Двое из будущего. 1903 - …

— Нет, не очень, — признался я.

Он с укором в голосе продолжил:

— И вот я приезжаю в крепость, поселяюсь на квартире, брожу по городу, по укреплениям, захожу в порт, поднимаюсь на корабли и…?

— И? Не понимаю вас.

— И я прошу командиров взять меня в море, когда они будут охотиться на японцев, и каждый раз я встречаю от них отказ. Говорят прямой приказ Макарова не позволять мне выходить на кораблях. Я им говорю — "Черт знает что такое!", ругаюсь на них, а они и слушать меня не хотят. Тогда я бегу к Степану Осиповичу, завожу с ним ругательный разговор на эту проблему, и что же он мне говорит? Не знаете ли, дорогой Василий Иванович, что он мне сказал?

Я откинулся на спинку стула и, сдвинув брови, посмотрел на него. Я уже понял, что он мне хотел сказать, но предоставил тому право высказаться:

— Нет, и что же?

— А отвечает он мне, что вы, Василий Иванович, предсказали мне страшную судьбу быть убитым при подрыве мины на одном из кораблей. Невозможное безумие, чтобы адмирал вдруг ударился в мистику, это просто невозможно — он абсолютно приземленный человек, который не надеется ни на бога, ни на черта. Но тут он вам почему-то поверил, что просто невероятно. И вот он, следуя вашим гаданиям на кофейной гуще, отчего-то запретил мне выходить в море, обещая сурово наказать любого командира судна, что посмеет ослушаться.

Он замолчал, осуждающе вперив в меня свои суровые глаза. Да, этот мужик был не из трусов, он умел и воевать и настоять на своем. Его не раз ломала жизнь, но и он не оставался в долгу — своей волей пробивал себе тот путь, который ему был угоден. Вот и сейчас, столкнувшись с проблемой, он активно ее решал.

— Что же вы, Василий Иванович, мне ничего не отвечаете? Стыдно стало?

— За что же стыдно? Я ни о чем не жалею и приказ Макарова о том, чтобы не пускать вас на кораблях в открытое море поддерживаю целиком и полностью. Более того, я бы и самому Макарову запретил выходить, да только это не в моих силах.

— Ах, вот как?! Вы видимо и сами верите в то, что наболтали. Удивительная способность людей заблуждаться… Василий Иванович, я много поездил по миру, навидался всякого. И дервишей и йогинов и странствующих монахов. Но поверьте мне как человеку опытному — будущее предсказать невозможно. Мне многие пытались гадать, да только их гадания и яйца выеденного не стоят. Я не знаю что вы там себе понапридумывали, какие сказки понарсказывали адмиралу, да только вы ни черта не знаете о том, что произойдет. Я не верю пророкам, я не верю в их чепуху, потому что судьба тетка капризная, и ее невозможно просчитать. Вы это понимаете?

— Знаете, а я с вами соглашусь, — неожиданно поддакнул я. — Предсказать судьбу невозможно и судьба вертит человеком так, что ни одному театралу и не снилось. Но вот в чем загвоздка — я же на самом деле не гадаю. Я знаю — и вы и адмирал погибнете на корабле от подрыва на мине. Когда это произойдет я не знаю, так же не знаю на каком корабле вы будете находиться в этот момент. Но хоть режьте меня, если вы не последуете моим рекомендациям, то так все и будет.

— Да вы издеваетесь! Откуда вы это знаете? Как это можно знать? — его возмущение было настолько эмоциональным, что он, забыв о том, что перед ним еда, ударил ладонью по столу. Попал по лежащей вверх зубцами вилке и та, словно пуля, стрельнула в сторону Микеладзе.

Прода от 20 июня

Князь, возле ног которого со звоном упал предмет, удивленно обернулся на нас. Потом опустил глаза на пол, увидел вилку и, наклонившись с грацией дикого, но обленившегося барса, поднял. Официант, что уже бежал исправлять оплошность клиента, получил от князя останавливающий жест. А затем Микеладзе поднялся со своего места и в вразвалочку, гордо расправляя плечи в подполковничьем мундире, подошел к нашему столу.

— Полагаю, это было всего лишь нелепое недоразумение, не правда ли? — то ли с угрозой, то ли с любопытством произнес он, показывая вилку, и при этом глядя на меня.

— Да, господин подполковник, это была случайность, — ответил Верещагин, — прошу нас простить.

— Что ж, тогда возвращаю вам ваш предмет, — князь положил вилку на стол. — А вы, насколько я знаю, и есть тот самый знаменитый художник? Верещагин, Василий Васильевич?

— Да, это я.

— О-о, тогда приятно с вами познакомится. А я вот подполковник охранной службы, князь Микеладзе. Присматриваю здесь в городе за всяким сбродом, чтобы они не дай бог ничего не сотворили по своей наивной глупости. Наслышан, что вы в Артуре уже как несколько дней, так ли это?

— Да, именно так.

— Удивительно, вы являетесь другом нашего славного адмирала. А еще, хочу заметить, вы здесь, в Артуре, заводите не совсем хорошие знакомства, — с усмешкой произнес Микеладзе, кивая в мою сторону. — А вы знаете, что вот этот вот субчик является агентом охранного отделения? Нет? Ну что же вы так опрометчиво? А знаете, как он стал нашим агентом? Нет? Ну, так вы у него поинтересуйтесь и, если он вам расскажет, то уверяю вас, более вы с ним знакомств водить не станете. Господин Рыбалко у нас личность известная, помогает тут нашим военным, да морякам, это правда. Но вы мало знает об истинных его делах и об его прошлом. Вы, уважаемый Василий Васильевич, прежде чем беседовать вот с этим господином, выспросите у него обо всем, а уже далее решайте стоит это того или нет. Это мой вам совет.

И, высказавшись, князь оставил Верещагина в смешанных чувствах. Заканчивать обед он не стал, а сразу же вышел из ресторана. А мы остались, молча глядя друг на друга. Я ждал реакции своего собеседника.

Наконец, когда первое ошеломление было пройдено, Верещагин как бы между прочим сказал:

— Не люблю я эту филерскую публику.

Я кивнул:

— Я тоже, если говорить честно. А уж с князем у нас очень сильные неприязненные отношения.

— Вы и вправду его агент? Он не врал?

— Я, если можно так сказать, агент поневоле и исключительно по своей глупости. Но он ввел вас в заблуждение — я с ним не работаю. Он пытался меня здесь прижучить, да только у него ничего не получилось.

— Постойте, Василий Иванович, я не понимаю, как так можно?

— Что именно?

— Если вы являетесь агентом охранки, то, как вы можете противостоять князю?

Я вздохнул, не зная, рассказывать ли ему всю подноготную?

— Знаете, князь об меня обломал зубы — я нахожусь в Артуре с воли Марии Федоровны.

— Матери Императора?

— Да.

— Но как же? Неужели от самой…? А почему тогда…?

В ресторане, не смотря на самую середину дня, было пусто. Помимо нас с Верещагиным было занято еще три столика и все они находились на достаточном отдалении от нас. То есть подслушать нас не могли. Подошедший человек, забрал оброненную вилку и, положив замену, отошел в сторону.

— Ладно, я вам расскажу, как я стал агентом охранки.

И я ему вкратце пересказал нашу с Мишкой авантюру, на которой нас так умело подцепили. Верещагин слушал внимательно, сдвигал кустистые брови и задумчиво теребил бороду. Когда мой рассказ закончился, он спросил: