Двое в океане

Некоторое время «Онега» хранила молчание — переваривала весть. Потом в течение долгих минут где-то во тьме кабины микрофон все хрипел, и хрип у него был однотонный, без нюансов, казалось, нудно бормочет все один и тот же человек, даже не человек, а бесстрастный робот, которому безразлично, что там стряслось с тремя гидронавтами на глубине девяноста семи метров. Но говорил вовсе не один человек, а несколько — сперва вахтенный на пульте гидрофона, потом Золотцев, потом Кулагин, потом сам капитан, каждый по-своему старался успокоить попавших в западню, но каждому было очевидно: помочь оттуда, сверху, практически невозможно. Второго батискафа на борту не было. Приняли решение: будут пытаться ухватить сеть стальными кошками, как ведро, оброненное в колодец. Но океан не колодец, на подобной глубине довольно сомнительно что-то зацепить, ведь никто не знает точно, где находится батискаф, сигнальный поплавок на тросе к поверхности не пробился — не пустила коварная сеть.

— На какое время запас кислорода? — потребовал ответа динамик.

Там, на «Онеге», известно на какое, но, наверное, спрашивали потому, что не знали, что сейчас надо спрашивать.

— На сутки, не больше!

— Понятно… — вяло, как бы в раздумье проскрипел динамик, сделал томительную паузу — думал. И вдруг снова громко рявкнул, словно обеспокоился, не впали ли пленники в уныние: — Держите хвост пистолетом, ребята! Выручим!

— Выручим… — нервно засмеялся Медведко. — Это Кулагин. Ему там просто красоваться у микрофона. А нас найти все равно что иголку в сене. По теории вероятностей шанс близкий к нулю.

— Не скули! — недовольно отозвался Каменцев.

— Теория вероятностей полна загадок, — вставил свое Смолин. — Вот вам реальный факт: однажды в Монте-Карло выигрыш выпал на одно и то же число подряд двадцать девять раз. Вероятность сказочно ничтожна! И все-таки так было…

— Надо же! — удивился Медведко.

— Всякое бывает… — философски заметил Каменцев.

С этого момента настала томительная пора ожидания.

В иллюминатор смотреть надоело, ничего в нем не менялось, больше того, неприятно было в него смотреть — теперь казалось, что за бортам был уже не влекущий, завороженный покоем мир, а пол сырого холодного подвала. Временами обитатели батискафа перебрасывались фразами. Медведко вдруг вспомнил, что сегодня на ужин пельмени, а у него как раз к пельменям имеется соевый соус — в Италии купил. Каменцев ни с того ни с сего деловито предупредил: надо обязательно закрасить на борту «Поиска» глубокую царапину, которую получили вчера, задев о скалу. Потом Смолина спросили, не знает ли он хороших стихов. Раньше много знал, да все позабылось. Как там у Жуковского в «Кубке»? «А юноши нет и не будет уж вечно…» Как раз к ситуации! А что, если прочитать те, что прислала Люда?

Твои уходят корабли, А я — как рыба на мели…

Тоже не подходят. Он попытался представить себе лицо Люды — и не смог. Какие у нее глаза, брови, волосы? Все было расплывчато, неясно… Теперь между ними не только тысячи километров дороги по суше и морю, но и десятки метров водяной толщи, которые, оказывается, более непреодолимы, чем километры. Зато явственно представилась Ирина, даже ее голос, и он понял, что ему очень хочется ее увидеть. Несмотря ни на что!

Смолин нащупал блокнот, привязанную к тесемке шариковую ручку, на ощупь вывел на первом листке: «Тришка, где ты?»

Конечно, батискаф когда-нибудь найдут, и его тело тоже, и блокнот рядом с ним. Надо бы поставить глубину, дату и время. Сколько сейчас времени?

— Юра! Который час?

Медведко будто ждал этого вопроса, с охотой сообщил:

— Пятнадцать пятьдесят.

Значит, прошел лишь час после того, как они застряли. Смолин почувствовал, что у него начинают замерзать ноги. В таком положении даже в водах тропического океана охлаждение наступает быстро.

Нет, так нельзя. Надо что-то придумать, на то он и теоретик.

— Ребята, не попробовать ли нам сделать вот что. Создать максимальный крен на нос. Давайте-ка все трое притиснемся как можно ближе к носовой части и начнем батискаф раскачивать, а для усиления крена включим на полную оба мотора. Я вот сделал в уме расчеты: если учитывать силу подводного течения, инерцию и вес судна, то…

Они поверили в эти расчеты как в заклинание, с отчаяньем обреченных. Действовали разом, на одном дыхании, словно были единым организмом, устремленным к почти недосягаемой цели. И роковые обстоятельства, которые мертвой хваткой вцепились в «Поиск», поддались, раскрыли створки капкана под натиском не столько мускулов людей и мощи изнемогающих от напряжения моторов, сколько под напором вдохновенного порыва человека к спасению.

Кабина батискафа вдруг стала стремительно наполняться светом, и через несколько минут в ее верхний иллюминатор ударил тугой солнечный луч, весело блеснул на молодых зубах Юры Медведко. Батискаф закачался на волне. Спасены!

— Вот что значит понимать в теории невероятностей! — сказал Юра, отвинчивая крепления люка.

Когда Смолин спрыгнул с моторки на площадку лацпорта, со всех сторон к нему потянулись руки, поздравляли с возвращением. Где-то рядом взахлеб трещала кинокамера. Смолин услышал приказной тенорок Шевчика:

— Встаньте сюда! Ближе! Еще ближе! Пожимайте руки! Еще раз!

На этот раз Смолин подчинялся напористому тенорку почти бессознательно и покорно — бог с ним!

Рука Золотцева была влажной и вялой, а губы бескровными.

— Если бы вы знали, что я пережил за это время! — бормотал он, понизив голос, чтобы не слышали другие. — Ведь это я вас уговорил на спуск…

Они поднялись на кормовую палубу. Наверное, здесь собрались почти все, кто находился на «Онеге». Его глаза сразу же отыскали в толпе Ирину. Она вскинула руку, словно хотела, чтобы он увидел ее, но рука вдруг потеряла уверенность и слабым движением пальцев устало провела по лбу.

— Что будем делать, Всеволод Аполлонович? — спросил Золотцева Каменцев. — По плану еще одно погружение.

В глазах гидронавта полыхал мальчишеский азарт.

— Бог с вами, голубчик, какое там погружение! После всего, что случилось! — покачал головой Золотцев.

— Но ведь Крепышин ожидает, — не отступал Каменцев.

— Крепышин не пойдет! У него давление!

— Что ж, получается, не закончим работы, — вздохнул Каменцев. — А мы с Константином Юрьевичем такое видели! Закачаешься! Похлеще всего остального.

Все взгляды остановились на лице Смолина.

— В самом деле? — настороженно спросил Золотцев.

— В самом деле! — подтвердил Смолин.

Золотцев, нахмурившись, смотрел себе под ноги. Он колебался.

— Я готов пойти снова, — сказал Смолин.

— Я тоже! — присоединился к нему Ясневич.

— Отлично! — обрадовался Каменцев. — Заглянем туда, где нет сетей, где мы вчера были…

Смолин вдруг вспомнил мельком им увиденный на дне странный овальный предмет внушительных размеров, похожий на корму судна. А вдруг погибший корабль? Он хотел сказать и об этом, но к нему подошел Клифф Марч.

— Помоги мне, Кост! — сказал он. — Переведи-ка вот что. Кажется, на дне вы ухватили за хвост самого Нептуна, пожалуй, русской экспедиции не помешает, если на ее добычу взглянет и парень из Бостона. Для пущей объективности. Как?

Смолин перевел. И добавил от себя:

— Я думаю, что в его словах есть резон.

— Вполне! — подтвердил стоявший поблизости Солюс.

Золотцев бросил на него быстрый взгляд:

— Вы так считаете, Орест Викентьевич?

— Да! Это придаст всему, что вами обнаружено, уже иное, так сказать, международное звучание и… — Академик вежливо улыбнулся. — И сделает ваш научный отчет более весомым.