерие других, и главное, привлекает внимание. Другая половина уравнения всегда на страже. Всегда найдется какой-нибудь жаждущий славы ханжа политик, который послушно среагирует на самые сладострастные куски мусора и примется грозить цензурой. Это позволяет кучке жертв старого псевдоинтеллектуального искусства в трикотажных свитерах забыть буржуазную реальность их общественной позиции и облачиться в одеяния Культурной Революции. Несколько месяцев они будут блеять в колонках журналов, которые никто не читает, об опасности цензуры мыслей (точно они уже не цензуре подвергли общественное мнение, выбрав Высококультурные средства для самовыражения) и об обществе, навязывающем художникам свое мнение (точно общественная мораль не навязывается, так или иначе, всем без исключения).

Разумеется, у них есть некоторое оправдание, но помните, мы смотрим на художников, являющихся самопровозглашенными активистами, вовлеченными в авангардное искусство, на остром краю общества, и это старые новости, рассыпающиеся данные. Разумеется, либерально настроенным мыслителям сложно принять цензуру, поскольку цензура связана с ограничением на выражение идей, ограничением, на самом деле, на использование мозгов. Но должны ли мы что-то знать о Пикассо, Караваджо, Рембрандта, Родена или ночном горшке Дюшампа, чтобы оправдывать почитающих себя новаторами представителей арт-истеблишмента и их праздное существование? И должны ли мы защищать банальное неотъемлемое право художников выставлять себя ослами, цитируя интересующие художников сюжеты и вирши и, таким образом, относясь к скучным, вторичным произведениям искусства так, как они того не заслуживают? (Только потому, что «Sex Pistols» недолгое время были величайшей группой в мире, означает ли это, что «Slaughter and the Dogs» имеют право на существование?). Это похоже на тамплиерскую гонку за тем, что Ги Дебор в «In Girum» назвал «иным, зловещим Граалем». Еще одна диснеевская подделка под реальность. Пустая поза. Я хочу найти в Америке хоть одного авангардного художника, о котором я смогу написать домой. Хотя «Описанный Христос» — это мощное творение, несмотря на то, что его значимость заключается в том, что возможно никогда не подразумевалось (иначе почему я сейчас об этом пишу?), Серрано, несомненно, не он.

В некотором смысле, у меня имеется тайное подлое желание — относительно касается Искусства и Общества — хорошо бы, чтобы из-за появления творения Серрано прекратились все субсидии и дотации, поскольку это могло бы оздоровить и привести в чувство Мира Современного Искусства. Это отдалит от Искусства Вашингтон и Уайт-холл, а Рим от Возрождения. В изобразительном искусстве очень немногие культурные террористы способны воодушевить какие-либо далеко идущие перемены в обществе и восприятии, потому что большинство художников замкнуты в своем микромире, ограниченные, пекущиеся лишь о своих интересах, выдрессированные помалкивать и, хотя некоторые способны общаться, им редко есть, что сказать. Мир Искусства справедливо подвергается критике, потому что, разумеется, он должен стать чем-то большим, нежели сферой финансовых спекуляций и привлечения внимания, но это меня мало волнует. Музыкальной Индустрии пока удается предаваться самообману и продолжать считать, что это важно (Боно — настоящий политический деятель), так почему же этим не заниматься Миру Искусства, пусть себе развлекаются. Нет, что меня приводит в ужас, так это общий уровень тупости. Я, разумеется, не согласен с суровым афоризмом, что «Искусство» — это «Тупость, закончившая колледж» (даже если многие наставники и, что особенно тревожно, студенты, которых ты встречаешь, тупицы высшего разряда, занимающиеся Искусством исключительно ради престижа и грантов), но общий уровень дебатов по поводу творения Серрано иллюстрирует недостаток идей в Мире Искусства. Разумеется, следует что-то сказать о ситуациях, которые создаются исключительно для того, чтобы шокировать и ситуациях, которые создаются для того, чтобы заставлять людей задумываться и дискутировать. Принципы будут защищаться и то, что некоторые вещи, делающиеся во имя искусства, будут иметь далеко идущие последствия — всего лишь трюизм. Святыня или Голливудское развлекалово? Два пенни в фонтан, тысячи монет на полу, цветы на алтаре, бла-бла-бла.

Миллионы людей на самом деле верят, что Христос выглядел так, как его нарисовал Леонардо, некоторые даже считают, что Бог — это такой большой парень, похожий на Санта-Клауса, так что, в свете этого ограниченного восприятия, использование Серрано традиционного образа Христа, возможно, и оправданно. В конце концов, визуальные, политические заявления дадаистов сделали возможным в искусстве все, и их ублюдок-внук — ситуационизм, якобы связан с многочисленными общественными социальными переменами, в том числе со студенческими восстаниями 1968-го года, группой Баадер-Майнхоф, покушением на члена парламента Роберта Карра «Разгневанной Бригадой» в 1971 году и «Sex Pistols». Но потребовалась восприимчивость Макларена к поп-культуре, чтобы вывести лучшее из ситуационизма на улицы, а лучшим в ситуационизме были, разумеется, лозунги, слова, и смутная идея, что реальность определяется обществом и может изменяться по желанию. Хотя, сомнительно, что «Sex Pistols» или ситуационисты чего-то добились в социальном плане, но, по крайней мере, они были явлением, содействовавшим выражению существующих проблем общества. Существенный вклад в общественную позицию, плюс славная стрижка, но они не стали творцами каких-либо существенных социальных или политических перемен. Хотя некоторые полагаю, что ключевой момент в общественной истории — поощрять тинейджеров петь песни, оплакивающие их безработицу, в то время как предыдущие поколения тинейджеров сочиняли песни, жалуясь на свою нудную работу.

Идеи, представленные миру в традиционной оболочке современного высокого изобразительного искусства — скорее мимолетные движения, которые утратили высокий уровень социальных импульсов, взятые на вооружение поп-музыкой. Эта старая дилемма должна привнести в проблему мотивов, которые движут «художниками-активистами», такими как Серрано или Билли Линн (которая использовала в своем шоу американские флаги, сложенные в форме половых губ — о как!). Всем им должно быть известно, что полотна кубистов заставили людей по-новому смотреть на живопись, этому же способствовали и абстракционисты-экспрессионисты, художники поп-арта, возможно, оказали воздействие на наше восприятие образов в средствах массовой информации или товаров массового потребления и так далее, но нечто помимо этого. И если ты вешаешь вверх ногами Американский Флаг, то ты подтверждаешь патетическое заявление, что флаг имеет большое значение, ты по-прежнему заполняешь газетные полосы банальным хламом в то время, когда эти газеты могли бы, большинство согласится, быть использованы для рассказов о положении голодающих низших слоев Америки общества, например. Разумеется, художник не ограничен в желании использовать и переосмысливать образы и информацию, но меня интересует, не то, имеет ли право художник делать это, но социальная значимость, на которую он претендует, делая это.

Фото: «Sex Pistols» (фото Дэннис Моррис)

Когда художники и люди вроде меня впадают в самодовольство и начинают считать себя бойцами на передовой, когда мы думаем, что мы нечто большее, чем просто развлекатели, нам следует отправиться в бар в Уотсе и поблагодарить дорогого Иисуса за возможность заполнить свое время и банковские счета, размышляя о подобной чепухе. Искусство — это социальная необходимость, недооцененная публикой и переоцененная художником. (Авангардное искусство — постановка новых вопросов, вызов старым парадигмам — крайне необходимо, но честно говоря, здесь, в Америке, я не нахожу никаких следов авангардного искусства). Даже эти скромные проявления в настоящее время кажутся чем-то застывшим, неопределенным, учитывая нынешнее состояние Искусства здесь, в доме Двадцатого Века и его искусства — США. Неподготовленному взгляду кажется, что влияния, выбор и эффекты, избранные большинством тех, кто называет себя Художниками, в самом конце этого невероятного Века кажутся удивительно слабыми и незначительными. В искусстве, которое использует такие образы, эти образы должны непременно приобрести новое значение и результаты, но как алхимики с их кучей грязи, «Описанный Христос» ничего не изменяет без Prima Materia — Изначального Вещества необходимого для трансформации — утраченный элемент в алгебраическом уравнении Серрано: Новые идеи. Кажется, это основная проблема мира современного концептуального искусства. Огромное количество бездумной активности, немного осуждения, слюней и бессмысленной импровизации, многие арт-направления прошли через это, но ничего не произошло. Оставив в стороне тот факт, что проблема Серрано почти никак не связана ни с цензурой, ни с религией, ни даже с его взглядами на искусство, а скорее с вопросами финансирования (на самом деле, самое большое значение в искусстве имеют деньги), в целом спор представляется крайне глупым.