Двоеженец

– Спасибо, – прошептала Афигения и неожиданно исчезла, впрочем, я на это уже не обратил внимания, может, потому что вместе с нею растаяла куда-то моя квартира, и я опять оказался в черной комнате, где посередине стоял черный стол вместе с черным гробом, в котором лежала голая Сирена.

Вольперт стоял рядом и загадочно мне улыбался. Та же самая алая роза между ног Сирены теперь воспринималась мной не иначе как зловещий символ моего же больного воображения.

– На том же месте, в тот же час, – подмигнул мне радостный Вольперт, – пришел казать невесте свой жутко острый глаз!

– Черт побери! Я опять в прошлом, – с тоской вздохнул я.

– Не все люди возвращаются в прошлое. Некоторые вообще никуда не приходят! – все с той же загадочной улыбкой произнес Вольперт.

– Что с ней?! – спросил я, будто прежде вообще не задавал этого вопроса.

– Я думаю, что с ней как будто ничего, – усмехнулся Вольперт, – а вот с вами действительно что-то происходит на очень высоком молекулярном уровне, потому что у вас зрачки очень расширены!

– Может, вы мне поможете, профессор?!

– Хорошо, – кивнул головой Вольперт, – я вас научу, как правильно жить, только для этого вы должны сначала научиться лгать хотя бы потому, что правда – совершенно бесполезная штука, особенно для вас!

– Для меня?! – удивился я.

– Вот именно, что для вас, – профессор схватил меня за плечо и резко склонил к обнаженной Сирене в гробу, – поглядите, какое красивое тело и подумайте о том, что вы никогда не полюбите его хотя бы потому, что оно находится в гробу, в символе Вашего же Небытия! Разве не так?!

– Замолчите, профессор, – оттолкнул я его и, зажмурив глаза, страстно поцеловал Сирену в губы. Она тут же обвила меня своими руками и потянула к себе в гроб, и я в каком-то безумном страхе оказался на ней и в гробу.

– Ну же, мой рыцарь, – прошептала она, и я закричал от счастья, мгновенно проваливаясь в нее.

– Только не говори ей, что ты всего лишь ей снишься. Пусть для нее это будет сюрпризом, – тихо засмеялся в моем левом ухе Вольперт. Я же отмахнулся от него, как от надоедливой мухи, и еще крепче прижался, все глубже проникая в Сирену.

– Этот гад второй год колет меня аминазином с бромом, а я от этого все время куда-то падаю, – повернулась ко мне боком в гробу безумно улыбающаяся Сирена.

– Сирена, – прошептал я, – а если я тебе только снюсь?!

– Ну и что, – засмеялась она, – за секс все время надо расплачиваться деньгами или собой, и только за сон никогда и ничем не расплачиваешься, разве только утраченными иллюзиями! Однако воображение всегда сильнее разума! Оно даже сильнее Смерти!

– А я думал, что Любовь сильнее Смерти, – в тон ей прошептал я.

– Дурачок! Я тебя счас снасилую! – и Сирена снова повисла на мне.

– Может, ты перестанешь казаться безумной и встанешь из гроба, – взмолился я.

– А куда мы пойдем?! – недоверчиво поглядела на меня Сирена, – ты ведь все равно рано или поздно исчезнешь, а я все равно останусь в гробу с эти безумным Вольпертом!

– Ну, а если все-таки попробовать, – на губах у меня задрожала жалостливая улыбка, и я поцеловал ее со слезами.

– Меня подозревали в чем угодно, но никто и никогда не заподозрил что я плохой врач, – неожиданно заговорил под гробом Вольперт.

– Значит, у меня были веские причины для такого высказывания, – горько усмехнулась Сирена, – хотя бы потому, что и в гробу я несчастна, как и в прошлой жизни!

– Внушите же себе тогда, что вы сделали и сказали все, что было в ваших силах! – весело прокричал Вольперт, и вдруг я почувствовал, что падаю вместе с Сиреной и гробом куда-то вниз, и постепенно нас с ней начинает разделять узкая полоска света, то есть пытающаяся разъединить, ибо она нас прожигала до внутренностей…

Тогда я поцеловал ее и продолжал целовать до тех пор, пока свет все еще окончательно не проник в нас и сжег все нутро, я продолжал целовать ее, не отпуская от себя, вжимаясь в нее всем своим телом и вздрагивая им как в последний раз.

– Это агония, – прошептал где-то рядом Вольперт, и тут же раздался взрыв, и я воочию увидел две наших оторванных от своих тел с Сиреной головы, слитые в одном единственном поцелуе, и улетающих в другую, непонятную Вечность…

И еще я это понял, потому что они пролетали через какую-то дверь, над которой висела табличка «Вечность».

– Сан Саныч, это опять вы?! – воскликнул я, увидев вокруг себя сплошную темноту.

– А как вы догадались?! – пробормотал удивленный Сан Саныч.

– А еще есть я, – неожиданно объявился рядом голос Сирены, – я, которая любит тебя и не хочет терять!

– Да, вы, я погляжу, даром время не теряли! – отозвался довольный Сан Саныч, – впрочем, когда мужчина говорит о любви, то думает о сексе, а когда о любви говорит женщина, то она вообще ничего не думает и не соображает!

– Да, что ты знаешь о нас, дурак ты этакий! – обиженно вздохнула Сирена.

– Я ничего не знаю и знать не хочу! – так же обиженно прошептал Сан Саныч.

– Послушайте, – занервничал я, – что вы говорите черт знает что, когда вы находитесь черт знает где?! Неужели вас это не пугает?!

– Да, милый, я сошла с ума, и ты это прекрасно знаешь, а все потому, что мне хочется только тебя одного, – нежно прошептала Сирена и обняла меня в этом мраке, полном страшных тайн, дав мне на минуту почувствовать и свое, и мое собственное тело, про которое я уже давно забыл, но тут же вспомнил и безумно задышал.

– Что это вы там притихли, – забеспокоился Сан Саныч, – можно хоть к вам приблизиться-то? А то скучновато что-то!

– Ай! Пожалуйста, не бейте меня! – тут же закричал Сан Саныч, по-видимому, получив оплеуху от Сирены.

– Ну, почему такое случается именно со мной?! – жалобно всхлипнул Сан Саныч, уже заметно отдаляясь от нас, – все время меня люди бьют и бьют всегда отчаянно по морде!

– Сирена, мне кажется, ты поступила с ним слишком жестоко, – прошептал я.

– Когда я нахожусь в состоянии полового возбуждения, я бываю абсолютно не в себе! – прокричала вдруг Сирена и тут же повалила меня на мягкий проваливающийся пол, быстро срывая с меня зубами одежду, но в этот же миг опять что-то потянуло меня вниз, и я, ухватившись руками за Сирену, устремился вместе с ней навстречу нарастающему свету…