Дворец Посейдона
Шрифт:
— В чем я провинилась? — спросила его Мари.
Она вся напряглась, чувствуя, что сейчас услышит что-то неприятное.
— Я в своем учреждении беспорядка не потерплю, — сказал директор. Он говорил быстро, как бы стараясь сразу высказать все. — Наша больница — образец для всего района!
— Да, но…
— Мне очень жаль, но я обязан сказать, что ваше поведение далее нетерпимо.
— Какое поведение?
— Вы прекрасно знаете, какое!
— Я не знаю.
— Мне больше нечего добавить!
— Да, но…
Директор стоял у окна, он избегал взгляда Мари и стучал пальцем по стеклу. Затем он
— Да, да!.. — Этим он словно поставил точку.
Мари не двигалась с места и только беспомощно улыбалась. Она не верила, что все происходящее было явью, и словно ждала, что директор улыбнется ей и скажет, что он пошутил.
— А кроме того, — сказал директор, — кроме того…
Он не закончил фразы, вынул папиросу и закурил.
Потом сел за стол, бросил папиросу в пепельницу и выдвинул ящик стола. Пошарив рукой среди бумаг, он выбрал из них одну и сказал:
— Я получил письмо… — И подал листок Мари.
Мари не сделала ни шагу, чтобы взять письмо.
— Это от жены Мито, вот прочтите.
— Не хочу! — Мари резко вскинула руку, словно защищаясь. — Не хочу!
— Читайте, читайте!
Мари, побледнев, смотрела на директора. Он опустил руку с письмом, снова взял в рот потухшую папиросу я зажег спичку. Мари теперь видела только зажженную спичку и ничего больше. Пламя постепенно разгоралось и увеличивалось…
— Скажите, что мне делать? — сказал директор. — У Мито жена и дети, что же будет с ними? Допустим, что вы любите его, но ведь и они же его любят? Мы не можем быть ни на чьей стороне. Тут главное — закон! Как мне поступить? Как вы мне подскажете, так я и поступлю.
Мари молча повернулась и вышла из кабинета.
В эту ночь Мито пришел к Мари, но она ему не отворила. Он долго стучал, звал, шептал ей что-то, но она его не впустила.
Прислонившись к дверям, Мари плакала.
Не открыла она ему и на другую ночь. Тогда Мито подстерег ее на улице, но она не остановилась, не стала говорить с ним и убежала.
Так прошла неделя, за ней вторая…
В один из воскресных дней случилось то, чего никто не ожидал. В этот день шел дождь. На базаре между рядами стояли большие лужи. В конце базара торговали вином. Там-то и расположился Мито с дружками-шоферами. Укрывшись под навесом от дождя, они сидели на прилавке, пили из банок вино. На мокром обрывке газеты лежали соленые помидоры и хлеб. В это время показалась Мари. Осторожно обойдя лужу, она остановилась там, где продавали зелень. В одной руке она держала полную сумку, в другой зонтик. Войдя под навес, она сложила зонтик и начала выбирать зелень. Мито был уже пьян. Спрыгнув с прилавка, он зашатался и ухватился за столб. Немного постояв и поглядев на Мари мутным взглядом, он обернулся к товарищам и сказал, что скоро вернется.
Мари покупала зелень, зонтик и сумку она положила возле вороха зелени.
— Разве такую зелень надо выбирать? — обиженно проговорил продавец. — Вы же видите — вся зелень свежая, стебелек к стебельку!
— Вижу, — отозвалась Мари, — потому и покупаю.
— Я Для того говорю, дочка, чтоб ты под дождем не мокла.
Мари взглянула на продавца. Это был высокий
крестьянин с белой бородой. В руках он держал трубку с длинным мундштуком. Одет он был в старую шинель, на лацкане чернела траурная ленточка с фотографией молодой женщины, Мари открыла сумку и обратилась к продавцу:— Ну тогда вы сами дайте мне пучок лука.
Старик улыбнулся:
— Выбирай сама, дочка, я тебе не мешаю!
Он положил лук ей в сумку. Мари протянула старику деньги, раскрыла зонтик и ушла.
Мито догнал Мари, схватил ее за локоть и повернул к себе:
— Здравствуй, Мари! — беззаботным тоном обратился он к ней.
— Здравствуй! — холодно ответила Мари.
— Куда это ты пропала, разве так можно? — Мито улыбался и старался ухватить папиросу из открытой коробки. Папиросы сыпались в лужу. Так он и рассыпал всю коробку, не взяв ни одной штуки. Затем он швырнул коробку в сторону. — Показал бы я тому, кто их укладывал, эти чертовы папиросы! — выругался он.
Мари было ужасно стыдно. Ей казалось, что на них смотрит весь базар. Она не могла сдвинуться с места. Она видела, как Мито шарил в коробке, и делала вид, что ей очень интересно, вытащит он папиросу или нет, но после того, когда он вышвырнул коробку, Мари сказала ему:
— Я должна идти.
— Идти? Куда?
— Я спешу.
— Спешишь, ах, ты спешишь?
— Да, спешу.
— Значит, спешишь?
— Я ухожу, до свидания.
— Подожди! — Мито подошел к ней совсем близко, заглянул в глаза и сказал: — Значит, ты ничего не помнишь, значит, ты спешишь? — Затем, выхватил из сумки Мари луковицу, он взмахнул ею в воздухе. — Значит, бежишь? Убегаешь?
Зеленый свежий стебель блестел, как лезвие ножа.
Мари попятилась назад. Мито наступал на нее, цедя сквозь зубы:
— Ты все забыла? Все?
Мари показалось, что не только люди, но и все окружающее, навострив уши, приготовилось слушать их.
— Нет, — закричала Мари. — не говори этого!
Она едва удержалась, чтобы не прикрыть ему рот рукой.
— Не говорить? Значит, не говорить?!
— Замолчи! — снова закричала Мари, пытаясь убежать, но Мито схватил ее за руку и остановил. — Оставь меня, — Мари почти плакала. — Пусти!
— Отпустить, да? Хорошо…
Он крепко держал ее за плечи, тряс изо всех сил и кричал:
— Уходишь, да? Уходишь? Уходи! Уходи!
Мари уронила сумку и зонтик. Красная хурма покатилась по земле.
Внезапно Мито отпустил ее, и Мари, не устояв на ногах, опустилась на колени и затем упала вперед, в лужу. Это все произошло так неожиданно, что никто не успел ей помочь.
Мито вдруг отрезвел и протер глаза, как бы очищая от присохшей к ним грязи. Он бессмысленно огляделся по сторонам, махнул рукой и ушел.
Не пройдя и десяти шагов, он снова обернулся, хотел что-то сказать, но не смог.
Леван обо всем узнал поздно. Он был удивлен и не хотел верить. Возвращаясь домой, он зашел к Мари. Мари сидела в полутемной комнате за столом. Леван присел на стул рядом. Он молчал, молчала и Мари. Так они долго сидели молча. Леван взял руку Мари, чтобы она почувствовала, что он с ней. Рука у Мари была безжизненная, слабая. И вдруг Левану захотелось открыть дверь и показать всему городу, что он вместе с Мари, потому что жалеет ее.