Дворец Посейдона
Шрифт:
Молоко
Это случилось примерно через год после того, как он вышел из больницы.
— Тише! Ты что? — зашептала Майя. В комнате было темно из-за плотно занавешенного окна. — Положи в сетку бутылки.
Ему очень хотелось спать, и он с трудом заставил себя открыть глаза. «Сосчитаю до трех и встану…»
— Надень сандалии, они под шкафом, — сказала Майя.
— Ладно.
Резо поднялся, подошел к шкафу, нагнулся, пошарил руками по полу, не глядя вниз. Нашел сандалии, снова сел на кровать и стал их надевать.
— Когда принесешь
— Знаю…
Он отвечал только затем, чтоб Майя убедилась, что он окончательно проснулся. Сам он в этом убежден не был. В темноте ему казалось, что он слышит разговор посторонних людей. Потом и этот разговор смолк, затерялся во внезапно возникшей тишине.
«Один, — начал он про себя, — один с половиной… два…»
— Занавеску не поднимай!
— Да.
Он вышел на улицу с авоськой, в авоське две пустые бутылки. Тротуар был уже полит, было так прохладно, что он даже поежился.
В конце улицы — маленький гастроном, там по утрам продавали молоко.
Он медленно пошел по подъему.
«Ну вот, ты настоящий, примерный семьянин, — говорил он себе, — вот это я понимаю! Такой должен стоять в вестибюле Дворца бракосочетаний — в полотняных брюках, сандалиях, с молочными бутылками в авоське, а на груди табличка — и большими буквами: «Идеальный муж!» Ты же хотел этого. Получил? Вот и поздравляю! Напрасно кривляешься, что здесь обидного? Молоко нужно твоему собственному ребенку и больше никому! Кто же должен ходить за молоком, если не отец?»
Магазин был закрыт. Неужели Майя ошиблась и разбудила его раньше времени?
— Молодой человек!
Резо оглянулся — его окликал сапожник с их улицы.
Резо вопросительно приложил руку к груди: вы, мол, меня? Сапожник кивнул:
— На минуточку!
Резо перешел на ту сторону. Сапожник энергично схватил его за локоть и куда-то потащил. Резо невольно подался назад.
— Постой, — засмеялся сапожник, — я тебе что-то покажу! — У него были густые сросшиеся брови и блестящие веселые глаза.
Они подошли к будке.
— Видишь?
В будке сидел какой-то человек и мутными глазами смотрел на Резо.
— Зачем ты звал меня? — обернулся Резо к сапожнику.
— А затем, чтоб ты моего хаши испробовал. Давай, давай! — Он легонько подтолкнул Резо вперед.
В будке стоял низенький стол и табурет с сиденьем из полосок кожи. Сапожник усадил Резо на табурет, а сам присел на корточки. Спина его вылезала за дверь, на улицу.
— Не хаши, а чудо!
Он снял крышку с кастрюли, стоявшей посреди стола. Потом за спиной Резо протянул руку к висящему на гвозде пиджаку и достал из кармана ложки, аккуратно завернутые в тряпку. Одну дал Резо, другую взял себе. Тем временем мужчина, который до сих пор не произнес ни слова, крошил хлеб в кастрюлю. Кончив крошить, вынул из кармана свою ложку, обтер ее об сорочку и сунул в кастрюлю.
— Это свой парень, Лео, каждое утро за молоком ходит, недавно на нашу улицу переехал, давай, думаю, позову, приглашу, — говорил сапожник, с аппетитом уплетая хаши, — ешь, чего смотришь!
Он достал из-под стола поллитровку, молчаливый достал из кармана стакан
и поставил на стол. Резо только сейчас заметил, что у молчаливого нет одной ноги.— А без чего хаши не идет? Без водочки! — пропел сапожник. Он достал жестяную кружку, налил водку сперва одноногому в его стакан, а кружку протянул Резо. — Пей!
Резо взял кружку и стал ждать: может, Лео тост скажет. Но Лео молча опрокинул стакан.
— Ну как Лео, пошло? — засмеялся сапожник и налил водки себе. — Это первое причастие! — он обтер губы рукой и снова наполнил стакан. Резо выпил, и сапожник налил ему еще. — Второе причастие!
Резо стало жарко.
— Как тебя величать прикажешь?
— Резо.
— Хорошее имя, верно, Лео?
Лео не ответил.
— Это мама так назвала меня, — с улыбкой сказал Резо.
Сапожник открыл вторую бутылку.
— Ваше здоровье, уважаемый Лео. — У Резо задрожал голос, он не смог продолжать, допил то, что оставалось в кружке. — Это ничего, это ничего… — Он нагнулся и провел рукой по обрубку.
Лео оттолкнул его руку. Резо застыл от неожиданности и поглядел на сапожника. Тот громко расхохотался. Через несколько минут Резо держал в руке женскую туфельку.
— Бедный Йорик, — декламировал он с выражением, — бедный Йорик!
Уходя, он увидел костыль, прислоненный к будке.
В руке он все еще держал сетку. Неужели он держал ее так все время? Не может этого быть!
Он сидел в трамвае и куда-то ехал. Разомлевшему от водки, спать хотелось ужасно. Голова то и дело валилась на грудь, но он сразу же высоко поднимал ее и улыбался сидевшей напротив старушке.
Потом он вошел в подъезд четырехэтажного дома и поднялся по лестнице на второй этаж. На площадку выходили три двери. Он подошел к правой. Сердце так колотилось — вот-вот выскочит, как будто поднялся он не на второй этаж, а на десятый. Он поставил сетку с бутылками на пол и осторожно нажал кнопку звонка. Прислушался, позвонил еще раз. Там, за дверью, что-то стукнуло, и послышалось шарканье шлепанцев.
— Кто там? — спросила женщина шепотом.
— Это я, открой! — ответил он тоже шепотом.
Но ему не открыли. Женщина после небольшой паузы снова спросила:
— Кто-о?
— Резо.
За дверью наступила такая тишина, словно голос этот ему престо померещился. Он только собирался опять нажать кнопку, как ключ дважды повернулся в замке, и дверь приоткрылась. Резо так быстро нырнул в щель, что хозяйка испуганно прижалась к стене.
— Резо?
— Тс-с! — Резо взял ее за руку повыше локтя. — Тс-с! Закрой дверь.
Халат был накинут поверх розовой ночной рубашки. Сквозь глубокий вырез проглядывала белая маленькая грудь.
— Резо?
— Анна! Анна! — Вот все, что он сумел сказать между поцелуями.
И ему вдруг показалось, что все было сном, и только вот эта женщина, едва проснувшаяся, не очнувшаяся еще ото сна, была действительностью, вот эта женщина с прохладной маленькой грудью, с такой податливой, слабой талией, что казалось, будто у нее вовсе нет позвоночника.
Она схватила его за волосы и подняла его голову, лицом к себе: