Дворянство. Том 2

— Передай хозяевам мои наилучшие пожелания.

Она встала, не чинясь и не играя. В отличие от позорного торга за Витору сейчас у лекарки не было красной пелены перед глазами, лишь спокойствие и деловитая мысль — к кому же теперь обратиться?

— Эй-эй, — чуть заволновалась повитуха. — А дело как же?

Елена молча и безразлично махнула рукой, ленясь тратить время на пустые слова.

— Да ладно! — сделала попытку тощая. — То для тебя не деньги!

Елена уже поднималась по скрипучей лестнице, когда в спину ей прилетело:

— Ну, хорошо, хорошо! Сколько дашь?

Лекарка остановилась и добросовестно подумала. Не оборачиваясь, произнесла скучным и деловитым голосом:

— Я дам тебе два золотых в серебре. «Солдатских». Не нравится — говорить не о чем.

— Ну, накинь хоть чуточку! — буквально взмолилась повитуха. — Мне же половину квартальным отдать надо, чтоб они провалились! — судя по звуку, тетка смачно плюнула прямо на пол. — На шестнадцать серебряных денежек особо не проживешь. Меньше чем за пять взяться не могу! Не дай Параклет бежать из города на сальных салазках придется.

— Четыре. И больше ни монетки сверху, — посулила рыжеволосая в пол-оборота. Увы, следовало признать, что в таком контексте цена не столь уж и завышена.

— Жадина, — горько вздохнула тетка, и стало ясно — торг состоялся. — Деньги вперед!

— Ага, щас, — по-мужицки цыкнула зубом Елена. — Треть вперед, остальное когда подступит время.

— Жадина, — повторила тетка, уже без всякой горечи, с деловитостью профессионала. И сразу перешла к делу. — Так чего надо то? Вытравить ребятенка, пол поменять или еще какую дельность сделать?

— За дуру меня не держи, — поморщилась Елена, возвращаясь к столу. — Пол в утробе не меняется. Каким заделали, такой и родится.

— Ну, так не все ж про то знают, — с прежней деловитостью и обескураживающей прямотой сказала тощая. — Если покупателю деньги кошель прожигают, чего бы не взять? А там как повезет.

— Ну да, встречу… ангела посредь улицы или нет, — переиначила Елена крылатое изречение. — Половина на половину.

— Вот, — согласилась тетка. — Так чегось будем?

Положительно, этот ходячий суповый набор Елене даже понравился, немного, самую чуточку, но все же понравился. Деловитостью, неприкрытой жадностью без скользких обводок, а также явным пониманием своего дела.

— Как тебя звать? — спросила лекарка.

— А как хошь, мне без разницы, — тут же отозвалась тетка. — Денежка прозвищ не различает.

В полуподвале не было, разумеется, никакого хронометра, но судя по сгоревшим свечам, разговор занял не менее часа. Елена кропотливо выспрашивала о родовых проблемах, тетка отвечала, вроде бы откровенно, ничего не скрывая. Лекарка злилась на себя за то, что не догадалась прихватить церу или бумаги для записей, столько разных нюансов оказалось в деторождении.

— А еще когда матка опущается, ее можно горшком вытянуть на прежнее место, — вещала безымянная повитуха. — Но то ненадолго. Однакож бабе облегчение дает пребольшое.

— Горшком? — не поняла Елена.

Анорексичка подробно описала процесс. Требовалось взять «махотку», то есть большой горшок с высоким горлышком, разогреть и поставить на живот в определенном месте. Остывая, горшок втягивал ткани как обычная медицинская банка, смещая матку обратно. Сняв остывший сосуд, живот обязательно требовалось правильно забинтовать, чтобы все не вернулось обратно, когда роженица встанет на ноги. Остроумное решение, подобранное эмпирическим путем на бесчисленных попытках.

Так, продираясь через мудреную смесь рабочих рецептов и дремучих суеверий, Елена приблизилась к главному вопросу — отчего умирают матери при кесаревом сечении?

— Да кто ж их знает! — искренне воскликнула повитуха. — То ж Параклет всем жизни отмеряет.

И задвинула косноязычную, но логически довольно стройную версию, дескать, людей на свете должно быть строго определенное количество, иначе они чрезмерно расплодятся и съедят всю провизию в мире. Поэтому, когда население умножается сверх меры, мудрый и суровый Параклет выравнивает баланс: одна жизнь приходит, одна уходит.

Сделали короткий перерыв, лекарка не решилась пить воду сомнительного происхождения и наверняка некипяченую, поэтому глотнула подкисшего молока, тетка уговорила кувшин легкого пива. Закусили краюхой и продолжили, обновив свечи. За следующий час придирчивых расспросов Елена составила в уме довольно причудливую картину. Со слов повитухи получалось, что сама по себе операция непростая, однако посильная, где-то на уровне ампутации конечности выше среднего сустава. То есть шансы откинуться у пациента хорошие, но при мастерстве хирурга и некотором везении процедура идет нормально. А вот затем… Затем девять из десяти рожениц погибали в первую послеоперационную неделю.

Сначала Елена решила, что видимо дело в «гнойном животе», то есть перитоните, это было вполне естественно при внутриполостной операции без антисептики и даже без перчаток. Однако симптомы подходили только частично. Повитуха, судя по всему, была опытным специалистом с большим стажем и хорошей памятью, она добросовестно вспоминала эпизоды, описывала картины грустной и мучительной гибели рожениц, но что-то здесь не сходилось… Елена тихо злилась, пытаясь понять, что именно и никак не могла вспомнить. Будто занозу вытащили из-под ногтя, а крошечное острие обломилось и раздражает. Вроде не очень больно, однако и не забудешь про него.

Не перитонит, не привычные послеоперационные осложнения, не шок. Должно быть еще что-то!

Видя, как нанимательница ушла в глубокие размышления, повитуха замолкла, громко захрустела подсохшей хлебной коркой. Судя по аппетиту, ее болезненная худоба имела причиной отнюдь не дефицит питания. Елена даже встала и заходила из угла в угол, ловя ускользающие догадки, но безуспешно. Все равно, что пытаться вспомнить забытый сон — он скользит по самому краешку сознания, а осмыслению не дается.

Еще одна неприятная истина, которую лекарка вынесла из разговора — без повитухи все же не обойтись. Была у женщины мысль пройти что-то вроде экспресс-обучения, может быть даже практикуясь на трупах и нищих больных, которым все равно никто не помог бы, так что хуже не сделать. Но нет… Доставать младенца из утробы, это не стрелы из кишок вытаскивать. Здесь требовалась мощная практика, которую за несколько недель организовать невозможно.

И все-таки — почему они умирают?..

Елена тихо выругалась, осознавая масштаб задачи. Тетка продолжала грызть хлеб, ожидая новых указаний и вопросов.