Дворец для сероглазого принца
Шрифт:
– Катенька, ну что ты такое говоришь...
– Шучу, Лаэртов, шучу!
– Да, ты помнишь «Песнь о вещем Олеге» – бессмертное творение Пушкина? – вдруг с интересом спросил он.
– Конечно, Толик. Не так давно Мика учил его наизусть – как же мне не помнить! А ты это к чему?
– Дело в том, Катенька, что Пушкин написал свое стихотворение по «Повести временных лет» – древнерусскому литературному памятнику. И есть сведения, что легенда о полководце и его коне восходит к исландским сагам!
Они прошли в комнату.
В этом доме Катя с Микой жили несколько лет, и он был ей почти родным. Почтенная
Тускло светил торшер с абажуром из желтого шелка.
– Настоящая профессорская квартира... – пробормотала Катя. – Чем будешь угощать, Лаэртов?..
– Минуточку... – тот поставил на журнальный столик бутылку кагора и блюдце с докторской колбасой. – Я, знаешь ли, ничего особого не успел приготовить...
– И правильно! – серьезно произнесла Катя. – Ни к чему нам объедаться.
– Ну да, – сконфузился Толик. – Мало ли что...
Катя, поджав ноги, сидела на мягком кожаном диване. Толик подал ей стакан с кагором, и они чокнулись.
– Все, как в старые времена... – вздохнул он, деликатно присев на свободный краешек. – Я, знаешь ли, до сих пор тебя вспоминаю. Тебя и Мишеньку. Зря ты его не привезла...
– Послушай, Лаэртов, ты ведь мог бы своих детей давно завести! – рассердилась Катя. – Почему ты не женишься?
– Да все как-то некогда...
– У меня гениальная мысль! Помнишь Зою? Ну, Зою Личутину... Она как раз развелась и теперь совершенно одна.
Но Толик не проявил никакого энтузиазма.
– А ты-то почему одна? – тихо спросил он. – Ты же... ты такая красивая, такая яркая... Ты – как солнце!
– О, Лаэртов, ты мне льстишь... – растроганно сказала Катя. – Но я вовсе не одна. У меня есть... есть человек, которого я очень люблю.
Толик быстро-быстро заморгал.
– Кто же он? – спросил еще тише.
– Он? Он тоже как солнце... Для меня, во всяком случае.
– Я желаю тебе счастья, – неожиданно заявил Лаэртов и пожал ей руку. – Значит, скоро свадьба?
– При чем тут свадьба? – недовольно произнесла Катя. – Господи, я и забыла, какой ты старомодный... Хотя да, свадьба будет – но еще очень не скоро.
– Надо проверить свои чувства?
– Нет, в своих чувствах мы не сомневаемся, – уверенно произнесла Катя. – Тут дело в другом. Алексей... его, кстати, зовут Алексей... так вот, он женат.
– Женат? – растерянно повторил Лаэртов.
– Да – и это препятствие. У него есть дочь... Ох, я уже устала всем повторять эту историю! Но ладно, тебе тоже расскажу... Так вот, Алексей собирается уйти из семьи, когда дочери исполнится восемнадцать. И тогда мы с ним...
– Катя! – с ужасом перебил ее бывший муж. – Опомнись!
– Что? – испугалась Катя. – Ты о чем? Послушай, я не понимаю...
– Катя, милая, я не могу поверить... Неужели ты способна на такое?!
– Лаэртов! – мгновенно завелась она, едва не пролив кагор. Толик поспешно взял у нее стакан из рук, чтобы не пострадал кожаный диван (Вера Петровна не пережила бы этого). – Ты что, на Луне живешь? Ты не слышал о таких вещах? Я уверена, в твоих исландских сагах тоже упоминаются эти... как их... адюльтеры.
Катя
специально постаралась подобрать книжное слово – кажется, Лаэртову так будет проще понять ее.– Что? – переспросил он. – А, ну да... Кстати, авторов исландских саг не интересовали переживания, обусловленные сексуальными отношениями, то есть романтические переживания... – Толик вдруг смущенно улыбнулся и поправил на носу очки. Когда дело касалось его работы, он мгновенно отвлекался от всего. – По-видимому, они не вызывали того сентиментального сочувствия, на которое рассчитывает автор всякого романа. И вообще – вокруг них не было никакого романтического ореола! Возьмем, например, известную «Сагу о Ньяле»: Гуннар был влюблен в Халльгерд, но его брак с ней древний автор назвал – «безрассудный брак по страсти», или, если более точно перевести источник, – брак «из похоти».
– Разве плохо быть влюбленным? – недоуменно спросила Катя.
Лаэртов засмеялся.
– Это как сказать! Вообще, Катенька, людям того времени брак по любви казался страшным безрассудством и глупостью.
– Дикие люди! – тоже засмеялась она.
– Э, нет... «Любовью» они называли те отношения, которые устанавливались между супругами спустя некоторое, иногда очень долгое время.
– А как они относились к изменам? – снова спросила Катя.
– Если это любовная связь мужчины с чужой женой, то обычно говорилось, что мужчина «одурачил», «обманул» женщину.
– А если...
– А если же речь шла о любовной связи женатого мужчины с одинокой женщиной, то о ней говорилось как о «побочной» жене. Дети их тоже считались «побочными».
– Вечная дискриминация! – сердито произнесла Катя.
Лаэртов поцеловал ей руку.
– Милая моя... В те времена люди так же влюблялись, испытывали страсть, ревновали... Я повторяю – другой была оценка этих переживаний: не было их романтизации и идеализации. Но сейчас все иначе, – прошептал Толик, нахмурившись. – Катя, так нельзя... Нет, я, конечно, не знаю твоей истории в целом, да и вообще – не мое дело судить, но... Нельзя строить свое счастье на чужом горе!
«Моя душа умерла...» – мгновенно вспомнила Катя, и прежние сомнения вновь всплыли на поверхность.
– Может... Может, и не будет никакого горя, – пробормотала она. – Лаэртов, это же самая обычная жизненная ситуация...
– Я бы с тобой никогда так не поступил, – проникновенно сказал он. – Мне и в голову не приходило завести роман на стороне... Твой Алексей – он...
– Ты просто ревнуешь! – закричала она. – Я поняла – ты ревнуешь!
– Я не ревную! – неожиданно и он стал кричать, очки с его носа свалились, и он опять едва успел подхватить их. – Я просто не узнаю тебя! Моя Катя не была такой! Моя Катя не разрушала чужие семьи!
– Да там давным-давно все разрушено!
– Откуда ты знаешь?
– Знаю! А ты... Ты, Лаэртов, старомодное чучело!
Толик молчал, тяжело дыша. Катя тоже замолчала. Сердце у нее билось, словно сумасшедшее, и все та же тоска, которая, оказывается, никуда не исчезла, снова заползала в ее душу.
– Да, я чучело... – осипшим голосом прошептал Толик. – И меня нельзя любить...
Кажется, за стеклами его очков блеснули слезы. Милый, глупый Толик Лаэртов, который боялся всего на свете и которого мог так шокировать чужой роман...