Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVIII века
Шрифт:
Назначения воевод Тульской провинции на должности в определенные уезды кажутся также не лишенными некоторой логики. Так, определение провинциальным воеводой в Тулу именно О.Т. Квашнина-Самарина могло иметь для правительства стратегический смысл: не обладая реальной властью над расположенным в городе оружейным заводом и над казенными оружейниками, он как опытный инженер мог лучше понимать нужды производства, следить за исправным исполнением казенных заказов и пользоваться большим, чем другой статский воевода, авторитетом среди оружейников и их сословных властей. В 1753 году при возникновении в городе конфликта между оружейниками и купцами — последние были недовольны незаконным размножением лавок кузнецов, от которого происходило, по их словам, «тульскому купечеству в торгах помешательство и разорение» — тульский магистрат решился исполнить полученные ранее указы Сената о сломе лавок оружейников только после консультации с провинциальным воеводой и действуя вместе с ним. Вмешавшаяся в дело Оружейная канцелярия донесла о случившемся в Военную коллегию, последняя рапортовала в Сенат, который предписал «для целости всей империи дела» и своевременности выполнения оружейниками казенных заказов их лавки в городе сломать, но разрешить иметь в Оружейной слободе, поручив надзор за этим Квашнину-Самарину{464}. В Каширском уезде, самом близком к Москве, где наблюдалась самая высокая в крае концентрация дворянского землевладения (95 процентов) при наибольшем
Для осуществления единоначалия и строгой иерархии власти на местах при введении воеводских должностей было решено присваивать провинциальным воеводам ранг полковника (VI), а уездным воеводам — майора (VIII){466}. «Сказки» чиновников Тульской провинциальной канцелярии 1754–1756 годов показывают, что на практике это положение не осуществлялось. Возглавлявший провинцию воевода Квашнин-Самарин, выслужив на военной службе ранг капитана (IX), при переходе на гражданскую службу получил ранг коллежского асессора (VIII), который не изменился у него при переводе на должность провинциального воеводы и совсем не соответствовал полковничьему рангу. Из 9 тульских уездных воевод лишь трое имели ранг, соответствовавший по Табели о рангах их должности. Однако даже у них ранги не соответствовали положенному майорскому рангу по званию и были выслужены ими на предыдущей службе: белевский воевода Мусин-Пушкин был отставлен с военной службы в ранге секунд-майора и, хотя писал в «сказке», что был назначен в Белев «с награждением воеводою», свой ранг продолжал показывать как секунд-майорский; крапивенский воевода Игнатьев был награжден рангом коллежского асессора при вступлении в должность воеводы в Епифани в 1738 году, при переводе в Крапивну спустя пять лет его ранг не изменился; новосильский воевода Адоевцов дослужился в военной службе лишь до ранга поручика (XII), был отставлен от нее, назначен воеводой в Новосиль без награждения рангом и только спустя несколько лет получил повышение до коллежского асессора (VIII), что хоть и соответствовало классу его должности по Табели о рангах, но было гораздо менее престижным рангом, чем майорский. Остальные воеводы не имели и этого, обладая более низкими рангами, с IX (капитан) по XIV (прапорщик, этот ранг имели трое уездных воевод).
Соответствие рангов и воеводских должностей заслуживает внимания еще с одной точки зрения. Хотя правительство неоднократно на протяжении XVIII века делало попытки ограничить использование военных рангов штатскими чиновниками, политика в этом отношении была непоследовательной, что подтверждается и определением военных рангов полковника и майора для воевод — чиновников на гражданской службе. Указ 1735 года специально оговаривал, что военных генеральского, штаб- и оберофицерского рангов при отставке к гражданским делам следует награждать, если «достойны будут», не военными, а исключительно штатскими рангами. Только тех военных, кто не был годен ни к какой другой службе и получал окончательную отставку, разрешалось награждать военными рангами. Это положение подтверждалось указами 1765 года и даже 1790 года{467}. На практике сохранение или получение военного или гражданского ранга при переходе на гражданскую службу не имело никакой логики и производит впечатление дела исключительно произвольного. Из десяти тульских воевод лишь четверо имели гражданский ранг, остальные сохраняли военный. Предположение, что гражданский ранг получали дворяне, выпущенные предварительно в окончательную отставку со службы военной, а военный сохраняли те, кто был непосредственно переведен с военной службы на гражданскую, не находит подтверждения при рассмотрении послужных списков тульских воевод. Как уже указывалось, провинциальный воевода Квашнин-Самарин, дослужившись до капитана в армии, был отставлен в 1739 году от военной службы, награжден коллежским асессором и определен к следствию об олонецких раскольниках; с назначением через два года на должность городового воеводы Архангельской губернии, а затем в 1747 году провинциальным воеводой в Тулу повышения в ранге он не получил. В то же время алексинский уездный воевода Фома Хрущов, прослужив 18 лет в пехоте, вышел в отставку в 1740 году, но спустя четыре года был определен к статским делам и награжден капитаном; спустя семь лет он получил назначение в Алексин «воеводою рангом капитана». Дедиловский воевода Алексей Макаров, отставленный за болезнью после кадетского корпуса сержантом, был определен позже к статским делам прапорщиком (XIV), сохранив этот ранг при назначении уездным воеводой в 1751 году.
Указ о сменяемости воевод каждые два-три года также не исполнялся: на своих должностях тульские воеводы задерживались подолгу, по 12–13 лет, а крапивенский воевода Игнатьев был на этой должности не менее 19 лет. За долговременную службу, однако, воеводы не часто получали награждение новыми рангами: мы имеем сведения лишь о троих воеводах, Квашнине-Самарине, Лопухине и Игнатьеве, выслуживших ранг надворного советника (VII); Хрущов получил ранг коллежского асессора, прочие же оставались к 1755 году с теми же низкими рангами, в которых начинали воеводскую службу. Как видим, разнообразие в рангах воевод совсем не соответствовало положению законодательства и в этом отношении никак нельзя говорить об эффективности действия Табели о рангах спустя более 30 лет после ее введения.
В Тульской провинциальной канцелярии в распоряжении воеводы в 1750-е годы состоял штат «табельных» чиновников из девяти человек: воеводского товарища, четырех офицеров «при подушном сборе», полицейского, чиновника с особым поручением «для смотрения и розведования корчемств и неуказной продажи вина», смотрителя «магазина для провианта» и секретаря, ведавшего всей бумажной работой канцелярии и имевшего в подчинении нескольких канцелярских служителей без чина. Воеводам уездным не полагалось помощников в лице воеводских товарищей: при исполнении своих разнообразных обязанностей они могли рассчитывать лишь на помощь офицера при подушном сборе и канцеляристов. У троих уездных воевод, однако, не было даже офицера для сбора налогов (в Веневе, Дедилове и Ефремове). Только в одной уездной канцелярии (в Епифани) числился коллежский регистратор.
25 из 27 чиновников местных канцелярий Тульской провинции, включая воевод, прошли через военную службу, что было характерно для российского бюрократического аппарата середины XVIII века в целом. Среди них мы не видим титулованного дворянства и чиновников первых пяти классов по Табели о рангах, за исключением одного князя в должности полицейского, с рангом, правда, лишь гвардии подпоручика (X). Представителей дворянства «второго разряда» (по классификации С.М. Троицкого{468}), то есть
чиновников VI–VIII рангов, к которым должны были принадлежать и воеводы, мы насчитываем семь человек (26 процентов), причем из десяти воевод к ним относились только четверо. Остальные 19 чиновников, как военные, так и гражданские, имели ранги от IX до XIV. Собственно «гражданские» должности по административному управлению провинцией (вне зависимости от их рангов, военных в том числе) занимали 13 человек — 10 воевод, 1 воеводский товарищ, 1 коллежский асессор (VIII) при провинциальной канцелярии и 1 коллежский регистратор (XIV) при уездной канцелярии в Епифани.Несоответствие реальных рангов чиновников их должностям было явлением довольно распространенным{469}. Для достижения определенной правительством цели — единоначалия и строгой иерархии власти на местах — это обстоятельство могло быть, однако, чревато осложнениями. Потенциальным источником проблем могли стать главные помощники воевод — офицеры при подушном сборе.
Формально офицеры при подушном сборе были третьими, после воеводы и воеводского товарища, лицами в провинциальных канцеляриях и вторыми в канцеляриях уездных. Ю.В. Готье указывает, однако, что в указе 1736 года, вводившем должности офицеров при подушном сборе при администрации на местах, их обязанности и степень подчиненности воеводе не были точно определены. Воевода должен был иметь «за ними смотрение», контролируя их деятельность и отвечая за них перед высшим начальством{470}. Офицеры при подушном сборе помимо своих непосредственных обязанностей, связанных со сбором податей и недоимок, нередко занимались набором рекрутов, усмиряли крестьянские бунты, а также должны были заменять воеводу в случае его отсутствия. Готье приводит несколько случаев, когда офицеру при подушном сборе поручали вести следствие по делу воеводы, на которого поступила жалоба, и даже вступать в воеводскую должность в случае отстранения от нее воеводы{471}.
Случаи передачи воеводских полномочий в руки офицера при подушном сборе или поручения ему следствия над воеводой были, однако, немногочисленными и представляли собой чрезвычайный поворот в ходе определенного законом функционирования административной иерархии. Более того, они осуществлялись по прямому приказу сверху, шедшему от губернского начальства, что, хотя и подрывало авторитет воеводы, фактически сохраняло иерархическую пирамиду неприкосновенной. Однако ежедневные взаимоотношения в провинциальных и уездных канцеляриях между воеводой и его подчиненными выстраивались на основе, существенно отличавшейся от законодательного канона. И тут вступал в действие «человеческий фактор», то есть персональные качества и личные обстоятельства реальных людей, вынужденных поддерживать отношения по делам службы.
Намерение законодателя «давать провинциальным воеводам ранг полковничий, пока они воеводами будут» вытекало прежде всего из соображений соблюдения строгой иерархии на местах, чтобы у воеводы с подчиненными ему офицерами «не было распри»{472}. Мы уже видели, однако, что ни в провинциальной, ни в уездных канцеляриях Тульской провинции воеводы не имели положенного им по должности ранга полковника или майора соответственно. Вследствие этого офицеры при подушном сборе, среди которых было несколько майоров, оказывались нередко равны с воеводой или даже превосходили его по рангу. Так, офицер при подушном сборе в Тульской провинциальной канцелярии премье-рмайор Алексей Головачев превосходил по престижности и реальной значимости ранга провинциального воеводу коллежского асессора Квашнина-Самарина. Поручик Максим Ратаев, служивший при Епифанской уездной канцелярии офицером при подушном сборе, значительно превосходил в чиновной иерархии своего начальника воеводу Ивана Чоглокова, имевшего лишь ранг прапорщика{473}. При огромной значимости ранга в выстраивании иерархии отношений в среде русского дворянства превосходство подчиненного по рангу, особенно военному, над гражданским начальником не могло не создавать напряжения и проблем.
Табель о рангах устанавливала четкую субординацию чинов и рангов и предписывала систему взаимоотношений людей согласно им. Разделяя понятия чин и ранг, Табель использовала первый скорее для обозначения должности или позиции, на которую человек назначался для управления определенным видом деятельности, причем должность эта могла и не соответствовать рангу назначаемого, который понимался как действительно им выслуженная ступень в иерархии. Подобная ситуация специально оговаривалась для чиновников гражданской службы, которым строго предписывалось выслуживать ранги «летами», как в воинской службе, даже если они получали назначение на чин гораздо более высокий, так как иначе «сие в рангах будет оскорбително воинским людем, которые во многие лета, и какою жестокою службою оное получили, а увидят без заслуги себе равного или выше: того ради кто в которой чин и возведен будет, то ему ранг заслуживать летами, как следует»{474}. Для соблюдения правильного производства в ранги чиновников на гражданской службе устанавливался особый сенатский надзор. Согласно данному законодательству, тульские уездные воеводы, имевшие или получившие при назначении на свою должность (или, по петровской терминологии, чин) более низкие военные ранги, сохраняли их и должны были выслуживать майорский ранг, соответствовавший их должности.
Разделение на «лучшее старшее» дворянство и просто дворянство, пусть и потомственное, было законодательно утверждено тою же Табелью о рангах, которая однозначно провозглашала: «Все служители российские или чужестранные, которые осми первых рангов находятся, или действително были, имеют […] в вечныя времена лутчему старшему дворянству во всяких достоинствах и авантажах равно почтены быть…»{475} Это имело исключительно важное значение при любых официальных собраниях дворян, перечень которых включал практически все стороны общественной жизни, — не только при дворцовых церемониях и дипломатических приемах, но и «в чиновных съездах», собраниях в церкви, браках и погребениях, крещении и «торжественных столах», исключая лишь частные собрания родственников и друзей. Нет сомнений, что субординация в казенных учреждениях должна была строиться по тем же правилам. При таких законодательных установках уездному воеводе-прапорщику было, вероятно, необычайно сложно удерживать позицию «единоначального правителя» при столкновении по службе с майором при подушном сборе или рекрутском наборе и даже в частной обстановке при общении с любым отставным военным более высокого ранга — жителем подвластного ему уезда. Мы имеем подтверждение тому в официальном разбирательстве ситуации, возникшей в Костромской провинции в 1739 году, о котором рассказывает Ю.В. Готье. Во время рекрутского набора в Костромской провинциальной канцелярии воеводский товарищ «сел выше» и тем самым «взял первенство» над штаб-офицером при подушном сборе, имевшим ранг премьер-майора. Последний пожаловался московскому губернскому начальству, указывая, что он имеет «патент на ранг премьер-майора», а воеводский товарищ только на ранг капитана. «Признав заявления штаб-офицера правильными, губернские власти дали первенство ему», — заключает историк{476}. Осуществление помощником воеводы контроля над действиями подчиненного ему по штату офицера при подушном сборе становилось в этих условиях более чем проблематичным.