Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVIII века
Шрифт:
Подводя итог сказанному, отметим, что этот образовательный сектор ввиду недолговечности пансионов и редких проверок не поддавался государственному контролю. Можно было бы предположить, что дворянские дети получали именно то образование, которое для них предусматривали их родители. Однако и к этому предположению следует относиться с осторожностью. Родители, как и государственные инспекторы, очень редко интересовались качеством образования. Дети «исчезали», как правило, на несколько лет в пансионе в губернских городах, и об их успехах в образовании было мало что известно.
Предпосылкой для успешной карьеры на службе была грамотность. Где, однако, она приобреталась, предоставлялось решать дворянину самостоятельно. Екатерининские государственные школы с их стандартизованными учебными программами оставались непривлекательными. Всесословные школы превратились в школы без дворян, тогда как дворяне предпочитали обучать свое подрастающее поколение неформально. Что же касается женского образования, то екатерининской концепции — дать общеобразовательные навыки детям обоих полов — не суждено было воплотиться в жизнь. Дворянство — и здесь можно сослаться на пример Смольного института благородных девиц, служившего образцом для провинции, — предпочитало обучать будущих жен и матерей словесности и рукоделию{706}.
Многообещающими в карьерном плане и охотно посещаемыми были кадетские корпуса {707} . Их учреждение предусматривалось также и в провинции, что повышало шансы
128
Например, в Гродно (1797/1800), в Туле (1801) и в Тамбове (1802) — см.: Крылов И.О. Кадетские корпуса // Отечественная история. М., 1994. № 2. С. 434–437.
Реконструкция исторических жизненных миров провинциального дворянства в Российской империи XVIII века остается трудным предприятием, успех которого может быть обеспечен только с помощью микроисторических исследований. В дальнейшем изучении нуждается проблема воздействия образования на развитие индивидуализма в среде провинциального дворянства на рубеже XVIII и XIX веков{711}. Ответ на вопрос, какое образование считалось подобающим с точки зрения дворянства, стремившегося позиционировать себя в имперском пространстве XVIII века, зависит от различных контекстов. Если дворянин-землевладелец искал достойного положения для себя и своей семьи в рамках уездного дворянского собрания, то его ответ безусловно отличался бы от тех, что дали бы вращавшиеся в губернском городе или стремившиеся попасть на службу в Санкт-Петербург дворяне. Все они ориентировались по ситуации и выбирали образовательные модели с учетом достоинства, пользы, групповых социальных норм и требований государства, следуя при этом логике субъективной рациональности. Последняя безусловно не совпадала с рациональностью просветителей, во главе которых в России стояла Екатерина II. В свою очередь, адаптация «западных» моделей дворянской жизни и дворянского образования не являлась прямолинейным и равномерным процессом на уровне всей империи{712}. Тем не менее вплоть до начала XIX века все это имело немалое значение для устойчивости и дальнейшего развития образовательных традиций дворянства. В заключение выражу надежду, что мой краткий обзор дворянских представлений о моделях и значении образования в XVIII веке послужит импульсом для дальнейших исследований в этих областях.
Юлия Вячеславовна Жукова.
Наказы в Уложенную комиссию 1767—1768 годов как источник для изучения истории Орловского края [129]
Проявившийся в последнее время устойчивый интерес к осмыслению провинции как социального, культурного и политического феномена обусловил необходимость использования как можно большего количества самых разнообразных источников. К малоизученным и редко используемым в исследованиях, посвященных истории русской провинции, источникам следует отнести наказы Уложенной комиссии 1767–1768 годов. Хотя к ним обращались как дореволюционные, так и советские ученые, сведения, содержащиеся в наказах, анализировались обычно в масштабах всей Российской империи или значительных ее территорий. В советские времена особое внимание уделялось крестьянским и однодворческим наказам. С актуализацией национального самосознания стало уделяться внимание наказам отдельных регионов, прежде всего с инородческим населением {713} . В данной статье изучается возможность использования наказов, подготовленных для Уложенной комиссии 1767–1768 годов представителями различных сословий, проживавших на одной территории, в качестве исторического источника для локальных исследований. Особенности данного источника, а также перспективы его использования в таких исследованиях выявляются путем анализа наказов, подготовленных дворянами Орловского края. Для сравнительного анализа привлекаются наказы городских жителей региона, а также наказы, возникшие в других регионах. Краткий экскурс в историю социально-экономического развития и географического своеобразия Орловского края, предваряющий анализ наказов, необходим для уяснения содержания наказов и отражения в них интересов и нужд местного населения.
129
Настоящая статья подготовлена в рамках проекта «Культура и быт русского дворянства в провинции XVIII века», осуществляемого при поддержке Германского исторического института в Москве, и представляет некоторые результаты начального этапа исследований.
Территориально исследование ограничено Орловской губернией, учрежденной указом Екатерины II 28 февраля 1778 года. В трудах по истории этого региона его территория в «догубернский» период, как правило, определяется границами будущей губернии, то есть в ареал региона включаются Брянск, Севск, Трубчевск, Елец и другие местности, которые позднее войдут в состав Орловской губернии. Для обозначения этого ареала используются понятия «Орловский край» и «Орловщина». Это относится и к данному исследованию. Территория будущей Орловской губернии входила в состав центральных великорусских губерний и располагалась на северо-западной окраине черноземной полосы. На момент работы Уложенной комиссии 1767–1768 годов Орловская провинция, входившая в состав Белгородской губернии, включала в себя шесть уездов [130] , три из которых по губернской реформе 1775 года отошли к Тульской губернии. Одновременно в состав Орловской губернии были включены некоторые уезды, ранее принадлежавшие к другим провинциям. При изучении истории Орловского края традиционно принято говорить о 12 уездах [131] .
130
В состав Орловской провинции входили Мценский, Новосильский, Чернский, Белевский, Волховский и Орловский уезды. По губернской
реформе 1775 года Новосильский, Чернский и Белевский уезды были включены в состав Тульской губернии.131
Указ Екатерины предписывал включить в состав Орловской губернии 12 уездов, однако в Орловское наместничество, образованное 5 сентября 1778 года, вошло 13 уездов: Орловский, Карачевский, Брянский, Трубчевский, Севский, Кромский, Мценский, Ливенский, Елецкий, Малоархангельский, Волховский, Луганский (в 1782 году переименован в Дмитровский) и Дешкинский. В 1797 году были упразднены Дешкинский, Малоархангельский и Дмитровский уезды, а их территории распределены между соседними. Два последних были восстановлены в 1802 году. С этого времени до 1920 года Орловская губерния состояла из 12 уездов: Волховского, Брянского, Дмитровского, Елецкого, Карачевского, Кромского, Ливенского, Малоархангельского, Мценского, Орловского, Севского и Трубчевского (Справка административно-территориального деления // Государственный архив Орловской области: Путеводитель. Орел, 1998. С. 626–627).
В историческом прошлом Орловщина — это граница Киевской и Северо-восточной Руси, стратегически важное для торговли междуречье Днепра, Дона и Оки. До начала XVI века земли, входившие в состав так называемых Верховских княжеств, были предметом спора между Московским государством и Литвой. Активная колонизация Орловщины началась лишь в конце XVI века, спустя почти столетие после формального присоединения этой неспокойной территории, соприкасающейся с просторами Дикого поля. Большинство городов области возникли в конце XVI–XVII веке как укрепления для защиты южных рубежей Московского государства. Оборонный по преимуществу характер первоначальной военно-политической структуры региона обусловил и характер его заселения, и формы доминирующего землевладения, и социальный состав населения. Освоение земель здесь осуществлялось преимущественно пришлыми — служилыми людьми московского царя. Они получали здесь в основном не очень большие по размерам поместья и со временем превратились в весьма многочисленный слой мелкопоместного провинциального дворянства.
После того как Орловский край оказался в тылу ушедшей на юг русской колонизации, началось его активное земледельческое освоение. Результатом отказа от политики заказных городов стало в XVIII веке превращение края мелкого землевладения служилых по прибору в область распространения крупных земельных владений московских помещиков{714}. Благодаря созданию крупных поместий Орловщина становится известной своими «дворянскими гнездами» — от владений молдавского господаря Кантемира, основавшего город Дмитровск-Орловский, до усадеб Тургенева и Фета.
Местное сельское хозяйство на одном из ближайших к Москве массивов чернозема было вполне конкурентоспособным, и помещики предпочитали оброку барщину и отработки. Отходничество было развито слабо, за исключением менее плодородного северо-запада области. В промышленном отношении Орловщина не могла конкурировать с расположенными ближе к Москве территориями с исторически развитыми подсобными промыслами. Единственное исключение — пеньковое и канатное производство, в которых преобладал военный заказ. Агроклиматические условия запада Орловщины идеально подходили для выращивания основного сырья для пеньки — конопли. Аграрная специализация и усиливавшееся крепостничество не способствовали развитию городов. Только Орел, Мценск, Волхов, Кромы, Елец и Ливны — бывшие крепости, расположенные на основных притоках Оки и Дона, — постепенно превратились в торговые центры, отправлявшие хлеб в столицу и на экспорт через черноморские порты. Остальные города оставались местными центрами сельскохозяйственных районов с локальными торговыми и административными функциями. Основную часть населения Орловского края составляли крестьяне, 63 процента которых были крепостными. Однодворцы к середине XVIII века в связи с утратой их былых функций по охране границ практически уравнялись в положении с государственными крестьянами, хотя небольшая часть их продолжала удерживать в своих руках более крупные, чем у крестьян, земельные наделы и даже в раде случаев владела незначительным числом крепостных. К середине XVIII века на Орловщине насчитывалось 5062 дворянских имения. Вместе с городскими жителями дворянского происхождения в Орловском крае проживало от 25 до 30 тысяч дворян обоего пола. Процент городского населения был невелик{715}.
Историческое изучение Орловского края имеет обширную историографию: в работах дореволюционных, советских и современных исследователей изучались различные аспекты истории Орловщины, в том числе особенности жизни местного дворянства. Например, в исследовании Ярослава Евгеньевича Водарского представлен анализ количественного и историко-географического аспектов дворянского землевладения в Орловском крае {716} . Истории местных дворянских родов и отдельным ее страницам посвящено несколько сот работ — от монографий до газетных статей {717} . Значительный пласт исследований касается истории дворянских усадеб Орловского края. В основном это описания конкретных усадеб и их жителей {718} . Общей характеристики феномена орловской усадьбы пока нет. Одним из аспектов исследования проблемы является изучение истории и состава дворянских усадебных библиотек, которой занимались ряд исследователей, в том числе Алексей Серафимович Захаров, Владимир Алексеевич Власов, Василий Михайлович Катанов, Юлия Вячеславовна Жукова и другие {719} . Все эти материалы, однако, не представляют целостной картины дворянской жизни в губернии. Книга Марины Ивановны Лавицкой об орловском дворянстве во второй половине XIX — начале XX века {720} охватывает пореформенный период. Правда, предваряет исследование глава, рассказывающая о происхождении и эволюции дворянства и поместного землевладения Орловской губернии дореформенного периода, но дворянские наказы в екатерининскую Уложенную комиссию не используются в качестве источника. Кроме того, в приложенных схемах происхождение целого ряда дворянских родов, живших на территории края в XVIII веке и ранее, неверно отнесено к XIX веку. Даже в тех работах, которые хронологически захватывают XVIII век, начальным этапом исследования ученые определяют 1778 год — год учреждения Орловского наместничества — или от петровских времен сразу переходят к временам существования наместничества {721} . Такая ситуация, очевидно, обусловлена меньшим количеством источников за более ранний период и трудностями выявления этих источников, рассредоточенных по центральным и провинциальным архивам [132] . В этой связи важным представляется детальное изучение наказов, подготовленных для Уложенной комиссии 1767–1768 годов жителями Орловского края.
132
При образовании Брянской области материалы учреждений Брянского, Карачевского, Трубчевского и Севского уездов (в том числе ревизские сказки) были переданы в Государственный архив Брянской области; при образовании Липецкой области то же произошло с елецкими материалами (кроме ревизских сказок).
Дворянские провинциальные наказы как источник, конечно, знакомы исследователям истории Орловского края{722}. Заявка на глубокое и детальное изучение дворянских наказов была сделана Ольгой Евгеньевной Глаголевой{723}. В своей статье она определяет источниковедческие возможности дворянских наказов и кратко анализирует наказы Орловского, Карачевского и Волховского дворянства. Однако комплексного изучения наказов представителей всех сословий Орловского края до сегодняшнего дня не проводилось.