Двое под зонтом

Вы это о чем? – спросил Миша, усаживаясь за соседний стол.

Да так, сам себе напеваю. Ты, кстати, Михаил, главу когда закончишь?

Работаю над этим, скоро.

Ну, ты давай поторапливайся, к ученому-то совету должны успеть.

Успеем.

Как вообще дела? Хмурый чего? С Юлечкой поругались?

Нет, всё нормально.

С женой все ещё водишь хороводы? Не надоело?

Опять вы…

У тебя производительность труда падает на фоне нестабильности на личном фронте.

Да всё стабильно у меня. Мы уже и путевки в Таиланд на новый год купили.

О, это дело хорошее. А как с женой?

Развожусь.

Шеф отклонился на спинку кожаного кресла и даже снял очки, хотя без них вообще ничего не видел.

Так вас с Юлечкой можно поздравить?

Пока рано. Надо сначала развестись.

Миша снова полез в карман в поисках пачки сигарет. Она оказалась пуста.

19. В гостях у шефа

Миша нажал на звонок несколько раз и уже собирался уходить, когда по ту сторону повернули ключ в замке. Шеф стоял в полосатом халате, надетом поверх рубашки и брюк. Это была его обычная домашняя форма одежды. Немногочисленная растительность на голове стояла дыбом, словно он только что поднялся из постели.

Я подумал, вас нет дома.

Заработался, не слышал. Заходи.

Вы один?

Один, жена пошла в магазин, скоро вернется, будем ужинать. Как раз с тобой поработаем, пока она готовит.

Шеф был официально женат четвертый раз, и текущий брак по сравнению с предыдущими был весьма продолжительным. Всех без исключения своих жен шеф любил, но особенно отмечал первую. Он так и говорил: «Моя первая чудо как была хороша: верная, добрая. До сих пор жалею, что разошелся с ней!».

«Верная и добрая» проживала в другом городе со взрослым сыном. От двух промежуточных жен у шефа тоже были один или двое детей. Точного их количества он не знал и сам, поскольку рассказывал об этом каждый раз близко к тексту и цифры периодически менял.

Действующая жена на шефа не обижалась, хотя неоднократно слышала рассказы о своих предшественницах. Она собирала документы на визу, чтобы уехать на постоянное место жительство в Америку к каким-то дальним родственникам. Шеф относился к этому философски, хотя, как говорил всем, немного переживал.

Планы никак не влияли на отношения супругов: они жили под одной крышей, называли друг друга ласково и вполне ладили.

Длинноногая яркая блондинка с красивыми формами заглянула в комнату:

Добрый вечер, мальчики. Всё работаете?

Здравствуйте! – приветливо отозвался Миша.

Жена шефа ему нравилась. Она была всегда улыбчива, дружелюбна и выглядела безукоризненно. Но он не мог представить ее своей девушкой и тем более женой. Миша считал, что это не его типаж.

Налей-ка нам чайку, любимая. Мы тут с Михаилом трудимся, —шеф расплылся в обворожительной улыбке.

Две минуты, дорогой!

Она скрылась за дверью и действительно, через две минуты зашла с подносом для чаепития. Разлив чай по чашкам, она пригладила остатки волос на голове мужа.

Ты самая любимая из всех моих жен! – не изменяя себе, признался шеф, нежно глядя на жену.

Заканчивайте, мальчики, скоро будет ужин!

Девушка вышла из комнаты, всё также приветливо улыбаясь, а Миша с шефом продолжили штудировать главу.

20. «Приходы-уходы»

После того, как Миша объявил Алёне, что больше не придет, он уже несколько раз ночевал дома. Алёна ждала, но когда он приходил, не знала, как себя вести и что говорить незнакомому для неё человеку.

Эпопея «ухода» сильно затянулась. Миша то возвращался, то неожиданно пропадал, то давал надежду, то забирал её снова. Алёна со страхом встречала каждый новый день, а вопрос «придет ли сегодня?» изматывал её круглосуточно.

Утром он забирал свой бритвенный станок из ванной комнаты, а вечером или вечером другого дня станок занимал прежнее место.

Он оставлял на кухне записки: «не жди меня сегодня». А следом присылал сообщение: «приду сегодня, а может быть, никогда. Я и правда не знаю. Понимаешь?».

Алёна пыталась понимать, искала причины несчастий в себе и сходила с ума от отчаяния. Физически Миша ушёл, но зачем-то продлевал эту психологическую агонию. Алёна оказалась её заложницей и участницей.

Не успела она войти в квартиру, как пришло сообщение от Миши: «Собери все мои вещи в сумку. Лучше тебя этого никто не сделает. Я заеду вечером, заберу».

От комплимента подкосились ноги. Обливаясь слезами, она аккуратно раскладывала по пакетам штаны, носки и рубашки Миши. Петя ночевал у бабушки и не видел плачущую навзрыд маму, собирающую папины вещи. Когда работа была окончена, Алёна поставила большую спортивную сумку в коридоре, оделась, погладила кота и вышла из дому.

Новое сообщение она получила уже у подруги: «Я надеялся, что ты не станешь этого делать. Ну что же, собрала так собрала. Я многое хотел сказать тебе, но кроме кота никого не оказалось дома. Прощай.». Алёна разрыдалась пуще прежнего на глазах у ничего не понимающей Маши.

Алёнка, да объясни, наконец, что стряслось-то?! Что опять «выкинул» этот Завьялов?

Машка… Я сама опять всё испортила… – завывала Алёна.

Да что ты там еще испортить-то могла, в самом деле?! Давай вот глотни вина, что ли… Чего так убиваться?!

Маша сходила на кухню и вернулась с двумя бокалами. Алёна взяла свой обеими руками и выпила залпом.

Я все испортила, Машка! Он хотел поговорить со мной! Зачем я вообще собирала эти вещи?! Зачем уехала?!

Вот ты, Алёнка, дура, ей Богу! Он попросил (козёл!) – ты собрала! Ничего ты не испортила! С котом он разговаривал… Да пусть бы хоть с рыбой в аквариуме! Деловой! То «собери мне вещи», то не ожидал он! Сам не может определиться – чего он хочет. А тебя делает крайней! В сотый раз тебе говорю: пошли его к чертовой бабушке, не сожалея!!! – Маша распалялась всё больше.

Возвращаться в пустую квартиру было невыносимо, и Алёна осталась ночевать у Маши. Девушки разговаривали и плакала на пару, пока не уснули. Рано утром Алёна засобиралась кормить кота.

Люди в салоне автобуса, проплывающие за окном здания, пешеходы, машины – всё казалось нереальным. Алёна чувствовала себя вне этого мира. Единственным физическим ощущением своего материального присутствия была тупая боль в плечах.

Период отчаяния и осознания собственного бессилия в реальности, своей неспособности что-либо ей противопоставить. Алёна была раздавлена личным горем. Оно перекрывало все остальные чувства и желания.