Дворец ветров

– Полукровка, – раздраженно закончил Аш. – Да, я знаю. И не понимаю, какое дело до этого вам или еще кому-либо, так что можете не продолжать.

– Он полукровка? Я и не знал. Вы уверены? С виду он не походил на полукровку.

– Тогда о чем, собственно, вы говорите? – осведомился Аш, злясь на себя за то, что выдал тайну Джорджа человеку, который явно ничего не знал, а теперь непременно начнет трепать языком.

– О Гарфорте, разумеется. Он застрелился сегодня днем.

– Что?! – У Аша пресекся голос. – Нет, не может быть!

– Чистая правда, увы. Я не знаю, что он там натворил, но, похоже, несколько человек оскорбительно обошлись с ним в клубе вчера вечером. А сегодня утром он получил несколько писем, отменяющих приглашения, уже принятые им, – и вот около полудня он купил в лавке две бутылки бренди, выпил обе, а потом пустил себе пулю в висок, бедняга. Мне сообщил об этом Билли Кардок, который столкнулся с доктором, выходившим из бунгало фирмы. Он сказал, что никто понятия не имеет, почему Гарфорт сделал это.

– Я знаю, – прошептал Аш с посеревшим от потрясения лицом. – Джордж спросил меня, что бы я сделал на его месте, и я ответил… я ответил… – Он содрогнулся всем телом и, прогнав прочь невыносимую мысль, громко сказал: – Это из-за Белинды. Из-за Белинды и всех этих узколобых, нетерпимых снобов, которые всячески привечали Джорджа, пока считали, что его бабушка была графиней, и стали оскорблять и унижать, когда узнали, что она была всего лишь базарной торговкой из Агры. Да чтоб…

Заключительная часть тихо произнесенной фразы прозвучала на местном наречии и, к счастью, осталась непонятной для молодого мистера Кук-Коллиса, но крайняя непристойность исполненных злобы слов ошеломила кхидматгара, от неожиданности уронившего коробку сигар, и вызвала протест со стороны шокированного майора, оказавшегося в пределах слышимости.

– Послушайте, – возмутился майор. – В офицерском собрании недопустимо выражаться подобным образом, Аштон. Если вам угодно сквернословить, будьте любезны делать это в другом месте.

– Не беспокойтесь, – сказал Аш обманчиво спокойным тоном. – Я уже ухожу.

Он поднял стакан, словно чокаясь, единым духом осушил его, потом швырнул через плечо, как делали в прежнее время, когда в некоторых полках существовал обычай разбивать бокалы после тоста за здоровье молодой королевы. Звон разбитого стекла заставил всех присутствующих разом умолкнуть, и в наступившей тишине Аш круто повернулся и вышел прочь.

– Молодой болван, – бесстрастно заметил майор. – Надо будет пробрать парня завтра утром.

Но к утру Аш исчез.

Постель в его комнате имела такой вид, будто в нее не ложились ночью, а часовой, заступивший на пост в полночь, доложил, что Пелам-сахиб покинул крепость вскоре после означенного часа, сославшись на бессонницу и желание немного прогуляться. Он был одет в поштину и патханские штаны и, насколько часовой помнил, шел с пустыми руками. Лошади Аша по-прежнему стояли в конюшне, и Ала Яр, допрошенный начальником строевого отдела, сказал, что кроме поштины, пары чаплей и незначительной суммы денег из комнаты пропали только патханский костюм и афганский нож, который сахиб всегда держал в запертой шкатулке на буфете. Шкатулка находилась не на обычном своем месте, когда Ала Яр утром принес своему сахибу чота хазри [29] , а стояла на полу, открытая и пустая. Что касается денег, то речь шла всего о нескольких рупиях, и было очевидно, что они не украдены, так как золотые запонки сахиба и серебряные гребенки лежали на туалетном столике, на самом виду. По мнению Ала Яра, сахиб, чем-то встревоженный, взял увольнительную и последовал за отцом рисалдара Авал-шаха и джамадара Зарин-хана, который навещал сыновей и накануне вечером отбыл обратно в свою деревню.

29

Маленький завтрак (утренний чай с фруктами).

– Кода Дад – он как отец моему сахибу, который очень его любит, – сказал Ала Яр. – Но вчера между ними вышла небольшая размолвка, и, возможно, мой сахиб хочет поправить дело и помириться со стариком, а потом он сразу вернется. По ту сторону границы с ним не приключится никакой беды.

– Все это замечательно, но он не имел права пересекать границу – ни сейчас, ни в любое другое время, – резко ответил начальник строевого отдела, на мгновение забыв, с кем разговаривает. – Ну попадись мне только в руки этот сопля…

Он осекся, овладел собой и отпустил Ала Яра. Слуга вернулся в комнату сахиба, чтобы унести поднос с чота хазри, оставленный на прикроватном столике на рассвете и забытый там из-за всех треволнений, и лишь тогда увидел письмо под подносом, ибо в тусклом свете раннего утра конверт был незаметен на фоне чистой скатерти, которую он сам ежедневно менял.

За годы жизни в Билайте Ала Яр немного научился читать по-английски, и десятью минутами позже, расшифровав послание, он уже находился в кабинете командующего корпусом.

Аш действительно пересек границу. Но не для того, чтобы повидаться с Кода Дадом. Он решил присоединиться к Малик-шаху, Лал Маету и остальным получившим приказ разыскать Дилазаха и вернуть в полк две похищенные винтовки. Несколько поисковых отрядов пустились вдогонку за ним, но поиски не увенчались успехом. Аш исчез так же бесследно, как Дилазах, и почти два года о нем не было ни слуху ни духу.

В тот же день Зарин явился к командующему и попросил о внесрочном увольнении, чтобы отправиться на поиски Пелам-сахиба. В просьбе ему было отказано, а через несколько часов, после продолжительного разговора с Махду и короткой, не вполне мирной беседы с Зарином, из крепости исчез Ала Яр.

– Я слуга сахиба, и он покамест не уволил меня, – сказал Ала Яр. – Вдобавок я обещал Андерсону-сахибу присматривать за мальчиком, а поскольку ты не можешь последовать за ним, значит, идти должен я. Вот и все.

– Я бы пошел, будь моя воля, – прорычал Зарин. – Но я тоже слуга. Я служу сиркару и не волен поступать, как мне угодно.

– Знаю. Поэтому я пойду вместо тебя.

– Ты старый дурак, – сердито сказал Зарин.

– Возможно, – беззлобно согласился Ала Яр.

Он покинул Мардан за час до заката, и Махду проводил друга по тропе, ведущей в сторону Афганистана, и долго смотрел вслед удалявшейся фигуре, которая становилась все меньше и меньше на фоне широкой пустынной равнины и Пограничных гор – и наконец, когда солнце зашло и на землю спустились лиловые сумерки, скрылась из виду.

Часть 3 МИР ВНЕ ВРЕМЕНИ

13

– Там люди. За ущельем, слева, – сказал один из часовых, напряженно глядя на залитую лунным светом равнину. – Смотри-ка… они двигаются в нашу сторону.

Его товарищ повернулся и уставился в направлении, куда указывал палец, но мгновение спустя рассмеялся и помотал головой.

– Газель. Из-за засухи чинкара настолько осмелели, что подходят на расстояние броска камня. Но если вон те облака оправдают наши ожидания, скоро здесь будет полно травы.

Лето 1874 года выдалось на редкость тяжелое. Сезон дождей запоздал и быстро кончился, и на выжженных солнцем коричнево-золотых равнинах вокруг Мардана не было ни следа зелени. Пыльные смерчи плясали целыми днями напролет среди миражей и сухих терновых кустов, и обмелевшие реки медленно текли между ослепительно белых песчаных берегов.

На холмах травы тоже не было, и большинство диких животных ушло в далекие горные долины в поисках пищи. На равнине остались только немногочисленные дикие свиньи да чинкара, и по ночам они совершали набеги на поля деревенских жителей, а изредка даже наведывались в военный городок и объедали кусты в саду Ходсона или тутовое дерево, росшее на месте, где семнадцать лет назад застрелился полковник Споттисвуд. Часовые настолько привыкли к ним, что больше не кричали «стой, кто идет?» и не палили из карабина, когда замечали неясную тень, скользящую по краю плаца или среди терновых зарослей, да и вообще на участке границы, охраняемом Марданом, уже так давно царило спокойствие, что люди к нему привыкли.