Дворец Посейдона

– Вечером в день нашего прибытия все было спокойно, – продолжил Гумбольдт, – однако уже на следующий день я заметил мужчину, наблюдавшего за нами с противоположной стороны улицы. Когда мы взяли экипаж, чтобы отправиться в Политехникум, он последовал за нами. Затем я на какое-то время потерял его из виду, но вскоре снова обнаружил поблизости. Он укрылся за колонной неподалеку от главного входа в здание и пристально наблюдал за всеми, кто входил и выходил. При этом мне так и не удалось разглядеть его лицо – оно постоянно оставалось в тени, а избранная им позиция и манера перемещаться свидетельствовали о том, что это настоящий профессионал. Вот почему нам пришлось так спешно покинуть Афины. Сожалею.

– Но теперь-то мы отделались от него, верно? – спросил Оскар. – Он наверняка не умеет летать, и воздушного судна у него нет.

– Надеюсь. Несмотря на это, мы должны быть постоянно начеку. Кажется мне, что этого господина мы еще увидим.

– Что же нам теперь предпринять? – спросила Шарлотта. – Ведь мы выяснили совсем немного.

– Я смотрю на это не столь пессимистично, – успокоил Гумбольдт племянницу. – У нас появился след. Возможно, не слишком ясный, но это лучше, чем ничего.

– Что ты имеешь в виду, дядя?

– Нам стали известны имена. – Гумбольдт поднял вверх два пальца. – Тесла и Ливанос. Что касается Александра Ливаноса, то я не вполне уверен, имеет ли он прямое отношение к решению нашей задачи. Но в отношении Никола Тесла… Кажется, я начинаю понимать, что нам следует искать. Придется отказаться от перелетов на «Пачакутеке» – воздушный корабль слишком бросается в глаза. Мы вернемся домой и отправимся из Берлина поездом. Чем больше мы будем похожи на самых обычных путешественников, тем лучше.

– И куда мы направимся на сей раз? – Оскар терпеть не мог чувствовать себя болваном, который не понимает, о чем, собственно, идет речь.

– Во Францию, – ответил Гумбольдт. – А если еще точнее – в Париж. В крупнейшую столицу европейского континента.

12

Профессор Христос Папастратос захлопнул папку с конспектами завтрашних лекций и потянулся. Было начало десятого, за окном уже стемнело. Визит немецкого ученого и его спутников полностью изменили обычный распорядок его дня. Как правило, он заканчивал работу не позднее семи и отправлялся в «Энеас», небольшую таверну по соседству, где ужинал и выпивал графинчик рецины – терпкого белого вина со смолистым привкусом. Там всегда можно было застать пару-тройку коллег и провести вечер за приятной беседой. Дома профессора никто не ждал. Его жена умерла два года назад, и с тех пор Папастратос избегал подолгу оставаться в одиночестве.

Огонек лампы, освещавшей его кабинет, колебался от сквознячка, проникавшего в кабинет через приоткрытое окно. Удивительно, как здесь становится свежо, едва садится солнце!

Профессор поднялся, закрыл окно и задернул шторы. Беседа с господином Гумбольдтом заставила его обратиться к воспоминаниям о том незабываемом времени, когда оба они – он и Ливанос, учились в университете. Как молоды они были! Сколько надежд, честолюбия, грандиозных планов! А теперь Ливанос мертв, а сам он чувствует себя почти стариком.

Папастратос накинул сюртук и уже собирался погасить лампу, как неподалеку раздался негромкий шум. Профессор удивился.

– Грегориос, ты все еще здесь?

Никакого ответа.

«Странно, – подумал профессор. – Его секретарь всегда торопился уйти домой пораньше. Значит, это Атанасиос – ночной сторож, регулярно обходящий во время дежурств все помещения Политехникума. Вряд ли от этих обходов мог быть толк – Атанасиос был туговат на ухо, и просто разминал ноги, засидевшись в вестибюле у главного входа».

Прихватив портфель, Папастратос прикрутил фитиль керосиновой лампы, а затем распахнул дверь кабинета. И едва не столкнулся на пороге с незнакомцем.

Этот мужчина был высок и худощав, от него исходила явственная угроза. Взгляд его прятался под полями глубоко надвинутой на лоб широкополой шляпы.

– Кто вы такой? – воскликнул профессор. – Вам не полагается здесь находиться, ведь университет закрывается уже в семь часов!

Послышался негромкий, словно аккуратно откупорили бутылку шампанского, хлопок, и Папастратос ощутил легкий укол в предплечье.

– О, не беспокойтесь, господин профессор, – проговорил незнакомец. – Я здесь не задержусь.

Декан возмутился. Этот наглец еще и претендует на остроумие!

– Что вам здесь понадобилось? Кто вас впустил?

Незнакомец снова не ответил. Папастратос нащупал в кармане миниатюрный револьвер системы Дерринджера, который постоянно носил с собой. Нет, он не был трусом, но в Афинах немало закоулков, где просто опасно появляться безоружным. Оружие было компактным и целиком помещалось в руке. Просто удивительно, какую уверенность может придать кому угодно простой кусок обработанного металла!

Вынув револьвер, он направил ствол на незнакомца.

– Убирайтесь немедленно из моего кабинета! – властно проговорил профессор, вкладывая в эти слова кипевшее в нем возмущение. – Я провожу вас к посту охраны, где вам придется объяснить, как и зачем вы тут оказались.

– О, я могу сделать это и прямо сейчас.

Незнакомец выступил из тени и вскинул голову. Глаза у него оказались густо-синими, такой цвет имеют только чистые горные озера.

– Мне необходимо побеседовать с вами.

Он сделал шаг к декану факультета и протянул руку. Его нос походил на ястребиный клюв, а на тыльной стороне кисти тянулся длинный бледный шрам.

Профессор глубоко вздохнул, пытаясь сохранить самообладание. Рука, сжимавшая револьвер, стала мокрой и скользкой от пота.

– И о чем же?

– О некоем господине Гумбольдте, – прозвучал ответ. – О том, чем он интересовался, и что именно вы ему сообщили. Кстати, куда он направился отсюда?

– Гумбольдт? О ком вы говорите?

– Не испытывайте мое терпение! – в голосе незнакомца явственно прозвучала угроза. – Я имею в виду ученого, который сегодня нанес вам продолжительный визит. Итак, выкладывайте. У меня не так уж много времени.

С профессора было довольно. Выслушивать угрозы, да еще в стенах собственного кабинета, он не собирался, что бы ему ни грозило. Большим пальцем руки он попробовал взвести курок револьвера, но это ему не удалось. У него возникло странное ощущение, что пальцы больше ему не принадлежат. Папастратос попробовал снова – и опять безуспешно.

– У вас какие-то проблемы? – Отвратительная улыбка исказила физиономию незнакомца.

Профессор стиснул зубы – и внезапно почувствовал, что больше не может пошевелить ни правой, ни левой рукой.