Двое из будущего

Приехал он ко мне в конце августа вместе со всем семейством. Приволок с собой жену, которую я до этого ни разу не видел, старших сыновей и нотариуса. Радостно облобызавшись при встрече, он представил мне свою супругу:

– Вот, Иваныч, знакомься - Ольга Даниловна, твоя будущая теща, - сказал он с какой-то садисткой ноткой.
– Приказываю тебе ее любить и жаловать.

И супруга Мальцева, полная и розовощекая женщина с колючими глазами, с какой-то долей надменности чуть-чуть наклонила голову - поздоровалась. Я вежливо приподнял котелок.

– Ну, что, оформляться сейчас будем или до завтра подождем? В баньке попаримся, посидим хорошенько, а завтра и рассчитаемся?

– Я тебе дам "посидим хорошенько", - подала голос недовольная Ольга Даниловна и незаметно двинула мужа локтем.
– У нас поезд на завтра, на утро. Нечего время терять.

Мальцев бессильно развел руками.

– Понял, в кого вырастит твоя невеста? Не передумаешь?

– Не передумаю. Деньги-то привез?

– Привез, привез. Давай оформляться.

И мы прошли в мой кабинет. Сыны Мальцева поставили на стол пузатый портфель, расстегнули клапан и по пачке стали бережно выкладывать на поверхность. Шестьдесят пять пачек с червонцами выстроились в египетскую пирамиду.

– Пересчитывать будешь?

– Буду, - подтвердил я догадку Мальцева.
– Деньгам нужен счет.

И, нисколько не смущаясь, присел во главу стола и принялся за скрупулезный подсчет. Считал долго, несколько раз сбивался. Пальцы после работы были черными, словно я тут не с деньгами возился, а уголек между пальцев катал.

– Все правильно?
– спросил Мальцев, когда я устало откинулся на спинку стула.

– Да. Ровно шестьдесят пять, как и договаривались.

– Ну, тогда и договор оформить надо бы. Дмитрий Моисеевич, присаживайтесь, доставайте свои бумаги.

Нотариус не спеша пристроился к столу. Вытащил из портфеля уже исписанные листы бумаги, протянул мне.

– Ознакомьтесь, пожалуйста, и распишитесь, - прогундосил он простуженным голосом. Я с интересом взял у него листок.

В общем-то, обычный договор о намерениях. Я обязуюсь взять в жены дочь Мальцева, а он дает мне шестьдесят пять тысяч рублей ассигнациями в качестве приданого. В случае моего отказа от венчания по какой-либо причине, я буду обязан вернуть эти деньги и выплатить неустойку за нанесенную обиду, в размере десяти тысяч рублей.

– А это вообще законно?

– Что именно?
– недоуменно посмотрел на меня нотариус поверх очков.
– Вам что-то не нравиться?

– Это нормально вот так приданое принимать?

Мальцев хмыкнул.

– А ты думал, я тебе деньги просто так отдам под честное слово? А как я потом доказывать буду, что я тебе эти деньги давал? Не валяй дурака, ставь свою закорючку, если все нормально.

Я пожал плечами. В общем-то, он прав. Договор можно составить хоть о продаже души, и он будет считаться в силе, если, конечно, он не состоит в противоречии с законодательством. Я не знаю, как сейчас обстоят дела в этой сфере и потому пришлось довериться более опытным людям. Прочитав еще раз внимательно нехитрый текст и, не найдя в нем подводных камней, с удовольствием подмахнул оригинал договора и его копию. Подув на чернила, отдал один лист Мальцеву.

– Странное чувство, - задумчиво произнес я.
– Как будто Марину только что купил.

– Но-но, - грозно посмотрел на меня он.
– Ты мне это брось. Если будешь обижать мою дочь, то не побоюсь никого, приеду и лично наставлю на путь праведный. Ты не купил ее, это я обеспечил ей хорошую жизнь. Понял?

– Понял, - улыбнулся я и поднялся со стула, протягивая руку для настоящего купеческого скрепления договора. Мальцев жестко сжал мою ладонь.

– И не вздумай Маришку забижать. Она тебя, дурака, любит.

И от его слов у меня полыхнули уши, как у какого-то сопливого юнца. Мне было приятно это слышать.

– Не буду обижать, Степан Ильич. Обещаю.

На этом наша сделка завершилась. Моя будущая теща подошла ко мне и жарко по-матерински поцеловала и обняла. Что-то сказала сентиментальное, шмыгая носом, и не таясь, утерла платочком влажные глаза и отошла в сторону. Подошли сыновья, крепко пожали мне ладонь, стиснули в крепких объятиях. И вот после этого события мы знатно отметили. С банькой, с водочкой, с горячей закуской и пьяными песнями. Сыны Мальцева Савва и Дмитрий на радостях перепили так, что стали буянить, подначивать и задирать друг друга. Потом, потеряв от алкоголя рассудок, закусили удила и захотели подраться друг с другом из-за какой-то давней мелочи, но их отец, ехидно мне улыбнувшись, попросил образумить новоприобретенных родственников. А то непорядок получается - в гостях, да со скандалом. Я с неудольствием откликнулся на просьбу тестя, заломил бузящим парням руки, да и познакомил их лбы с крепкой осиновой доской предбанника. Парни махом пришли в чувство, присмирели и, опасливо косясь то на меня, то на отца, больше в рот ни капли не брали. А наутро еще благодарили меня, за то, что не позволил Мальцеву старшему провести воспитательную "беседу" самолично. Очень уж крут был их папашка в праведном гневе, мог зашибить человека до инвалидности. Их мать, благо, того безобразия что я с ними сотворил не видела, а то досталось бы мне за мое рукоприкладство.

Следующим днем я все семейство Мальцевых рассаживал на поезд до Москвы. Братья первыми заползли в вагон, закинув багаж. Мать их, глубоко вздохнув, поцеловала меня в щеку, перекрестила, и, всплакнув в платочек, с кряхтением заползла в тамбур. На перроне остались только я, Марина и Степан Ильич.

– Ну, что, жених, до свидания что ли? Через месяц жду у себя.

– Конечно. На собственную-то свадьбу я не опоздаю.

– А не передумаешь?

– Нет, не передумаю. Все решено.

Он посмотрел пристально мне в глаза, заглянул прямо в душу.

– Хороший ты мужик, Иваныч. Моя Маришка с тобой будет счастлива.

Мне оставалось только улыбнуться на его слова. Сказать я ничего не смог.

– Ну, ладно. Ты давай, не задерживайся тут с невестой, да на людях не целуйтесь. Не на всю жизнь расстаетесь, а всего лишь на месяц. А я пошел обустраиваться. Пока что ли, Иваныч, - и с этими словами он забрался в вагон. Махнул мне оттуда рукой, да и скрылся в темноте перехода.

Я повернулся к Марине. Она стояла слегка растерянная, ухватилась ручками за сумочку. В глазах ожидание, тревога и опаска. Три эмоции в одном взгляде, даже не знаю, как это у нее получается.

– Ты не волнуйся, - сказал я ей нежно, - я приеду.

Она мелко кивнула. Поджала сумочку к груди.

– Не переживай, ну что ты?

Она сглотнула и, посмотрев на меня глазами полными печали, как кот из "Шрека", вдруг призналась:

– Страшно....

– Чего же?